Владимир Федосеенко - После смерча

Вдруг кто-то постучал в двери. Роман отодвинулся от зеркала и сказал:

— Войдите.

На пороге стояла Роза. Роман встал, поздоровался и спросил:

— Это вы у меня такой порядок навели?

— Как видите. Люблю порядок, чистоту.

— Хотите сказать, что я неаккуратный. Это только сегодня. Так случилось, что весь день пришлось прохо­дить в рабочей одежде.

— Мне это не совсем понятно. Давайте лучше чаю попьем.

— Спасибо, я не голоден.

— Знаю, какие у вас припасы. Я без вашего разре­шения и тумбочку проверила.

— Значит, убедились, что хлеб есть.

— А я сегодня по литеру хороший паек получила.

— А что такое литер?

— Это такая карточка, ответственным работникам выдают.

— Я сегодня тоже был в роли ответственного работ­ника, вот только литера мне не дали.

— Нет, в самом деле, пойдемте, я приглашаю вас.

— Почему вы приглашаете, а не ваша тетя?

— Я перебираюсь сюда жить.— Она внимательно посмотрела на Романа и, только когда их взгляды встре­тились, отвела глаза в сторону.

Роман в первую минуту растерялся и не знал, что сказать. Как же это они будут жить вдвоем в одной комнате? Правда, в партизанах ему доводилось спать в одной землянке с женщинами. Но ведь тогда они находились в особых условиях, "А что, если На­дя узнает об этом?" — Роман помрачнел.

— Вижу, вам не по душе, что я перехожу к Симе Наумовне? Не беспокойтесь, здесь всегда будет чисто и уютно. Не стыдно будет и девушку пригласить.

— Моя девушка сюда не пойдет.

— Молодой человек,— улыбнулась Роза,— неуже­ли вы всерьез подумали, что я буду жить в одной с вами комнате? Это кровать моего двоюродного бра­та. Тетя попросила поставить ее к вам, если вы, ко­нечно, не возражаете.

— Нет, нет, что вы,— с облегчением вздохнул Роман.— Я тоже подумал, что это кровать их сына.

— Давайте лучше поужинаем, а потом музыку послушаем. У меня патефон есть и много пластинок.

— О, музыку я люблю.

— Но ведь музыку, как говорится, на голодный желудок не слушают.

— Это правда. Извините, я переоденусь и приду.

Роза вышла.

"Что делать? — переодеваясь, думал Роман.— Надюша, милая, ты себе даже не представляешь, в каком я сегодня оказался положении, что вряд ли смо­гу об этом рассказать. А может, и расскажу. Так будет лучше, чем сама узнаешь".

Когда Роман вошел, на столе уже были расстав­лены тарелочки с тонко нарезанными ломтиками бе­кона, джем из апельсиновых долек, бутылка водки, пачка сигарет.

— Вот и отпразднуем новоселье моей племянничы,— с улыбкой сказала Сима Наумовна.

— Да, да,— подтвердил ее муж,— садись, Роман, чувствуй себя как дома.

Роман сел. Хозяйка налила всем по рюмке. Наум Моисеевич после первой же рюмки разговорился, ска­зал, что любит и уважает партизан, ненавидит фа­шистов и предателей, вспомнил погибшего сына, го­ворил о нем с душевной болью.

— Нам намного стало веселей, когда ты, Роман, поселился в нашем доме. Да и смелей мы себя почув­ствовали. А то что — двое стариков. Каждый обидеть может. Ну, какой я защитник? Вот теперь мы еще смелее станем, потому что с нами прокурор. А проку­рора, как известно, все боятся.

Роза рассмеялась.

Роману было хорошо с этими милыми людьми. Сегодняшний день с его неприятностями выветрился из памяти. А Роза все подливала в рюмки ему и себе.

— Я совсем опьянею у вас на новоселье.

— Говори: у тебя.

— Не могу, вы вон кто, а я всего лишь учащийся.

— Ничего себе учащийся. С орденами.

— Не будем спорить, давайте лучше послушаем музыку, которую вы обещали.

— Правда, я обещала? Конечно же, сейчас, сейчас.

Роза подошла к столику, стоявшему в углу, спро­сила:

— Ты танцуешь, Рома?

— В танцах я уже не ученик.

— Прекрасно. Танцуем танго.

Роза раскраснелась, прильнула к Роману. Ему ка­залось, что не он, а она ведет его в танце. Глядя куда-то, мимо нее, он представлял себе Надю и видел ее, грустную, обиженную. Она то исчезала из его вообра­жения, то возникала вновь. Хозяева еще посидели не­много, глядя на молодую пару, и вскоре ушли к себе.

— Возьми пластинки и выключи свет,— сказала Роза, взяла патефон и понесла в комнату Романа. Он послушно пошел за ней.

— Здесь окно не занавешено, зажигать свет не бу­дем,— Роза поставила патефон на стол.— Все хоро­шо видно.

— А как ты различишь пластинки?

— Я их на ощупь знаю,— рассмеялась она.

— Тогда поставь что-нибудь хорошее.

— Сейчас, ты такой еще никогда не слыхал.

В исполнении двух женских голосов полилась чу­десная мелодия. "Тумбала, тумбала, тум балалайка, тум балалайка, шпиль балалайка..."

— Я действительно никогда не слышал этой пес­ни.— Роман сел на свою кровать.— Я вот все думаю о сегодняшнем дне, о том, что он может стать пово­ротным в моей судьбе.

— То есть как поворотным?

— Мне еще надо многого достигнуть, стать силь­ным, чтобы никто не мог меня унизить, оскорбить, чтобы быть достойным настоящей любви.

— Кто же тебя оскорбил?

— Сегодня меня арестовал некий лейтенант Соро­кин. Написал обо мне такое, что и не придумаешь.

Роман и не представлял себе, чего ему будут стоить эти слова. Роза сразу же про себя решила, что найдет Сорокина, разберется во всем и, если ничего серьез­ного не произошло, заставит его извиниться перед Романом. Надо поддержать парня. Он уже привык слышать о себе только хорошие отзывы. Так было в школе, так было и в партизанах. И теперь любую оби­ду воспринимает слишком болезненно.

— Почему ты думаешь, что ты не достоин настоя­щей любви?

— Вообще-то я так не думаю. Но представь себе, что у меня может быть девушка, перед которой я буду чувствовать себя никчемным человеком. Я считаю, что если парень хочет быть достойным любви девуш­ки, он должен быть равным ей.

— Я тебя кое в чем обогнала, но разве это озна­чает, что ты не можешь полюбить меня?

Роман не знал, что ей ответить. Он не хотел при­знаться, что у него есть девушка, лучше которой нет на свете. Сказать о Наде, значит, унизить себя еще больше.

— Что ж ты молчишь?

— Я совсем не хочу, чтобы меня хоть в чем-то пре­восходила женщина.

— А ты представь, что женщина на этот счет ду­мает совсем наоборот,— сказала Роза, задумчиво гля­дя в окно.

Роман подошел к тумбочке, посмотрел расписание занятий.

"Все же мне никогда не нравились черные глаза, я их боюсь,— думал Роман, собирая учебники.— Иное дело — голубые. Они пленяют, манят, как безбреж­ный морской простор. Когда смотрит Надя, кажется, словно сама нежность касается тебя. А в глазах Розы будто глубокий омут, где вода настоена на давно опав­шей листве".

За окном рождался новый день, а вместе с ним — новые надежды.

VII

23 февраля в клубе водников проходил торжест­венный вечер. А Нади с Верой, несмотря на то что они твердо договорились с Романом встретиться именно здесь, все еще не было. Правда, пригласительные биле­ты были розданы только накануне, и Роман не успел передать их девчатам. Может, это и было причиной того, что они не шли.