Кузьма Чорный - Третье поколение

Труп похоронили, а следователь через несколько дней уехал, пока еще окончательно ничего не выяснив. След­ствие, по-видимому, затягивалось, оно как бы вступало в «кабинетную фазу». Однако велось оно по всей мест­ности: и там, где был обнаружен труп неизвестного че­ловека, и там, где на бывшем поле Скуратовича на рас­копанной земле были найдены банковские трехрублевки, и там, где жил молодой человек, который первым увидел труп, и в районном центре, где был ограблен банк, — во всем районе, и возле Двух Хат, и около Тетеревских гатей, на глухих тропах среди тамошних запечных лю­дей, исконных мастеров-кустарей, изготовлявших на всю округу еловый и осиновый гонт.

2

Лучшие работники следственных органов ломали себе головы над этим делом, но не могли найти ни на­чала, ни конца. Из глухого района, где был ограблен банк, нити протянулись через Две Хаты к местности, в которой некогда находился хутор Скуратовича. Но тут все спуталось, стало неясным, потерялось, как если бы обнаруженный труп нарочно явился сюда и сел над реч­кой, чтобы замести и запутать все следы, сведя их к ста­рой груше на бывшем поле Скуратовича. Во всем этом было немало приключенческого. Но не это заставляло наших следователей, не щадя сил, добиваться скорей­шего выяснения дела. Причина была другая. Она таи­лась в самой сущности одного большого, нового и не­бывалого дела, имевшего прямое отношение прежде всего ко всей этой местности, а через нее — и ко всей стране.

Местность эта имела свой, ясно выраженный харак­тер. Кондрат Назаревский, направляясь раненый на хутор Скуратовича за подводой, обратил внимание на своеобразие здешнего пейзажа. С того места, где кон­чался ельник, и начиналась дорога на хутор, виден был угол хвойного леса. Это было очень близко от дороги. Внизу лежал скошенный луг. Он был так заболочен, что даже сюда, на дорогу, доносился запах гниющих корней болотных растений. С дороги была видна старая крини­ца — миниатюрное озерко, окруженное топким болотом.

Вода из криницы незаметно сочилась по всему лугу, а сама криница была такой глубины, что скрыла бы человека самого высокого роста с поднятыми руками. Вода была черна как тушь — это отсвечивали черные торфяные берега и дно — бездонная прорва. В народе такая криница носит название «чертово око» (или «чер­ное окно», где как). Кондрат Назаревский тогда остано­вился, приглядываясь. Все это было поразительно по­хоже на то, что он привык видеть с самых малых лет в окрестностях своего родного городка. В ту минуту на него повеяло атмосферой детства, той поры, когда еще жива была мать, а сам он был беззаботным ребенком. Все летние дни проводил он тогда за городом, среди де­ревьев и воды.

С этого уголка при хуторе Скуратовича и начинаются такие приметы местности. Чем дальше он ехал на во­сток, тем чаще встречались такие места. Болота стано­вились шире, менялся характер лесов. Скуратович гово­рил тогда Кондрату Назаревскому об осушке болот: «Богачи бы все это делали, да и бедняки бы при бога­тых кормились...» Однако по пути до городка перемена пейзажа была не так уже заметна.

Но по ту сторону городка, на восток, леса станови­лись мельче, в пейзаже господствовала скупая хвоя на болоте. А дальше, около Двух Хат, снова тянулись дре­мучие, чуть ли не девственные леса. Полей меж лесов здесь было больше, болот меньше, чем у городка, но сорт торфа и глубина слоя — идеальные. «Черные окна» здесь попадались чаще, чем в других местах. Все это на­ходилось южнее Двух Хат, в пределах глухого района, в центре которого был ограблен банк.

В общем, тут раскинулась большая территория, одно­образная по своей природе. Началом ее можно считать те места, где теперь обнаружен труп. Она тянулась через Две Хаты на восток и юг.

На запад от бывшего хутора Скуратовича местность носила уже другой характер. Она была расположена выше, болот встречалось там гораздо меньше. Там и уклад жизни был иной. Кустарным промыслом занима­лись мало, люди больше держались земли. Там и уро­жаи были другие. По хуторским хлевам хлеб перего­нялся в свиное сало. На этом разбогател свиноторговец Хурс. Хутор Скуратовича находился как бы на грани этих двух местностей — там была переходная полоса.

В этой же болотной местности было множество ку­старных мастерских, предприятий карликового мас­штаба. Тут и гонт изготовлялся, и кирпич, и гончарным делом занимались, но все это — дома, за печкой, своими двумя руками, отгородившись от соседа. Были и бродя­чие ремесленники — портные, колесники. Землепашец был здесь мелкий, бился как рыба об лед на низине, приправлял мукой кору. Молоко от коров получал си­нее, да и того не вволю. А корова была похожа больше на жабу, чем на рогатую скотину. Говорили, что причи­ной этому трава, которая торчала на мшистых кочках.

Скуратович, бывало, проведет раза два косой у себя за гумном и накосит клевера для своей скотины на всю мочь. А тут человек раз пять косу сменит, пока наберет осоки корове на ночь. Участки хорошей земли прятались между лесов и пейзажа местности изменить не могли. Отсюда на «мужика-короеда» высокомерно поглядывали всякие Степуржинские и Богоровские, и все же не из этих мужиков выходили бродяги и профессиональные нищие.

Некий предприниматель еще лет за двадцать до вой­ны открыл в городке мануфактурную фабрику. Овечья шерсть шла далеко на прядильные фабрики, а оттуда прибывали нитки, из которых здесь вырабатывалось толстое сукно. На фабрику потянулись люди. Отец Кон­драта Назаревского еще молодым человеком явился сюда из-под Двух Хат и, хоть кору есть не перестал, но сменил соху на ткацкий челнок. И Кондрат Назаревский никак припомнить не мог отцовской ледащей лошаденки и рогатой сохи. Предприниматель был городским поме­щиком. Во время войны он взял подряд на шинельное сукно и на этом нажился. С туго набитыми карманами он в первый же год революции куда-то удрал и во время оккупации сюда не заявлялся. Дальнейшая его судьба осталась местным жителям неизвестной. О судьбе отца Кондрата Назаревского мы знаем. Что же касается са­мого Кондрата, то после событий возле Двух Хат, когда портной, сам того не подозревая, помог его отряду ло­вить остатки банды молодого Скуратовича, он не бывал в родных местах много лет. Явился сюда Кондрат только вскоре после ограбления банка. Это, собственно, и было причиной его появления.

Однажды ответственные работники Центрального Комитета партии и Совнаркома обсуждали вопрос о том, кого послать в этот район. Называли многих людей, ис­пытанных практиков. Каждый из них мог бы ехать и начинать дело. Все они были вполне подходящими людьми. Но один из наиболее ответственных работников Совнаркома сказал: