Владимир Богораз - Собраніе сочиненій В. Г. Тана. Томъ девятый. Передвинутыя души, — Кругомъ Петербурга [Старая орфография]

У него на сердцѣ дворяне… Ему льститъ, что земскій начальникъ обращается къ нему на вы.

— Изъ лавки у Стешова не выходитъ, — говорили свидѣтели. — Съ богатыми купцами за ручку здоровается. Его благодарятъ и называютъ опорой. Онъ обѣщаетъ заслужить.

Онъ былъ однимъ изъ организаторовъ погрома, но не удержался въ этой роли и перешелъ въ «активную борьбу». Это онъ нанесъ первый ударъ Романову.

Дальше идутъ простые исполнители. Чичеринъ служитъ у Стешова по разнымъ порученіямъ. Бывшій воръ, сидѣлъ въ тюрьмѣ. Козырыхинъ — комиссіонеръ Стешова; Федотовъ, единовѣрческій дьячокъ, фигура дикая. Во время погрома, по показаніямъ свидѣтелей, скакалъ передъ толпой на одной ногѣ, съ бѣлымъ флагомъ въ рукахъ.

На какой почвѣ возникла въ Горбатовѣ вражда между интеллигенціей и «народомъ»? Погромщики изъ подсудимыхъ говорятъ: на политической, пострадавшіе интеллигенты утверждаютъ: на экономической. Но дѣло въ томъ, что горбатовская экономика была въ то-же время и политикой. Тамъ наблюдалось въ полной мѣрѣ старо-русское единеніе основъ.

Горбатовъ хотя и городъ, но мѣсто отсталое. Онъ стоитъ въ сторонѣ отъ главныхъ русскихъ путей. Въ немъ нѣтъ даже прогимназіи, есть только нѣсколько начальныхъ училищъ.

Съ другой стороны, уже полтора вѣка въ Горбатовѣ и въ окрестностяхъ существуетъ значительное веревочное производство.

Формы этого производства старыя. Мелкіе заводчики имѣютъ раздаточныя конторы, раздаютъ пеньку рабочимъ и принимаютъ канатъ. Канатчики занимаются также земледѣліемъ и огородничествомъ.

Заработки чрезвычайно низкіе. Множество посредниковъ, коммерсантовъ, раздатчиковъ, маклеровъ, хозяевъ и хозяйчиковъ, мастеровъ и мастерковъ. Нравы тоже соотвѣтственные, старинные, московскіе нравы, описанные еще Герберштейномъ.

Точно такіе же нравы существуютъ и въ другихъ отсталыхъ центрахъ полукустарнаго производства, напримѣръ въ Кимрахъ.

Звѣриная эксплоатація, съ одной стороны, и полная продажность — съ другой. Общее невѣжество, общій развратъ, общій взаимный обманъ.

Это та самая затхлая мѣщанская среда, которая даже въ большихъ городахъ валомъ валила на первые публичные митинги, но спрашивала при этомъ ораторовъ съ тревогой и даже съ угрозой: «Чего вы хотите, что вамъ надо?»

— Зачѣмъ надо было разъяснять манифестъ? — спросилъ предсѣдатель суда свидѣтеля Фіалковскаго, судебнаго слѣдователя.

— Затѣмъ что по этому поводу шли кривотолки. Даже помощникъ бухгалтера Бобылинъ говорилъ: «Что такое свобода? — Кого хочу, того и изругаю». Это говорилось въ серьезъ, безъ всякихъ шутокъ.

Многіе изъ насъ были потомъ свидѣтелями, какъ эта мѣщанская, обывательская толпа пьянѣла отъ смѣлаго слова, какъ будто отъ вина, и вдругъ разбивала свои старые кумиры и создавала себѣ новые кумиры…

Эта перемѣна шла быстро и захватила многіе уѣздные города и захолустные посады, какъ о томъ свидѣтельствуютъ выборы въ Государственную Думу, первую и вторую.

Въ одномъ изъ южныхъ городовъ я видѣлъ человѣка, который пережилъ слѣдующую эволюцію.

Лѣтомъ 1905 года ѣздилъ съ депутаціей въ Царское Село, весною 1906 года привлекался по подозрѣнію въ принадлежности къ соціалъ-демократической партіи, а теперь, увы! состоитъ подъ подозрѣніемъ, уже съ другой стороны, какъ агентъ-провокаторъ…

Эта перемѣна, однако, не коснулась города Горбатова. Онъ, какъ былъ, такъ и остался. Горбатовскіе выборщики въ Государственную Думу были черносотенные.

Еще въ 1901 году горбатовскіе купцы учредили клубъ для карточной игры. Они пьянствовали, наливали пива въ рояль. Они протестовали даже противъ устройства любительскихъ спектаклей. Клубъ этотъ существуетъ и теперь.

Съ другой стороны, податной инспекторъ Владиславлевъ, устроитель земской раздаточной конторы, которая пыталась вести борьбу съ эксплоатаціей, говорилъ мнѣ, что съ городскими канатчиками нельзя было имѣть никакого дѣла. Они норовили сдавать негодный товаръ. Даже съ деревенскими кустарями, сравнительно болѣе честными, приходилось держаться насторожѣ и строго браковать сдаваемый канатъ.

Поставленное такимъ образомъ дѣло стало развиваться. Купцы платили рабочимъ 59 коп. съ пуда, а земская контора до 70 коп. съ пуда.

Въ первое же полугодіе получился оборотъ въ 18,000 руб. и чистая прибыль въ пользу земства 900 руб.

Земская контора сумѣла достать подрядъ у интендантства, преодолѣвъ затрудненія. Даже никакой взятки не было дано, хотя обычная норма считается 15 % валовой суммы. Зато заказъ былъ исполненъ безукоризненно, и придраться было не къ чему.

Дѣло это было поставлено такъ крѣпко, что даже теперь, когда всѣ другія начинанія горбатовской интеллигенціи разгромлены, это одно уцѣлѣла и существуетъ черезъ пень колоду.

Земскіе доходы слишкомъ плохи, и даже черносотенное земство не хочетъ отказаться отъ этихъ канатныхъ барышей.

Раздаточная контора была устроена весною 1904 года. Лѣтомъ 1905 года была устроена потребительная лавка, чайная трезвости, съ высокими потолками, съ газетами, съ граммофономъ…

— Мы всѣ работали, — говорилъ мнѣ г. Владиславлевъ. — Я самъ прибиралъ пьесы для граммофона.

Купцы стали коситься. Они говорили довольно прямо: «Зачѣмъ интеллигенція ссорится съ фабрикантами? Мирно жили».

Въ Горбатовскомъ уѣздѣ, кромѣ уѣзднаго города, лежитъ большое село Богородское. Это село является центромъ кожевеннаго производства. Оно люднѣе и промышленнѣе, чѣмъ городъ Горбатовъ.

Это село расположено здѣсь какъ будто нарочно, для удобства соціологическихъ сравненій, ибо оно типично для новой Россіи, какъ Горбатовъ типиченъ для старой.

Село Богородское съ самаго начала переживало всѣ перипетіи освободительной эпохи. Здѣсь была пропаганда, и были аресты. Въ апрѣлѣ 1905 года была забастовка, большая, успѣшная. Наконецъ, послѣ забастовки была военная экзекуція.

Организаторомъ забастовки былъ рабочій Согедъ, полякъ изъ Вильны, ибо у богатаго промышленника Равкинда было два завода, одинъ въ Вильнѣ, другой въ Богородскомъ, и рабочіе переходили съ одного завода на другой. Дѣло, такимъ образомъ, не обошлось безъ «инородца»…

Горбатовская интеллигенція принимала во многомъ посильное участіе. Такъ, 10 іюля при ея содѣйствіи былъ созванъ въ селѣ Богородскомъ экономическій совѣтъ съ участіемъ крестьянъ и рабочихъ. Засѣданія совѣта прошли ярко, съ подъемомъ. Крестьяне говорили рѣчи, разбирали газеты нарасхватъ. Старые крестьяне плакали «Боже мой, до какихъ дней дожили».

— Мы полагали, оно уже въ рукахъ, — говорилъ мнѣ простодушно одинъ изъ устроителей, — было въ рукахъ, кромѣ физической силы…

Апрѣльская забастовка прошла со стихійною силой.

Толпа рабочихъ въ 2–3 тысячи дефилировала по улицамъ. Шли непрерывные митинги.