Владимир Федосеенко - После смерча

— Товарищ бригадир,— обратился Роман к жен­щине.— Я позавчера был возле самой передовой, там много беженцев, лошадей никаких нет, а люди сеют.

— Как же они сеют?

— Шестеро женщин в плуг и...

— Это в прифронтовых деревнях, а наша местность уже далековата от фронта. Я этого своим женщинам не позволю, да и сама не хочу впрягаться. Там, навер­ное, еще МТС нет, а у нас есть, и трактор дали.

— Дайте нам пару плужков.

— Плужки у нас есть, тягловой силы не хватает.

— А у нас она лишняя.

— Надо ведь еще и пахать уметь.

— Ну, крестьянскому сыну это не в новинку. Дай­те картошки, плугов, сколько можете. А лошаденку от­дайте какой-нибудь многодетной солдатке, пусть при­усадебный участок засевает.

— Молодец ты, парень. Надо тебе девчонку хоро­шую посватать.

— Насчет девчонок не беспокойтесь. У меня есть.

— У него есть... Городская, видно, больно нежная, к работе не привычная. А у нас девки как на подбор, ядреные, здоровые. Если полюбишь, во баба будет,— рассмеялась бригадирша.— Пойдем.

— А мне жену в плуг не запрягать. Хватит, что мать таскает,— уже на ходу сказал Роман.

— Да я пошутила, девушку выбирать дело ваше.

Директор с преподавателями уже были на месте, когда учащиеся принесли плуги, подвезли картофель. К валькам быстро прицепили постромки и пахари го­товы к работе. Первую борозду взялся проложить Ро­ман, в его плуг впряглось восемь парней.

— Постойте, постойте, как это — пахать будете на себе? — растерянно проговорил Данила Гаврилович и оглядел поле.

Он еще не вошел в курс дела. У него даже мелькнула мысль, что его могут вызвать в райком и спросить, по какому праву он использует учащихся таким обра­зом, а то еще, чего доброго, фельетон в газете появит­ся, где директора распишут за такое открытие.

— Я не разрешаю, не разрешаю. Зимин, ты это придумал?

— К сожалению не я, Данила Гаврилович. У нас, в Белоруссии, это уже до меня придумали. Если вы проедете в сторону фронта, то увидите одну и ту же картину: пашут инвалиды и старики, а в плуги впрягают­ся женщины, только белые косынки мелькают. Пахать тоже надо уметь.

— Говоришь, одни женщины по всей Белоруссии,— остывал, но все еще никак не мог успокоиться дирек­тор.— Честное слово, сколько прожил, но такого не ви­дел, чтобы женщины плуги таскали.

— А что поделаешь? Не пустовать же земле. Ору­дия на прицепе у машин, а бывает, если нужно — сол­даты на себе волокут.

— Но ведь не женщины,— опустил плечи Данила Гаврилович.

— И мы не женщины, а вчерашние и завтрашние солдаты. Наши люди на все пойдут ради обновления земли.

Данила Гаврилович вспомнил, как в райкоме пар­тии он рассказывал о своем комсорге, который произ­вел взрыв, чтобы как можно скорее заготовить кир­пич, за что и попал под арест. Там смеялись, говорили, что арестовывать его милиция не имела права. Навер­ное, и за пахоту не будут упрекать. Данила Гаврилович улыбнулся.

— Давайте,— махнул он рукой.

Женщины-преподаватели подвязали фартуки, на­полнили их картошкой и пошли по бороздам.

Но еще не скоро на свежую пахоту прилетели гра­чи, чтобы походить за плугом и повыбирать жирные личинки майских жуков. Обычно эти птицы издалека видят на поле трактор или лошадей. А такая пахота для них была не привычна, и они прилетели только тогда, когда перед ними расстилалась большая пло­щадь вспаханной земли. И то сперва садились и наблю­дали за людьми издали, и только потом, попривыкнув, подлетали к свежепроложенной борозде.

За два дня учащиеся посадили картошку на своем участке и вернулись домой, где сразу же приступили к строительству нового здания техникума. Всеми рабо­тами здесь руководил единственный прораб — сухонь­кий старичок, великолепно разбиравшийся в строи­тельных чертежах. Была у него одна слабинка — он панически боялся мин и снарядов, которые, по его мнению, могли остаться незамеченными в земле. Стои­ло только кому-нибудь из ребят во время рытья тран­шеи под фундамент звякнуть лопатой о какой-либо твердый предмет, как прораб, с необычным для него проворством, отскакивал далеко в сторону и бросался на землю.

Однажды прораб рассказал Роману о своей жизни. Старик долгое время находился в фашистском застен­ке. Его часто гоняли на дороги обезвреживать мины, заложенные партизанами. Достаточно было только дотронуться до мины, поставленной на боевой взвод, как она мгновенно взрывалась. Вот эту смертельно опасную работу фашисты и заставляли делать наших людей, которых они называли смертниками. Однажды немцы погнали старика на железную дорогу, показали место, где была заложена мина, а сами отошли далеко в сторону. Старик сломал одну из березок, которые бы­ли высажены вдоль железнодорожного полотна, чтобы ею сперва подковырнуть мину. Это увидели гитлеров­цы и за то, что он посмел сломать деревце из обсад­ки, этой же березкой избили его до полусмерти. Когда же старик разгреб руками землю, то увидел, что это крот поднял кучу песка. Он признался Роману, что с тех пор у него появилась боязнь — если где увидит кучку земли или услышит, как ломик звякнул о что-либо железное, его тут же словно электрическим током бьет по голове.

После этого доверительного разговора Роман стал к нему относиться с особым уважением и категорически запрещал учащимся насмехаться над старым чело­веком.

Каждый день после занятий учащиеся шли на строительство техникума. Стены его росли. Роман те­перь получал дополнительную карточку как строитель.

На этот раз, придя с работы, не стал, как обычно, готовить себе ужин, а начал собираться в гости. Романа пригласил на день рождения его лучший друг Федор. Он сказал Роману, что и вовсе забыл об этом дне, а вот жена не забыла и напомнила ему его же рассказ о том, что мать родила его в этот день в маленькой деревуш­ке по дороге в город.

Роман задумался, какой же подарок отнести другу. Консервы — это ему не в новинку. Вот если б он был не женат, консервы бы пришлись как нельзя кстати. Цветы? Он ведь не женщина. Что же ему подарить. И решил Роман посвятить другу стихи.

Час спустя стихотворение было готово. Роман вы­рвал из тетради две странички, аккуратно переписал стихотворение, положил в карман и отправился к Фе­дору домой.

Тридцатилетняя жена Федора Марина знала, что Роман был против их женитьбы, однако, несмотря на это, она продиктовала мужу, кого пригласить. И, как признался Федор, на первом плане стоял Роман. Ему было странно услышать об этом, потому что при встречах с нею, когда он получал стипендию или по каким-либо делам забегал в бухгалтерию, она к нему относилась с подчеркнутым высокомерием. Ему трудно было себе представить, с какой же целью она решила при гласить его.

Когда Роман вошел, стол, что называется, ломился от изобилия закусок. Бросилось в глаза, что из учащихся техникума были приглашены только те, кто был женат на продавцах магазинов, поварах. Были еще две девушки. Марина предложила Роману познакомиться с женами друзей Федора и девушками.