Владимир Богораз - Собраніе сочиненій В. Г. Тана. Томъ девятый. Передвинутыя души, — Кругомъ Петербурга [Старая орфография]

Мы сотворяемъ ихъ вмѣстѣ съ женщиной и передаемъ имъ все то, что получили отъ предшественниковъ, и то, что сами открыли и создали. Надежда наша въ томъ, что каждое новое поколѣніе будетъ хоть на одну іоту лучше предшествующаго».

Я зналъ многихъ скопцовъ въ Россіи и въ Сибири. Всѣ они были жалкіе, злые, полные скорби и ненависти. Ибо они сознавали себя вѣтвями, отсѣченными отъ общаго зеленаго дерева цвѣтущей человѣчности. Зачѣмъ же налагать на себя добровольныя узы духовнаго скопчества? Женоненавистники были всегда также человѣконенавистники.

— Женщина природная проститутка, — сказалъ докладчикъ вслѣдъ за юнымъ погибшимъ философомъ. 23 года было Отто Вейнингеру.

А я спросилъ себя: что знаютъ такіе молодые люди о проституціи? Безъ всякой улыбки спросилъ, безъ лукаваго умысла. Молодые философы живутъ съ книгами и не ходятъ на улицу. Проституція — это чудовище, она не приходитъ въ свѣтлыя залы на интересныя лекціи. Она ходитъ по улицѣ, волочитъ хвостъ по грязной слякоти.

Рядомъ съ литературнымъ обществомъ, стѣна въ стѣну, помѣщается шато-кабакъ послѣдняго разбора.

Входъ стоитъ двугривенный, вмѣстѣ со сборомъ на благотворительность, ибо устроено изстари, что порокъ, даже нищій, долженъ платить на благотворительность. Здѣсь собираются дешевыя проститутки, гулящія горничныя, коты, шуллера и всякій сбродъ.

И когда послѣ доклада я вышелъ на улицу, меня потянуло на красный фонарь сосѣдней двери, и я поднялся по лѣстницѣ, чтобы посмотрѣть на проституцію. Темно было въ залѣ и грязно, и даже немного жутко. Лица мужчинъ были странныя и пьяныя. Одинъ былъ въ бѣломъ воротничкѣ, но безъ галстуха. А у другого былъ галстухъ безъ воротничка на грязной шеѣ, надъ вырѣзомъ фуфайки.

Женщины по своему обычаю ходили парами, блондинка съ брюнеткой, какъ это заведено еще аѳинскими гетерами. И когда я вошелъ въ буфетъ, одна пара загородила мнѣ дорогу.

— Застава, — говорили онѣ, — заплатите что-нибудь.

Я хотѣлъ пройти, но онѣ удержали меня съ ласковой и злобной настойчивостью, какая свойственна голоднымъ проституткамъ.

— Помѣщикъ, — сказала одна, — угостите по рюмочкѣ.

— Хоть чаемъ, — сказала другая. — Мы съ вечера не пивши.

— Мы безработныя, — сказала первая съ серьезнымъ лицомъ.

Я угостилъ ихъ «по рюмочкѣ» и чаемъ, и черезъ четверть часа онѣ сидѣли за столомъ и ѣли горячее мясо. Голодныя онѣ были до крайности, какъ волки или вороны. Ѣли и захлебывались. Пальцы ихъ скрючивались и сами тянулись къ хлѣбу и остаткамъ соуса. И пока онѣ ѣли, я разсматривалъ ихъ лица. Блондинка была молодая, худая и страшная. Ея сѣрое лицо было покрыто мучнистымъ налетомъ, и время отъ времени она хваталась за грудь и кашляла.

— По участкамъ водятъ насъ, — сказала она въ объясненіе, — сажаютъ до утра. Платьишко одно — поневолѣ бережешь. Поднимешь подолъ и сядешь голымъ тѣломъ на голый камень. Отъ того и кашляемъ…

Брюнетка была высокая и стройная и, должно быть, прежде красивая. У ней была открытая шея и блѣдное лицо, до странности знакомое.

«Гдѣ я видѣлъ это лицо?» — вспоминалъ я и не могъ вспомнить.

— Что, наѣлись? — спросилъ я, когда мясо исчезло.

Брюнетка кивнула головой.

— Озябла я… Угостите еще по рюмочкѣ.

Она тяжело вздохнула.

— О чемъ вы вздыхаете? — спросилъ я.

— Вы думаете не о чемъ, — отозвалась она. — Съ людями смѣешься, домой придешь, слезами плачешь.

— На что плакать, — сказала задорно блондинка.

— Ну, не надо, — согласилась брюнетка.

Она выпила еще рюмку, и развеселилась, и ударила блондинку по плечу.

Блондинка охнула и болѣзненно сморщилась.

— Что съ вами? — спросилъ я съ удивленіемъ.

— Рана у меня на плечѣ, — сказала блондинка. Она разстегнула платье и обнажила откровенно плечо.

На плечѣ былъ глубокій кровавый порѣзъ, полуприкрытый чернымъ пластыремъ.

— Отчего это? — спросилъ я.

— Ванька Сухой на углу ударилъ ножомъ, — объяснила она, какъ ни въ чемъ не бывало, — хочетъ заставить, чтобъ я ходила съ нимъ… Да не на таковскую напалъ, — прибавила она, сверкнувъ глазами.

Въ этихъ женщинахъ не было ничего чувственнаго, ничего завлекательнаго. Жалкія онѣ были, и страшныя, и глубоко несчастныя. Въ ямѣ онѣ были, глубокой и черной, такъ низко, что, глядя на нихъ, кружилась голова и казалось, что тоже падаешь.

— Тяжелая наша служба, — сказала блондинка. — Дѣвица, что извозчикъ. Пока три рубля не выработаешь, хозяйка ночевать не пуститъ.

И странно прозвучало казенное слово: служба въ этомъ шумномъ, безпутномъ притонѣ.

Брюнетка молчала и сидѣла недвижно, какъ статуя.

«Гдѣ же я видѣлъ это знакомое лицо»…

Я вспомнилъ. Я видѣлъ его въ старой книгѣ, на заглавной страницѣ.

И то было лицо героини и мученицы.

Тѣ же пышные волосы и большіе глаза. Но тѣ глаза даже на бездушной бумагѣ горѣли суровымъ вдохновеніемъ. И лобъ былъ глаже, и щеки моложе. А это лицо покрыто странными тонкими морщинками. То лицо было, какъ будто изъ мрамора, а это изъ воска. И его подержали надъ огнемъ, и оно оплавилось.

Но эта женщина, быть можетъ, тоже могла бы записать свое имя въ героическую лѣтопись. Кто помѣшалъ ей? Кто сбросилъ ее въ эту зловонную черную яму, откуда нѣтъ выхода? Кто сдѣлалъ ее рабою, двуногой клячею?

«Сама виновата, сама проститутка»… Старый отвѣтъ. Мы знаемъ давно, — виноваты слабые. Кто упалъ на землю, того надо топтать ногами. Еще Аристотель сказалъ: «Рабы такъ и рождаются рабами отъ природы». Правда ли это? Проституція — это зло большое, невыносимое. Но безполезно искать виноватаго. Довольно того, что это зло существующее. Много на свѣтѣ зла существующаго, неразумнаго. И незачѣмъ увеличивать его тяжесть взаимными обвиненіями. Или если угодно, всѣ виноваты, мужчины и женщины, виноватъ воздухъ, которымъ мы дышимъ, виновата земля, по которой мы ходимъ.

Гегель сказалъ: «Все существующее разумно».

Вмѣсто этого можно поставить, какъ философское правило: «Все существующее неразумно». Прекрасно приспособлено одно къ другому, но неразумно. Разумно только желаемое. Нашъ идеалъ. Тотъ планъ, по которому мы желаемъ перестроить вселенную. Мы внѣдряемъ его въ дѣйствительность силой нашей воли и нашего рѣшенія, шагъ за шагомъ, въ борьбѣ со стихіями. Въ этомъ состоитъ законъ исторіи. Но въ объективныхъ законахъ матеріи, слѣпыхъ и бездушныхъ, заложено стремленіе, вѣчно идущее отъ простого къ сложному, отъ низшаго къ высшему, отъ менѣе совершеннаго къ болѣе совершенному, отъ существующаго зла къ грядущему благу. Нашъ планъ только отраженіе великаго плана мірозданія. Наше стремленіе часть мірового стремленія. Борьба этого стремленія съ косностью силы и матеріи составляетъ вѣчную динамику прогресса.

Въ этой борьбѣ мы должны искать не враговъ, а союзниковъ. Женщина это союзникъ, это участникъ борьбы. Мы связаны вмѣстѣ и надо идти вмѣстѣ волею и даже неволею. Что изъ того, что настоящее черно, — потомъ будетъ свѣтлѣе. И если на нашихъ ногахъ путы, то надо сбросить ихъ, или тащить съ собою, пока онѣ изотрутся о камни дороги и сами спадутъ. Per aspera ad astra — общій путь для М. и для Ж.