Владимир Богораз - Собраніе сочиненій В. Г. Тана. Томъ девятый. Передвинутыя души, — Кругомъ Петербурга [Старая орфография]

Другіе старые умерли, женамъ пенсіи далъ, денегъ выдалъ поѣхать въ Россію. Недавно одного отпустилъ на четыре мѣсяца на отдыхъ съ жалованьемъ. Двѣнадцать лѣтъ работаетъ.

Фирма Горна недавно платежъ прекратила, я въ администрацію попалъ; стали рабочихъ расчитывать. Я говорю: такъ нельзя. Надо платить. Кто 8 лѣтъ работалъ, — четырехмѣсячную плату. Кто 6 лѣтъ работалъ, — трехмѣсячную плату. Полмѣсяца платы за годъ…

Что рабочіе бастуютъ, то я ихъ не обвиняю. Попробуйте утромъ вставать, въ шесть часовъ гудокъ, идти на работу, ничего не видѣть. Я это самъ понимаю. Встанешь утромъ, все болитъ, рука не держитъ молотокъ.

Но только я говорилъ рабочимъ: — „Не разоряйте фирмы. Вотъ мои капиталы, подѣлите, вамъ не хватитъ на мѣсяцъ. Голодные будемъ. А теперь я выплачиваю вамъ шестьдесятъ четыре тысячи. Это нашъ хлѣбъ“. Одни понимаютъ, другіе не понимаютъ…»

Рѣчи Мухтарова о разореніи фирмъ имѣютъ фактическое основаніе. Забастовки на Кавказѣ, можно сказать, вышли за предѣлы естественной растяжимости. Мнѣ указывали на это даже мѣстные соціалъ-демократы въ Тифлисѣ и въ Баку. Въ одномъ бакинскомъ районѣ въ 1907 году, когда волна забастовокъ нѣсколько спала, все-таки было 122 забастовки и 52 конфликта. Въ нихъ принимало участіе 25,160 человѣкъ. Они потеряли 667,867 рабочихъ дней. В. И. Фроловъ въ своемъ статистическомъ изслѣдованіи бакинскихъ забастовокъ приходитъ къ выводу, что забастовочное движеніе въ Баку развито шире, чѣмъ гдѣ бы то ни было въ мірѣ. На другой сторонѣ Кавказа, въ Батумѣ, въ результатѣ рабочихъ конфликтовъ многія предпріятія закрыты. Такъ, напримѣръ, заводъ Манташева (производство деревянныхъ ящиковъ для нефти) былъ перенесенъ въ Египетъ. Ящики теперь получаются изъ Александріи. Изъ общаго числа рабочихъ въ 11–12 тысячъ въ Батумѣ едва осталась 2–3 тысячи.

Въ Тифлисѣ по той же причинѣ закрылось кожевенное производство Адельханова, занимавшее 2,000 рабочихъ. Даже въ болѣе мелкихъ предпріятіяхъ полуремесленнаго типа наблюдалось то же самое. Напримѣръ, сапожная фирма Бояджанъ перенесла производство въ Петербургъ и оттуда посылаетъ въ Тифлисъ готовые сапоги.

Рабочіе тифлисскаго трамвая послѣ удачныхъ забастовокъ написали письмо Бебелю. Они разсказывали ему о своихъ успѣхахъ и спрашивали совѣта, что имъ дѣлать дальше.

Бебель отвѣтилъ въ томъ смыслѣ, что въ предѣлахъ капиталистическаго производства рабочіе должны беречь предпріятіе, въ которомъ работаютъ, и не стремиться къ его разоренію.

Но, когда я былъ въ Тифлисѣ, рабочимъ пришлось перейти изъ наступательнаго положенія въ оборонительное, и управленіе трамвая устроило локаутъ. Дѣло тотчасъ же осложнилось вмѣшательствомъ администраціи и союза русскаго народа, арестами, высылками делегатовъ. Потомъ управляющій трамвая, въ виду настроенія рабочихъ, ѣздилъ къ генералъ-губернатору хлопотать за арестованныхъ. Потомъ было покушеніе на управляющаго. Въ свою очередь трамвай не исполнилъ обязательствъ предъ городской управой, и она наложила на него штрафъ въ 70,000 рублей. Трамвай отказался платить. Намѣстникъ по ходатайству бельгійскаго посланника тоже вмѣшался: трамвай построенъ на бельгійскія деньги.

Однимъ словомъ, современная русская исторія во всей своей почти художественной запутанности.

Въ бакинскомъ раіонѣ тоже назрѣваетъ локаутъ. Не знаю только, когда онъ разразится…

— Образованіе надо, — говорилъ Мухтаровъ, — выучимся немного, будемъ не такіе дикіе. Прямо говорю, надо драть, съ кого попало, школы устраивать. Вы, Ахметъ-Бекъ, даже про Тагіева неправильно писали, ругали его въ газетахъ, онъ всѣмъ стипендіатамъ отказалъ. Вы бы лучше хвалили его: «Мой милый хаджи!»

Агаевъ дипломатически ухмыльнулся. — Вы, Муртуза, почему не любите, чтобы васъ хвалили.

— Я другой человѣкъ. Я просто даю. А если Тагіеву письмо напишу, тоже отказу нѣтъ. Пошелъ хлопотать за студента одного. — «Ахъ, — говоритъ, — я васъ увѣряю, не надо учить ихъ, дикарей». Все-таки согласился пополамъ. — «Охъ, — говорю, — вѣдь я противъ васъ муха. Стыдно будетъ». — «Ну, — говоритъ, — присылай его». Понравилась ему похвала.

Агаевъ молчалъ съ кислымъ лицомъ. Въ 1903 году онъ работалъ въ газетѣ «Каспій», основанной на деньги Тагіева. Еще въ 1905 году онъ основалъ первую газету «Кейяцъ» (Жизнь) при содѣйствіи Тагіева. Вскорѣ послѣ того пути ихъ разошлись. Тагіевъ основалъ черносотенную татарскую газету «Таазе-Гайацъ» (Новая Жизнь). И изъ тринадцати послѣдовательныхъ газетъ Агаева четыре были закрыты по хлопотамъ татарской черной сотни.

Мухтаровъ посмотрѣлъ на скучное лицо Ахметъ-Бека и вдругъ засмѣялся.

— Ну, полно дуться. Пойдемъ лучше, я покажу вамъ ханскій садъ.

Мы вышли и стали спускаться къ морю по ужасной дорогѣ, похожей на каменоломню.

— Я хотѣлъ здѣсь улицу сдѣлать, — говорилъ Мухтаровъ, — вымостить какъ слѣдуетъ, да не могу съ сосѣдями справиться. Я отодвинулъ стѣну, а онъ взялъ да свою придвинулъ. Я ему говорю: «Асугаевъ, сколько ты на Маруську денегъ потратилъ, дай что-нибудь на дорогу».. Ничего не далъ. Говоритъ: «Наплевать мнѣ на твою дорогу и на все общество…»

Ханскій садъ былъ большой, въ 10 десятинъ. Это прекрасное имѣніе когда-то принадлежало владѣтельному князю изъ парсовъ-огнепоклонниковъ. Лѣтъ 40 тому назадъ администрація предлагала татарскимъ крестьянамъ купить его за 300 рублей. Они отказались. Имѣніе досталось армянину. Но въ 1905 году оно было совершенно разорено татарами. Мухтаровъ купилъ землю и остатки зданій за 6,000 рублей. Это тоже было дешево, принимая во вниманіе высокое достоинство фруктовъ и виноградниковъ.

Мухтаровъ показалъ намъ развалины ханскаго дворца. Вездѣ были контрфорсы, толстые каменные щиты, бойницы… На землѣ валялись обломки алебастровыхъ плитъ съ татарскими и фарсійскими надписями.

— Здѣсь осаждали его мусульмане, — говорилъ Мухтаровъ, — приступомъ взяли.

— А куда онъ дѣвался?

— Въ Баку убѣжалъ.

— Кто, князь?

— Не князь, армянинъ. Армянина осаждали.

Оказалось, что все это разрушеніе произведено только два года тому назадъ, и плиты съ надписями тоже разбиты современными вандалами.

— Здѣсь у него былъ виноградный заводъ, — разсказывалъ Мухтаровъ. — Они домъ разбили, половину виноградника вырубили, алебастровые чаны молотками расколотили. — Я опять устрою заводъ, — рѣшительно сказалъ Мухтаровъ. — Чихирь стану давить.

— А что мусульмане скажутъ? — засмѣялся Агаевъ.

— Посердятся, потомъ привыкнутъ. Ко многому привыкаютъ. Дастъ Богъ будутъ духанщики изъ мусульманъ.

Въ этомъ пока крайняя степень татарскаго экономическаго идеала. Собственное винодѣліе и татарскій кабатчикъ. Пьютъ татары и теперь здорово, но духановъ еще не содержатъ.