Владимир Богораз - Собраніе сочиненій В. Г. Тана. Томъ пятый. Американскіе разсказы [Старая орфография]

Впрочемъ, кромѣ медали, въ носильщикѣ нѣтъ ничего военнаго. — Баба у меня хворая, дѣти нѣту, — объясняетъ онъ, — живемъ, какъ попало. Только бы за квартиру заплатить. Когда зароблю, такъ поѣдимъ, а нѣтъ, такъ нѣтъ. У кого конь есть, тотъ заробляетъ. Вотъ мой хозяинъ возилъ камни въ Чечерскъ, взялъ четыре рубля, шутка?.. А я былъ за ямщика, мнѣ дали шестьдесятъ копеекъ.

— А гдѣ вы были во время погрома? — задалъ я вопросъ.

— У насъ въ Рою не было погрома, — вмѣшивается Шмуликъ. — Здѣсь не то что громилъ, — объясняетъ онъ, — здѣсь цѣлое войско можно кипяткомъ ошпарить.

Дѣйствительно, «Рой» въ сущности составляетъ одно огромное гнѣздо, и чужому человѣку сунуться сюда съ враждебными намѣреніями не очень безопасно.

Носильщикъ, какъ представитель старшаго поколѣнія, настроенъ менѣе воинственно, чѣмъ молодой маляръ.

— Когда былъ погромъ, — разсказываетъ онъ, — меня нанимали возить вапно (известь) въ Бѣлицу, давали карбованецъ, а я боялся. Потому тамошніе гои (христіане) весь свѣтъ переворачивали.

Бѣлица — крестьянское село въ четырехъ верстахъ отъ города. Молодежь изъ Бѣлицы работаетъ при желѣзнодорожныхъ мастерскихъ по ремонту и переноскѣ тяжестей, и эти рабочіе дали значительный контингентъ погромщиковъ.

— Докторъ Гракъ, дочка прохала, зайдите, пожалуйста, до насъ!

На порогѣ стоитъ старикъ безъ бороды, въ ватной ермолкѣ и одѣтый въ странный кафтанъ, повидимому, сшитый изъ стараго стеганаго одѣяла. Глаза у него страшные, въ бѣльмахъ, какъ будто подернутые бѣловатой пленкой. Носъ сильно испачканъ табакомъ. Впрочемъ, онъ шагаетъ по грязи такъ же увѣренно, какъ будто обладаетъ самымъ лучшимъ зрѣніемъ.

— Это Ландсманъ, домовладѣлецъ — объясняетъ мнѣ Гракъ.

Я думаю, что онъ шутитъ.

— Право, домовладѣлецъ, — увѣряетъ Гракъ. — Онъ рентой живетъ. У него четыре дома.

Въ жилищѣ домовладѣльца еще грязнѣе, чѣмъ у носильщика. Какія-то полураздѣтыя женщины прячутся за печью, какъ мокрицы. Грязные ребятишки ползаютъ по всѣмъ угламъ. У одного рахитическая голова и кривыя ноги, у другого на рукѣ отвалилось три пальца.

— Загналъ занозу, — объясняетъ мать, — потомъ напухло, стала большая гуля, и косточки стали вываливаться.

У третьяго на правомъ глазу бѣльмо, почти такое же большое, какъ у дѣда. Этого ребенка какъ будто только что вытащили изъ лохани. Онъ весь мокрый, и я бы не прикоснулся къ нему безъ щипцовъ.

Докторъ Гракъ безстрашно беретъ ребенка на руки.

— Что я здѣсь сдѣлаю? — сердится онъ. — Я вѣдь говорилъ разъ навсегда, приходите въ мою больницу.

Доктора Грака знаетъ все населеніе Рва, Кавказа, Америки и другихъ предмѣстій Гомеля. Пріемная его больницы постоянно полна бабами въ платкахъ и съ грязными дѣтьми на рукахъ. Три четверти его паціентовъ безплатны. Съ другихъ болѣе зажиточныхъ все-таки нельзя заработать даже «на воду къ кашѣ», бо бѣлорусскому выраженію. Впрочемъ, въ Гомелѣ обыкновенная плата докторамъ 40, 50 копеекъ за визитъ.

— Я присыпаю ему бѣльмечко сахаромъ съ имбиремъ, — говоритъ мать ребенка. — Хорошо, докторъ?

— Принесите его въ больницу, — терпѣливо увѣщеваетъ докторъ Гракъ, — я тамъ посмотрю.

— А что Юзикъ, ходитъ въ школу? — спрашиваетъ онъ мимоходомъ.

— Мы ему не мѣшаемъ, — отвѣчаетъ сдержанно дѣдъ. — Что же, справили ему пальточекъ, дали бѣлую рубаху, книжку. Каждую пятницу водятъ въ баню. Онъ баню любитъ, когда водятъ его, радуется…

Дома Ландсмана насилу стоятъ на своихъ курьихъ ножкахъ. Одинъ изъ нихъ окончательно разваливается и покинутъ квартирантами. Въ другихъ живутъ тряпичники, чернорабочіе, разносчикъ квасу, катеринщикъ, — послѣднее слово обозначаетъ шарманщика. Въ одной избѣ цѣлыхъ три плательщика. Каждый вноситъ рубля полтора, два. Въ общемъ Ландсманъ номинально собираетъ рублей десять въ мѣсяцъ, но на дѣлѣ его рента не составляетъ и половины. Онъ жалуется на худыя времена. Раньше былъ комитетъ, было съ кого получать, а теперь никто не хочетъ платить.

Комитетъ принадлежалъ обществу для пособія бѣднымъ, дѣятельность котораго сильно сократилась за послѣдній годъ благодаря всеобщему упадку дѣлъ.

— Развѣ они не ходятъ за мѣсячнымъ? — говоритъ докторъ Гракъ.

Во многихъ городахъ Западнаго края самые бѣдные жители въ началѣ каждаго мѣсяца ходятъ изъ дома въ домъ и собираютъ по нѣскольку копеекъ, пока не соберутъ два-три рубля, чтобъ заплатить за квартиру.

— Ходятъ даже по звонкамъ! — ворчитъ Ландсманъ, — да мнѣ не приносятъ. Я слѣпой.

Хожденіе по звонкамъ свойственно профессіональнымъ нищимъ, которые цѣлый день звонятъ у чужихъ дверей.

На порогѣ появляется старуха съ растрепанными волосами и вся въ перьяхъ, какъ будто ее только что вытащили изъ перины. Я видѣлъ ее раньше, это Мудрая Хана. У ней нѣтъ ни дома, ни семьи, и она промышляетъ раздергиваніемъ перьевъ по тридцать копеекъ за десять часовъ работы. Голова у Ханы не совсѣмъ въ порядкѣ, оттого ее зовутъ Мудрою.

— А, докторъ Гракъ! — говоритъ Мудрая Хана — скажите, докторъ, когда насъ опять будутъ грабовать?..

Докторъ Гракъ вздрагиваетъ и даже поднимается съ мѣста. Гомельская національная рознь оставила въ его сердцѣ открытую, вѣчно сочащуюся рану. Докторъ молчаливъ и сдержанъ, но мнѣ удалось разъ или два заставить его разговориться. По всему своему настроенію докторъ Хаимъ Гракъ народникъ, даже отчасти славянофилъ. Онъ считаетъ русскій народъ первымъ и лучшимъ въ свѣтѣ и убѣжденъ, что въ неминуемомъ будущемъ русская стихія зальетъ всю Азію и Европу. Въ этомъ его вѣра. Его любимая мечта уѣхать въ Вятскую губернію и сдѣлаться земскимъ врачомъ. Съ другой стороны, докторъ знаетъ по имени чуть не всѣхъ жителей Гомеля, постоянно хлопочетъ надъ школами, библіотеками, кассами взаимопомощи. Въ этомъ его дѣятельность и его любовь. Въ день погрома онъ нѣсколько разъ безуспѣшно пробовалъ содѣйствовать сокращенію установленной программы и для этой цѣли пробовалъ вести переговоры съ различными сберегателями порядка, гулявшими по улицамъ въ сопровожденія военнаго кордона. Въ концѣ концовъ докторъ очутился на другомъ концѣ города, на Либаво-Роменскомъ вокзалѣ. Для того, чтобы вернуться безопасно домой, ему пришлось прибѣгнуть къ заступничеству своихъ русскихъ знакомыхъ, случайно бывшихъ тамъ же. Такимъ образомъ, вѣра и любовь доктора Грака пришли въ конфликтъ при первой практической встрѣчѣ.

— Пойдемъ куда-нибудь!

Видъ этой грязи и нищеты дѣйствуетъ удручающе на мои нервы, и мнѣ хочется, по крайней мѣрѣ, перемѣнить мѣсто.

— Пойдемъ отсюда, — подхватываетъ Шмуликъ. — Зашли къ этимъ нищимъ, — ворчитъ онъ, едва выйдя изъ дверей. — Развѣ это люди? Пойдемъ къ нашимъ!

Маляръ Шмуль Волковичъ — типичный представитель гомельскихъ демократовъ. Ему девятнадцать лѣтъ, онъ черенъ, какъ жукъ, глаза у него веселые, и плоскій картузъ сдвинутъ на затылокъ. Русское простонародье носитъ въ Гомелѣ больше барашковыя шапки, и погромщики, съ которыми мнѣ пришлось разговаривать, называютъ такой картузъ жидовская кепка .