Кузьма Чорный - Третье поколение

— Где вы брали гонт?

— Около Двух Хат, в Тетеревцах.

— А почем платили?

— Почем платили? Такую заломили нам цену, что просто страх! Сроду такой цены не было!

— Это почему же?

— А потому, что это последний гонт. Больше там вы­рабатывать его не будут.

— Не будут?

— Нет. Там теперь, как раньше говорили, людям Америка открывается.

— Какая такая Америка?

— Заработки. Черт знает что творится! Народ со всех округ валит, конца краю нет. Страшная сила! Тетеревцы знаете? Пока доедешь туда от Двух Хат, на трех гатях голову ломать приходится. Раньше, бывало, с первой гати виден был пригорочек, покрытый ольша­ником. Посмотрели бы вы сейчас на этот ольшаник! Там четыре дома ставят и тетеревским гонтом кроют, а в каждом доме по сорок два окна в стене да по четыре двери. В городке на вокзале горы железа лежат. Мы ехали мимо Двух Хат, а там их уже не две, а четыре. Две новые пристроили, и не простые хаты, а дома из тесаных бревен. Землемерная лента через болото про­тянулась — измеряют.

Все эти разговоры ничего нового в дело не вносили. Однако вскоре кое-какие обстоятельства заставили пе­ренести розыски по этому делу километров за девяносто от того места, где сейчас лежал труп. Дело в том, что среди населения неожиданно пошли толки об ограб­лении одного районного банка. Район этот, расположен­ный на восток отсюда, был глухим и лесистым; в свое время, лет десять тому назад, там орудовали бандиты. Чтобы попасть в центр района, надо проехать через го­родок, затем мимо Двух Хат. В разговорах об ограбле­нии банка обращала на себя внимание одна подроб­ность: собака, бывшая в распоряжении следователя, обнюхивая дорогу, все время якобы шла по следу от ограбленного банка в направлении на запад и пробе­жала таким образом вплоть до поворота, от которого уже недалеко до Двух Хат. Дальше след выветрился и пропал, и собака ничего больше разнюхать не смогла. Поэтому местные следователи собирались будто бы искать грабителей где-нибудь под Двумя Хатами. Граби­тели, разумеется, на одном месте сидеть не станут, но при поисках надо иметь в виду направление на запад.

Однако все это были только слухи. Но вот наконец новость об ограблении банка была подтверждена в газе­тах. Тогда все стало яснее. Что же касается следователя, то он узнал об ограблении банка на день раньше дру­гих. Он получил от своего начальства указание — увя­зать следствие об убийстве неизвестного человека с ог­раблением банка. Речь шла о крупной сумме. Деньги эти были недавно получены из центра и ассигнованы на большое и небывалое для этих мест предприятие, кото­рое вот уже несколько месяцев волновало, можно ска­зать, весй район. Однако об этом в двух словах не рас­скажешь, и, значит, надо пока что закончить начатое ранее.

Возник вопрос: имеет ли отношение человек, найден­ный мертвым, к ограблению банка или самого его огра­били и потом убили? И кто же он такой и откуда? Хотя люди и говорили, что это бывший панский сыровар Сте­фан Седас, однако же твердо уверять в этом следователя никто не брался. А труп, чем дольше он лежал, тем больше становился неузнаваем. Уже на следующий день после того, как его обнаружили, он сильно почер­нел. К тому же он издавал страшное зловоние, и никто не хотел к нему подходить. И вот стали говорить, что это вовсе не Седас: мало ли что могло поначалу показаться? Возможно, что кое-какое сходство и было, но разве не бывает таких случайностей? Да и как мог здесь очу­титься Седас, когда он еще лет десять тому назад бе­жал отсюда вместе со всеми здешними панами? Ясно, что это не Седас, дурень тот, кто это выдумал — начали поговаривать многие.

Тем временем выявилась новая деталь. Следователя известили, что грабители забрали из банка деньги в ви­де отдельных пачек новеньких трехрублевок. А так как несколько таких трехрублевок было найдено на раско­панной земле, там, где когда-то росла дикая груша, на поле Скуратовича, то следственные органы объединили в одно дело ограбление банка, раскопанную возле гру­шевого пня землю и обнаруженный возле речки труп (лоскуток его одежды оказался на пне).

Труп подробно осмотрели, но не нашли при нем ни­каких бумаг, по которым можно было бы установить личность убитого. При трупе не оказалось также и де­нег. Его сфотографировали и на четвертый день утром похоронили возле самой тропы, там, где его нашли. Перед тем как закопать, следователь еще раз спросил кое-кого, Седас ли это? Но труп так изменился, что рас­познать покойника уже нельзя было.

Допросили и того молодого человека, который пер­вым увидел мертвеца:

— Вы помните Седаса?

— Не так чтобы очень хорошо, но помню.

— Когда вы видели его последний раз?

— В последний раз я видел его лет десять тому назад. Тогда он собирался удирать отсюда вместе с па­нами. Я в то время служил пастухом у Скуратовича, было мне лет четырнадцать. Седаса разыскивали кре­стьяне, хотели отомстить ему за то, что он всех выдавал полиции. Я помню, пришел как-то полевой дорогой еще до полудня Седас к Скуратовичу и просидел у него за полдень. Они долго о чем-то шептались, а вечером Се­дас исчез. Говорили потом, что он уже не мог явиться домой, чтобы закончить свои дела, потому что там его подстерегали. А уже позднее, когда все успокоилось, Скуратович сам ходил к Седасу в дом, но зачем — не знаю. Вот тогда я в последний раз видел Седаса.

— А как вам кажется, это труп Седаса или нет?

— Трудно сказать. Но ведь я видел его раньше дру­гих, я первый его увидал. Сначала я, конечно, оторопел. А ночью и на следующий день приглядывался. Кажется, что сходство с Седасом есть. Может быть, это и он.

— А более уверенно не можете сказать?

— Нет. Я не говорю, что это именно Седас. Но похож.

— Очень похож или не очень?

— Кто его знает! У того были усы. А тут... Известно, подстриженные усы меняют лицо человека.

— Как вы полагаете, зачем кому-то понадобилось раскапывать землю возле пня?

Молодой человек то застегивая, то расстегивая свою облезлую телогрейку, пожал плечами:

— Откуда я могу знать?

— А может быть, они там, около пня, закапывали награбленные в банке деньги?

— Если бы закапывали, то выкопали бы одну яму, и все. А то к чему было так много земли разворотить? Нет, что-то непохоже, чтоб они там деньги закапывали,

— А почему же там найдены банковские трехруб­левки?

— Кто знает! — пожал плечами молодой человек и, забыв о том, что здесь, хотя это и не у самого трупа, все же слышится ужасный запах, сильно потянул носом. Этим он хотел придать себе более невинный вид: «Гля­дите, мол, как я себя свободно чувствую!» Как-никак, а все же у него дома была спрятана пачка найденных недалеко от трупа трехрублевок. И во время беседы со следователем это его тревожило.