Владимир Богораз - Собраніе сочиненій В. Г. Тана. Томъ пятый. Американскіе разсказы [Старая орфография]

— Конечно, — можно, подтвердилъ я безъ особой увѣренности;.

Мнѣ внезапно показалось сомнительнымъ, что этотъ мрачный, рѣшительный, безпокойный человѣкъ пойдетъ въ своемъ дальнѣйшемъ развитіи по такому спокойному пути. Ибо наше время не благопріятно для идилій и скорѣе способно сдѣлать больными здоровыя души, чѣмъ оздоровить больныя. Въ мѣстечкѣ Бѣлицѣ, во время погрома, недужнымъ паціентамъ стараго уличнаго музыканта пришлось искать спасенія въ бѣгствѣ. Мнѣ было легче представить себѣ подвижную фигуру Гайскаго впереди какого-нибудь ночного патруля, чѣмъ во главѣ убѣжища для безпріютныхъ уличныхъ дѣтей.

Это былъ тоненькій мальчикъ, съ блѣднымъ лицомъ и большими голубыми глазами. Вся фигура его была хрупкая, какъ у дѣвочки. Ему было девятнадцать лѣтъ. Двигался онъ плавно и какъ-то неслышно, говорилъ тихо, почти шопотомъ. Быть можетъ, впрочемъ, на этотъ шопотъ повліяли тяжелые побои, вынесенные имъ во время ареста. Особенно на нѣкоторомъ разстояніи, Нейкинъ казался слабымъ, измученнымъ, надломленнымъ, какъ тростинка. Но при непосредственномъ разговорѣ впечатлѣніе измѣнялось. Большіе глаза Нейкина бросали искры и сіяли лучистымъ свѣтомъ, голосъ его звучалъ довѣрчиво и проникновенно, и во всемъ существѣ его было что-то привлекательное, почти магнетическое. Онъ уже не казался такимъ слабымъ, въ немъ проявлялась какая-то скрытая упругость, способная выдержать очень значительное давленіе.

Нейкинъ обвинялся по тяжкой статьѣ, ибо былъ арестованъ «съ оружіемъ въ рукахъ». Онъ просидѣлъ въ тюрьмѣ вмѣстѣ съ десятью другими столь же тяжкими преступниками почти до окончанія процесса, около шестнадцати мѣсяцевъ.

По поводу этого оружія предсѣдатель особаго присутствія спросилъ Нейкина:

— Скажите, подсудимый, зачѣмъ вы держали кистень въ рукавѣ?

Нейкинъ немного помолчалъ. — Говорить всю правду? — спросилъ онъ, наконецъ, своимъ тихимъ голосомъ.

Система защиты большей части подсудимыхъ состояла въ томъ, что они доказывали свое alibi и непричастность къ самооборонѣ. Почти всѣ они были арестованы совершенно наугадъ, и многіе дѣйствительно не имѣли отношенія къ дерзкой попыткѣ гомельской молодежи защитить еврейскіе дома отъ погрома.

— Конечно, говорите правду! — подтвердилъ предсѣдатель.

— Послѣ Кишиневской бойни, — тихо сказалъ Нейкинъ, — я рѣшилъ, что не дамъ зарѣзать себя такъ позорно и беззащитно, и потому я вооружился.

Относительно ареста Нейкина свидѣтель Вейсбандъ, помощникъ начальника вольной пожарной команды, далъ на судѣ слѣдующее характерное показаніе:

— Когда мы поѣхали съ вокзала, я и мой пріятель, офицеръ Зеленчиковъ, жандармскій ротмистръ крикнулъ намъ вслѣдъ — «Передайте, пожалуйста, полицеймейстеру, чтобы побольше жидовъ арестовывали!» — Но я сказалъ Зеленчикову: — «Неужели ты, Вася, пойдешь передавать полицеймейстеру?» Потомъ стали проѣзжать; видимъ, два солдата арестовали молодого еврея. Я опять сказалъ: «Вася, спаси этого человѣка!», потому что его били очень немилосердно. Онъ соскочилъ, отнялъ.

— Не бейте, — говоритъ, — такимъ боемъ нельзя бить!

— А видѣли вы оружіе, отнятое у этого еврея? — громко спросилъ прокуроръ.

— Какое же это оружіе, — сказалъ Вейсбандъ, — какая-то дѣтская игрушка…

Этимъ непочтительнымъ именемъ онъ окрестилъ вышеупомянутый кистень. Мнѣ тоже случилось видѣть нѣсколько такихъ кистеней, или, какъ ихъ называютъ въ Гомелѣ, еврейскихъ нагаекъ. Среди вещественныхъ доказательствъ фигурировалъ цѣлый ящикъ такихъ своеобразныхъ орудій. Ежедневно поступали все новые образцы, якобы находимые на задворкахъ еврейскихъ домовъ. Въ судѣ возникло даже предположеніе, что это новое вооруженіе фабрикуется ad hoc и представляется въ доказательство расторопности и для полученія награды.

Мнѣ говорили, что каждый городъ имѣетъ «нагайку» особаго типа. Дѣйствительнѣе всѣхъ бобруйскія нагайки. Относительно гомельскихъ мнѣнія раздѣлились. Посторонніе свидѣтели, во множествѣ прошедшіе передъ судомъ, упорно приравнивали ихъ къ дѣтскимъ игрушкамъ и говорили, что онѣ годятся только мухъ щелкать. Представители самообороны, а также представители обвиненія были другого мнѣнія, хотя, разумѣется, по совершенно различнымъ соображеніямъ.

Видѣнныя мною «нагайки» состояли изъ куска резины съ свинцовой гирькой, прикрѣпленной на концѣ; резина часто замѣнялась короткой спиральной пружиной, какія употребляются для зажима дверей. Такую нагайку носятъ въ рукавѣ и пускаютъ въ ходъ внезапнымъ размахомъ руки. Говорятъ, что «въ рукахъ спеціалиста» она можетъ пробить дюймовую деревянную доску. Однако, несмотря на всѣ разспросы, мнѣ не удалось узнать ничего положительнаго относительно реальнаго примѣненія еврейскихъ нагаекъ. Судя по опыту послѣднихъ лѣтъ, казачьи нагайки гораздо дѣйствительнѣе, и для того, чтобы дѣйствовать ими, не нужно спеціальнаго искусства.

— Мой дѣдушка состоялъ при лѣсной торговлѣ — разсказывалъ мнѣ Нейкинъ несложную исторію своей жизни, — но я ему говорилъ: не хочу стоять въ лавкѣ.

Я стремился поступить къ лѣсному матеріалу, потому что деревья чище людей, хотя въ лѣсу жизнь тяжелая. Былъ я въ лѣсу года четыре, потомъ дѣдушка заболѣлъ, я пріѣхалъ въ городъ на зиму. Тогда я нашелъ учителя за два рубля въ мѣсяцъ.

Въ одну зиму научился по-русски. Учитель совѣтовалъ, чтобы я пошелъ по ученію… Я сказалъ: «хорошо, я буду экстерничать!» Дѣдушка спросилъ меня, услыхалъ, что меня хвалятъ, размякъ. «Правда ли, — говоритъ, — что ты будешь носить такую шапку, какъ у студентовъ?.. Вотъ же Быстроноговъ докторъ, его мать блинами торговала. Въ углу на печкѣ онъ уроки училъ»… Тогда я сталъ учиться, два года учился, потомъ ходилъ на урокъ, имѣлъ три рубля въ мѣсяцъ. А квартировалъ у родныхъ.

Потомъ дѣдушка заболѣлъ ракомъ, потребовалъ, чтобы я сидѣлъ вмѣстѣ съ нимъ. Я сидѣлъ четыре мѣсяца. Оттуда я подумалъ, лучше работать что-нибудь ручное, хотѣлъ поступить на заводъ. Дѣдушка былъ недоволенъ, говорилъ: ты уже большой парень, надо поступать ученикомъ съ двѣнадцати лѣтъ. Тогда я ушелъ отъ нихъ, но сталъ сознательнымъ, поступилъ на механическій заводъ Дубинскаго, просто познакомиться съ работой. Думаю, къ чему-нибудь, можетъ, выстремлюсь.

Потомъ сталъ жить вмѣстѣ съ родными. Послѣ дѣдушки осталась пара сотенъ. Я бы, можетъ, уѣхалъ за границу. Тутъ пришло время погромное. Мнѣ, знаете, не довѣряли, потому что я маленькій. Оружія было мало, то мнѣ не давали. Нѣкоторое я самъ сталъ дѣлать, нагайки эти, одну сдѣлалъ для себя. Въ понедѣльникъ утромъ я былъ у вокзала. Вижу, еврейскій рабочій, его четверо русскихъ по мордѣ бьютъ. Онъ кричитъ: ой, ой! Я взялъ его, увелъ въ лавочку, еще не закрыта была. Но я былъ тамъ одинъ. Нашъ сборный пунктъ былъ у Большой Синагоги. Я пошелъ туда. Тамъ женщины, дѣти, масса. Мужчины кричатъ. Я сказалъ: Если будемъ здѣсь стоять и махать руками, ничего не выйдетъ. Пойдемъ туда! — Подошли къ монополькѣ, смотримъ, стоятъ двѣнадцать солдатъ съ ружьями на перевѣсъ и за ними толпа рабочихъ, уже громятъ. Пухъ летитъ, стекла звенятъ.