Виталий Захаров - Раскаты

Наутро вышла она в путь затемно и уже за околицей немножко поругала себя, что поторопилась: санный след на плохо наезженной дороге был едва виден, ноги соскальзывали с него и проваливались по самый верх валенок. Снегу немало навалило нынче, да не было оттепели, вот и не образовался наст. Отвела было Марья шаль от глаз, чтоб щелка была пошире, — дышать стало трудно, и щеки защипало сразу, невозможно ухватист был мороз. Но и краешком не мелькнула мысль вернуться, переждать до света, а то и до завтра, чтоб доехать на подводе, говоренной председателем. Шла и шла, понимая, что в ходе хорошем угрев ее и спасенье. Думать об этом не думала она, просто знала — как ни на то, а полста зим позади, — как знала и то, что вот доберется до Дубняков, там сразу и поддастся воздух. Хоть и трещат деревья, птицы падают с веток, а все не так силен в лесу мороз, что-то забирает из него лес.

Не хотела Марья думать о деньгах, засунутых под шубу, но мысли настырно возвращались к ним. Кому их отдать — она решила еще дома: отдаст она их товарищу Васильеву из райкома. Товарищ Васильев, будучи как-то в Синявине, цельный час просидел у крыльца Железиных вместе с Сергеем и Захаром Сидоркиным, о жизни говорили. Тогда и познакомилась с товарищем Васильевым Марья, душевный он человек, ему и надо отдать деньги, больше некому. Отнесет она деньги, а имя свое не скажет. Вот как надо делать, ежели ты от сердца делаешь… Но все это товарищу Васильеву не объяснишь. Что же про эти деньги сказать?.. Нет, ничего нельзя придумать, врать она не горазда. И, уже подходя к Суре, махнула Марья в уме рукой: а-ай, подойдет вот к райкому, там видно будет.

Оно и видно стало. Только ступила она за железные дверца райкомовских ворот, глянь — садится товарищ Васильев в машину. Марья проследила, как прытко развернулась, проскочила воротца и покатила по улице машина, и тогда уже смело шагнула к высоким дубовым дверям райкома.

Секретарь Речновского райкома партии Васильев вернулся из военкомата — сотый, наверно, раз держал за полгода напутственную речь перед призывниками и мобилизованными — через час с небольшим. Первый секретарь болел, дел было невпроворот, и он с ходу прошел было в кабинет, но исполнительная секретарша Софья Стефановна задержала его словами:

— Герольд Аристархович, тут приходила какая-то женщина. Просила передать вам лично в руки вот это.

— Какая еще женщина? — Васильев подошел к столу, подержал сверток и недоуменно пожал плечами. — Что тут? Разверните.

Софья Стефановна, женщина в годах и многое повидавшая в жизни, ойкнула и вытаращила глаза, когда на стол вывалилась куча денег. Секретарь райкома тоже был немало потрясен, удивленно водил большими навыкате глазами по лоскуту бумаги с двумя накарябанными на ней словами и, бормотнув: «Черт знает что! Не перевелись еще чудеса…» — не нашел ничего лучшего, чем накинуться на секретаршу:

— Что за женщина? Откуда? Хоть фамилию-то она сказала? Обещала зайти еще?

— Не-ет… Она сказала — вы знаете…

— Как она выглядела, хоть это вы заметили?

— В шубе была… В длинной черной шубе, в валенках, чуть постарше меня… Всего минуту она тут была, Герольд Аристархович! — взмолилась Софья Стефановна.

— Мда-а… Странный, однако, способ вносить деньги для фронта. — Секретарь райкома поморщился, раздумывая, как быть. — Вот что. Вызовите Смирнова из райфинотдела. Пересчитайте, составьте акт, описав все, как было. Меня тоже включите. Для фронта — значит, для фронта.

Тогда Варя и не заикнулась Алеше о сверкнувшей в голове сумасшедшинке. Проводила его до Дубняков, где синявинцы испокон веков прощались с уходящими в армию, без единой слезинки проводила, даже мать удивилась: «Пореви хоть, что ли! На войну провожашь, а не к теще на блины». Но Варя не могла, не хотела плакать, не веря, что Алеша уезжает надолго и на большую опасность. Да и сумасшедшинка та, видно, помогла сильно: потихоньку она так завладела ею, что вытеснила все больные думки и печали. Правда, поначалу, решившись занять место мужа и несмотря на затаенные подсмешки, прямые отговоры и упреки, упершись на своем, Варя и сама не верила, что сможет справиться с работой лесника. Ведь зародилась-то сумасшедшая мысль только из-за того, что и представить не могла, как она вдруг возьмет да бросит места — домик лесорубов, кордон, — где испытала такое неохватное счастье. Особенно кордон, новый свой дом, который сказочно быстро построили им сказочно хорошие люди и в котором каждый уголок обухожен ее и Алешиными руками. Нет, не бывать такому, чтобы пришли сюда чужие люди, разломали, переставили, переделали все столь родное и дорогое!.. А из этого родилось другое: стать ей лесником, иначе кто держать ее будет на кордоне? Но что она знает и понимает в лесниковском деле? Кроме того разве, что леса надо обходить каждый день, особенно придорожные кварталы, чтоб не вырубали там деревья самовольно. Даже границы морозовского обхода не знает она как следует… А ведь Алеша любил повторять, что в лесного сторожа превращается только плохой лесник. Суметь бы ей хотя бы плохим лесником стать…

Полтора дня безвыходно сидела Варя на кордоне после ухода мужа, невидяще посматривая в окно, в которое виднелись кусок опушечного леса, поле и далеко внизу крыши Синявина. Всего и подымалась из-за стола обед сварить себе, Шурке и Дамке да ворота и дверь запереть получше: неуютно, страшно стало к вечеру без Алеши! Даже лампу не задула на ночь. Лежала, думала, думала. Черные окна и тишина завораживали, затаилось в них, казалось, нечто мохнатое, жуткое, которое лишь выжидает удобного момента, чтобы схватить и… прямо не знай что сделать с ней. Господи, да куда она полезла-то, на что решилась! Неужто можно выдержать, вынести не одну, а много-много таких ночей?! Вздрогнула и чуть не вскрикнула, почувствовав рукой это самое, мохнатое. Фу-у… да это Шурка подлезла под бок, сладко мурлыча. Дамка взлаяла во дворе и умолкла, и потихоньку отпустило в груди, даже улыбнулась Варя, подумав: вот и кошка у нее есть, и верная собака, и ружье вон висит на стене, из которого она пальнула разок с закрытыми глазами, когда ходили с Алешей в обход. Все лесниковское есть у нее, и — чего ж! — попробует она, если согласится Федор Савельич.

Но пойти сразу к лесничему не посмела она тогда. Позвала с собой Дамку и пошла к Воиновым. И сама себе очень удивилась: ничего-то она, оказывается, не боится в лесу и без Алеши, идет будто улицей сельской, поглядывает на деревья совсем по-другому, словно хозяйка на свое привычное давнишнее добро. Предчувствие это было или что… Наверно, поэтому не обескуражило ее недоверчивое хмыканье Вани Воинова, когда выложила она свою задумку. А когда Оня, подмигнув ей, прошлась по мужикам, что-де вечно они воображают из себя невесть что и она, Оня, тоже вполне могла бы исполнять его работу, — а такое вполне может случиться, чай, и Воинова, тьфу-тьфу, призовут, — Варя и вовсе укрепилась в своем решении. Федор же Савельич и сомнений никаких не выказал: «Что ты, Ван Ваныч, пляшешь как на сковороде. Не до жиру нам теперь, сам знаешь. Объездчика-то нет, ушел воевать наш Матвей, и вот ума не приложу, кого на его место поставить. Хотел Григория своего — и его призвали… Берись, Варвара, попробуй. А тебе, Ван Ваныч, наказ: сделать из нее лесника. Ясненько?» Сильно постарел Федор Савельич за какую-то неделю-полторы: и костяшки-то одни торчат на лице, и проворства-то прежнего в помине нет, и прихрамывать стал заметнее. Шепнула ему Варя сердечное спасибо, потом, выйдя из лесничества, забежала к ним в дом и с полчасика поиграла-поговорила с Федькой, но делала это насильно, виноватясь в душе, что так и не сумела заняться с ним как следует. А Ванечка Воинов ничего, покряхтел-покряхтел и уже на обратной дороге нескладно да ладно взялся растолковывать, с чего ей начать надо, чем следует заниматься леснику в июле — макушке лета. На кордоне у себя передал Варе разнарядки по ее обходу: оказывается, Алеша перед уходом успел занести их Ване. Узнав, сколько предстоит заготовить для государства сена, шишек еловых да сосновых, бересклета, желудей, Варя перепугалась: как же она все это сможет?! Ваня немножко успокоил: заготавливать сено поможет леспромхоз, вместе пойдем к директору в Гарт, а что до бересклета и других заданий — во всех деревнях есть любители собирать их, старички и бабки, сведет он ее с ними и покажет, какого качества принимать и по каким ценам. На желуди осенью обычно привлекаем школьников. Да мало ли что можно придумать, каждый год так, и ничего, выкручивались… Еще две тетрадки мужнины передал ей Ваня, в них было много заметок, по которым Варя догадалась, что Алеша начал отмечать лес по возрастным группам отдельно на каждом квартале. А на одной тетрадке прямо на обложке было крупно написано: «Составить подробную карту обхода».