Владимир Федосеенко - После смерча

— Неужели мне угрожает замужество? — Надя пристально, с той же лукавинкой смотрела на Романа.

Не отвечая ей на вопрос, Роман спросил:

— Тебе холодно? — Он поднял цигейковый ворот­ник ее пальто, затем крепко прижал к себе и поцеловал в губы. Надя отклоняла голову, а Роман целовал. Целовал ее щеки, шею.

— Не надо, пусти.

— Хорошо, пойдем.

Вскоре они оказались вблизи от железной дороги. Надя остановилась.

— Вот здесь мы жили,— показала она рукой на заснеженный сад.— О, если б остался целым наш дом... Мы даже квартирантов держали.

— А меня бы взяла на квартиру?

— Я как раз об этом подумала.

— Федора ведь взяла женщина на квартиру, и мно­гие наши парни устроились неплохо.

— Я не завидую Федору. Так устраиваться, как он, только достоинство свое мужское терять.

— Какой же ты предлагаешь выход?

— Тебе надо поменять квартиру.

— Платить нечем.

— Послушай, Рома, у меня здесь, в городе, тоже тетка живет. Правда, домик у нее небольшой, но я попрошу ее, чтобы она тебя временно приютила. Она добрая, плату не возьмет.

— По-моему, тебе неудобно будет просить за ка­кого-то парня.

— Как за какого-то? Пришел из госпиталя парти­зан, жить негде. Неужели такому человеку не пойдут навстречу?

— Я не хочу, чтобы о тебе плохо подумали.

— Ну вот, а говоришь, что любишь меня!

Они не торопясь шли по направлению к школе, где жила Надя. Каждый думал о своем.

Наконец Роман сказал:

— Вот как происходит. Вера считает, что никого нет лучше ее майора, а тот думает, что никого нет лучше твоей сестры. А я уверен, и это действительно так, что такой хорошей, такой красивой, как ты, на всем белом свете не сыщешь. И мне хочется стать таким, чтобы ты никогда в жизни не подумала, что ошиб­лась во мне, чтобы гордилась мною.

Они подошли к зданию школы.

— Если можно, покажи мне твою дверь, может, выберу когда-нибудь минутку и забегу к тебе.

Поднявшись по лестнице на второй этаж, они оста­новились в углу коридора. Надя молча показала рукой на двери. Роман так же молча кивнул головой.

Когда Роман ушел, Надя еще долго прислушива­лась к его шагам. После того как заболел отец, мать плакала, говорила, что их семья осталась без мужских рук. И вот теперь сильные руки Романа становятся ее руками. Рядом с ним она чувствует себя смелой, независимой и в глубине души гордится этим.

Было слышно, как со станции, гремя буферами, тронулся товарный состав и, тяжело пыхтя, стал на­бирать скорость. Он шел в сторону фронта.

VIII

Первые весенние дни были удивительно теплыми. "Студебекер" двигался по разбитой дороге на восток. Машина раз за разом ныряла в глубокие выбоины и разбрызгивала черный водянистый снег. Особенно бро­сало ее из стороны в сторону на старой гати. Кряжи­стые, обгнившие комли верб, которыми некогда зага­тили непролазную грязь, стали сверху скользкими, а снизу крепко примерзли к земле, и машину швыряло по ним так, что невозможно было усидеть в кузове. Солдаты на чем свет стоит ругали и дорогу, и шофера, только Роман молча стоял возле откинутого сиденья, обеими руками держась за борт. Он был доволен, что шофер согласился его подвезти. Как бы ни ехать — лишь бы добраться до той части, где служил его отец. Тем более что шофер знает эту часть и даже самого коменданта контрольно-пропускного пункта.

Кем теперь служит отец, Роману не известно. Мать, будучи в эвакуации, получила несколько писем сра­зу. Отец знает, что передовая проходит вблизи их де­ревни. Вот он и писал то на адрес своего сельсовета, то соседнего, добиваясь сведений о своей семье. Как ушел в сорок первом, так с тех пор никаких вестей от них не получал. Сестра написала Роману письмо, в кото­ром сообщила, что матери стало немного легче, и переслала письмо от отца о его адресом. Отец писал, что находится недалеко от родных мест, в Черниговской области.

Вот Роман и спешит увидеться с отцом, пока того не перевели в другое место.

Прежде чем он нашел отца, Роман случайно встре­тился в расположении части с майором, заместителем командира по политической части. Высокий, с бритой головой, майор пригласил Романа к себе в кабинет, где стал подробно обо всем расспрашивать.

— Отец ушел на фронт, когда я еще был подрост­ком. Было у меня тогда любимое занятие — лазать по деревьям и таскать из гнезд яйца ворон, сорок, коршу­нов. Как-то принес молодого коршуна. Дома не оказа­лось свежего мяса, и, чтобы его накормить, я поймал на огороде двух цыплят и пустил их к нему в клетку. Коршун выпустил свои когти и мгновенно с ними рас­правился. Об этом отцу рассказал мой младший брат. Отец тогда здорово отстегал меня ремнем. Таким, на­верное, он и помнит меня.

Майор рассмеялся. Но когда Роман протянул ему характеристику, справку о ранении, орденскую книж­ку, майор, наморщив лоб, серьезно посмотрел на него.

— Отец об этом не знает?

— Он еще ни одного письма от нас не получил, не знает даже, живы ли мы.

— Он говорил, что деревню его освободили и что ждет вестей от вас.

— Сестра переслала мне его письма сразу же, как только их получили.

Вскоре в кабинет вошел старшина и доложил май­ору, что явился по его приказанию.

— Зимин где теперь, на дежурстве?

— Нет, отдыхает.

Майор вместе со старшиной вышел из кабинета и тут же вернулся. За стол больше не садился, расхаживал по кабинету, изредка задавая Роману вопросы: как живет семья, есть ли дом, корова?

Отворилась дверь, в кабинет вошел коренастый пожилой солдат и, приложив руку к шапке, отдал рапорт майору. Роман вскочил со стула, бросился к отцу, об­хватил его за плечи и начал целовать. Бывалый солдат растерялся, отступил на несколько шагов и только те­перь узнал в этом рослом парне в черной флотской ши­нели и мичманке своего сына. На глазах у обоих вы­ступили слезы. Отец обнял Романа.

— Сынок мой, как же ты меня нашел?

Майор, накинув шинель, вышел из кабинета, оста­вив отца и сына наедине. Вернулся он только лишь час спустя.

— Зимин, веди сына в столовую, накорми, а потом пойдете на продпункт. Я приказал старшине выдать вам концентраты, мешок картошки, ну и еще кое-что. Он отвезет вас до шоссе, там остановите попутную ма­шину, и сына довезут до самого дома. А отца твоего,— обратился он к Роману,— мы тоже скоро домой отпу­стим. Хватит! Он уже и так три войны отвоевал.

Зимины попрощались с майором и вышли из каби­нета.

На обратном пути мысли Романа были заняты но­выми планами. Прав был Данила Гаврилович, война скоро кончится, люди заживут мирным трудом. Кто сказал, что его учеба закончится техникумом? Можно работать и учиться дальше, чтобы и в образовании не отстать от любимой девушки. Как только приедет, сра­зу же пойдет к Наде домой, расскажет о поездке к отцу. Теперь, когда отец дал ему денег, он сможет пе­реехать на новую квартиру, сможет чаще приглашать Надю в кино. Смешно сказать, но до сих пор, пока кар­маны его были почти пустыми, он старался реже встре­чаться с Надей. А сейчас будет совсем иначе. Близится день 8 Марта, и он постарается, чтобы не ударить как говорится, лицом в грязь перед Надей.