Владимир Богораз - Собраніе сочиненій В. Г. Тана. Томъ девятый. Передвинутыя души, — Кругомъ Петербурга [Старая орфография]

Я встрѣтилъ его въ Нижнемъ, въ пріемной комнатѣ редакціи «Вѣстника». Лицо у него было суровое, злые глаза, крѣпкій круглый черепъ. На немъ былъ короткій пиджакъ, синяя рубашка и штаны съ бахромой внизу.

— Позвольте рекомендоваться, — сказалъ онъ: — я — Аргонавтъ.

— Какой Аргонавтъ? — спросилъ я довольно откровенно, — я не понимаю.

— Аргонавтъ — корреспондентъ: еще Грандъ, Пикъ. Есть папиросы Пикъ, такъ вотъ. Это все мои имена.

— Какія папиросы? — спросилъ я еще разъ. Мой собесѣдникъ меньше всего походилъ на коммиссіонера табачной фабрики.

— Ахъ, Господи, — сказалъ онъ съ оттѣнкомъ нетерпѣнія. — Дѣло не въ папиросахъ. Это все мои газетныя имена. Пикъ-Грандъ-Аргонавтъ, вольный газетчикъ, вашъ коллега.

— Очень пріятно, — сказалъ я примирительнымъ тономъ. — Извините, пожалуйста, я не здѣшній.

— Я тоже не здѣшній, — объяснилъ Пикъ-Грандъ-Аргонавтъ. — Сегодня пріѣхалъ… На тормазѣ, — прибавилъ онъ, помолчавъ.

Я ничего не сказалъ.

— Не думайте, — быстро прибавилъ Пикъ-Грандт и такъ далѣе, — что я — по безденежью. То есть, конечно, у меня нѣтъ денегъ. Семь копеекъ въ карманѣ и греческая монета. Но я ѣзжу на тормазѣ изъ любви къ спорту…

— Трудный спортъ, — сказалъ я съ нѣкоторымъ сомнѣніемъ.

— Пустяки, — возразилъ Пикъ-Грандъ. — Одинъ разъ на тормазѣ, а то больше въ товарномъ вагонѣ или верхомъ на нефтянкѣ.

— Позавчера кондукторъ меня замѣтилъ, — разсказывалъ Пикъ-Грандъ, — и тоже полѣзъ по крышамъ. Надлѣзъ до моего мѣста и сверху кричитъ: «Слазь долой». Я, говорю, не для того садился. Стану я слазить для всякой морды.

— Откуда вы? — спросилъ я съ понятнымъ любопытствомъ.

— Конечно съ Кавказа, — сказалъ Пикъ-Грандъ. — Откуда больше. Проѣздомъ…

— Куда же вы ѣдете?

— Въ Петербургъ!

— Развѣ это дорога въ Петербургъ?

— Всѣ русскія дороги ведутъ въ Петербургъ, — сказалъ Пикъ-Грандъ сентенціозно. — Я заѣхалъ сюда, чтобы денегъ разжиться. Въ родѣ аферы.

«Плохая афера», подумалъ я.

Контора «Вѣстника» уже три мѣсяца не платила даже за бумагу, не говоря о сотрудникахъ.

Я внимательно оглядѣлъ моего собесѣдника. Онъ былъ брюнетъ, но глаза у него были сѣрые, носъ башмакомъ и какая-то особенная русская неуклюжесть.

— Вы не грузинъ, — сказалъ я полуутвердительно.

— Что?.. Говорите громче. Я не слышу на это ухо. Контуженъ подъ Мукденомъ.

— Что!?.. — тотчасъ же прибавилъ онъ на два тона выше. — Я грузинъ?.. Черта съ два. Я русскій дворянинъ, Сергѣй Ивановичъ * * *, — онъ назвалъ громкое историческое имя. — Но я не признаю дворянства, — прибавилъ онъ, тотчасъ же успокоившись.

— А что на Кавказѣ дѣлается? — спросилъ я.

— Денегъ не платятъ, — тотчасъ же сказалъ мой собесѣдникъ, — редакціи то-есть. Это и дѣлается. Всѣхъ нашихъ заработковъ не хватитъ блоху прокормить… — Это вы виноваты, — прибавилъ онъ неожиданно.

— Почему я?

— Всѣ вы съ вашими днями свободы. Сколько денегъ зря истратили. Теперь ни одного издателя нѣтъ. Была полнокровная пресса. Теперь стала совсѣмъ малокровная.

По существу дѣла онъ былъ правъ. Русская литература за послѣдніе три года истратила всѣ свои деньги, милліоновъ десять рублей или болѣе. Издательство c.-д., издательство с.-p., «Донская Рѣчь», «Колоколъ», новыя газеты, закрытія, штрафы. Съ точки зрѣнія доходовъ всѣ эти деньги были истрачены зря, зарыты въ землю… на заднемъ дворѣ полицейскихъ участковъ.

Я все-таки счелъ за лучшее огрызнуться. — Вы, небось, не тратили. Навѣрное тоже издавали газету?

— Издавалъ, — признался Пикъ-Грандъ и поникъ головой, — въ долги вошелъ. Никому не заплатилъ.

— Славное было время, — сказалъ онъ вдругъ. Я одного пристава посадилъ на семь сутокъ при гауптвахтѣ.

— Вы… посадили?.. — признаюсь, въ голосѣ моемъ звучало сомнѣніе.

— Не посадилъ, но заставилъ посадить, — отчеканилъ Пикъ-Грандъ. Лицо его имѣло гордое выраженіе. — Пресса — сила, вы что думаете….

— Разскажите, какъ это случилось? — попросилъ я.

— Видите ли, — началъ Пикъ-Грандъ. — Это случилось въ дни свободы. To-есть въ другихъ мѣстахъ еще были дни свободы. А у насъ ввели военное положеніе и назначили генералъ-губернаторовъ. Этого пристава назначили генералъ-губернаторомъ третьей части нашего города, на Новомъ Базарѣ. Грязь, я вамъ скажу, невылазная. Онъ посмотрѣлъ, посмотрѣлъ и издалъ обязательное постановленіе: «Господа домовладѣльцы обязуются устроить черезъ дорогу деревянные мостки. Нарушеніе сего моего постановленія, по законамъ сего времени, будетъ караемо штрафомъ до трехъ тысячъ рублей или тюремнымъ заключеніемъ не свыше трехъ мѣсяцевъ». Принесли намъ это постановленіе въ хронику. Я подумалъ и напечаталъ. А кромѣ того закатилъ передовую статью: «Отдавая должную дань энергіи господина временнаго начальника, сожалѣемъ, что его постановленіе прислано намъ въ составъ хроники. Мы предпочли бы помѣстить, его среди распоряженій правительства». Приставу очень понравилось, но старшій генералъ-губернаторъ — общій городской, — прочелъ и взбѣленился. Тогда пристава посадили на семь сутокъ. А насъ закрыли.

— А тепло на Кавказѣ? — сказалъ я почти невзначай. Проливной дождь барабанилъ въ окна. Это, должно быть, навѣяло мнѣ мой неожиданный вопросъ.

— Чудной вы человѣкъ, — сказалъ Пикъ-Грандъ. — Что изъ того, что тепло, когда денегъ не платятъ? Я вѣдь вамъ говорилъ. Не вѣрите, такъ посмотрите.

Онъ извлекъ изъ кармана и подалъ мнѣ листокъ бумаги. Это было печатное объявленіе. Оно и теперь находится въ моемъ владѣніи. Объявленіе это гласитъ: «Судебный приставъ при хайтумскомъ мировомъ отдѣлѣ симъ объявляетъ, что 8 марта сего 1908 года въ г. Хайтумѣ будетъ продаваться съ публичнаго торга движимое имущество, а именно право на изданіе въ г. Хайтумѣ ежедневной газеты: „Хайтумскій Вопль“, описанной на удовлетвореніе С. И. * * * по исполнительному листу за № 339 на сумму 63 р. 70 к. Подлинный подписалъ судебный приставъ Д. Алайшвили».

Внизу была напечатана еще одна подпись, довольно странная: «Съ подлиннымъ вѣрно: Пикъ-Грандъ-Аргонавтъ».

— Я описалъ у нихъ право издательства, — сказалъ Пикъ-Грандъ.

— Эка, нашли что описать, — возразилъ я.

— А какъ же сдѣлать, — сказалъ Пикъ-Грандъ, — когда у нихъ ничего другого не было?..

— Такіе подлецы, — заговорилъ онъ уже возмущеннымъ тономъ, — я у нихъ писалъ обѣими руками, сочинялъ въ день три захватывающихъ фельетона и еще одну хроникерскую замѣтку, а они дали мнѣ десять рублей авансу, а дальше nichts.

— А вы бы построчно, — посовѣтовалъ я..

— Да, построчно, — проворчалъ Пикъ-Грандъ. — Такая расцѣнка… Раньше платили двѣ копейки за строчку, потомъ полторы, потомъ копейку, а теперь дробями даютъ, три копейки за пять строкъ.