Владимир Федосеенко - После смерча

— А зачем он тебе понадобился? — удивился Роман.

— Мне Данила Гаврилович показался умным и очень добрым человеком.

— Так оно и есть на самом деле, ну и что?

— Я бы поделилась с ним, спросила бы у него, ку­да это вдруг исчез комсорг и командир батальона.

— И правильно бы сделала, Надюша. Данила Гав­рилович объяснил бы тебе, что надолго я исчезнуть не мог, на моей же ответственности оружие и все комсо­мольские дела, сказал бы, где я, может, даже извинил­ся за меня, за то, что уехал, не предупредив близкого человека. Но сейчас все позади, мы снова вместе и не расстанемся никогда.

Именно это Надя и хотела услышать от него. Дома она расскажет Вере, что они с Романом больше нико­гда не расстанутся. Ведь сестра все время уверяла ее, что Роман относится к ней несерьезно. А она им дока­жет обратное. Надя даже улыбнулась про себя.

— Чему ты улыбаешься?

— Мама, наверное, уже рассматривает "мину", ко­торую ты у нас оставил.

— Стоящая "мина" — консервы, концентраты, яб­локи сушеные.

— Ого, такую "мину" даже Вера согласится обез­вредить.

— На здоровье. Думаю, что и с ней и с родителями твоими мы поладим. А стены в городе мы еще будем взрывать, правда, подальше от жилых домов, чтобы лейтенанта Сорокина не отвлекать от его непосред­ственных служебных обязанностей,— Роман хитро под­мигнул Наде и тут же, посерьезнев, добавил: —Ско­ро мы все будем только строить, строить, чтобы лучше, красивее было, чем до войны.

Они недолго прогуливались возле школы. Роман торопился домой, ему хотелось как можно скорей пере­ехать на новую квартиру.

Вечером Роман сидел у себя за столом, перелисты­вал свои конспекты. В комнату вошла Роза, тихо по­здоровалась.

— Видела твою девушку в клубе.

— Ну и как?

— Красивая, молодая. А она тебя любит?

— Это у нее надо спросить.

— А ты ее?

— Очень.

— Рома, а что такое любовь?

— Ну, уж кому-кому, а юристу об этом знать про­сто полагается. Я от вашей науки человек далекий, но думаю, что многие дела, которые вы рассматриваете, так или иначе связаны с любовью. Значит, вам, как ни­кому другому, надо в этом разбираться.

— Чтобы хорошо в этом разбираться, мало знать юриспруденцию, надо самому пережить это чувство. Я, к сожалению, этим похвастаться не могу.

— А разве ты никого не любила?

— Никого. Считала, что все хорошее, молодое, свет­лое прошло мимо меня. Когда встретила тебя, подума­ла, что вот, может, и мне наконец повезло, но... снова неудача. Напрасно люди женятся без любви. Моя еще совсем небогатая юридическая практика показывает, что все семейные несчастья происходят именно из-за этого. Кажется, Горький говорил: если обманул тебя друг в самом малом деле, не иди с ним в большую до­рогу. Об этом свидетельствуют дела о разводах. В ин­тимных делах вина часто не доказуема. Иной раз слу­шаешь женщину, которая не желает жить с мужем, потому что он ее, видите ли, ревнует. И хоть видишь из дела, что ревнует он ее не без оснований, прямых улик против нее нет. А юридическая этика не позволя­ет просто так, без доказательств, оскорбить женщину, ее достоинство. Или вот недавно слушали дело. Вернул­ся солдат из госпиталя, без ноги, поселился в своем доме. Мать и сестру казнили гитлеровцы. Жил один. Человек хороший, в сапожной мастерской работал. По­знакомился с молодой женщиной, лет тридцати. Поже­нились. Обычно после работы шел домой пешком. А тут словно почувствовал недоброе. Одолжил велосипед и примчался к себе... Его вызвали в прокуратуру и спро­сили, как это случилось, что он искорежил чужой вело­сипед и сжег свой дом. Инвалид рассказал, что застал жену с любовником. Не помня себя, выбежал во двор, изломал велосипед и поджег дом. А те выскочили из окна и сбежали. На суде его жена заявила, что все это неправда, что она сама не желает с ним жить. А свиде­телей не было. Вот так. Нет, Рома, жениться надо только по взаимной любви. Я видела твою девушку, сразу поняла, что ключика к твоему сердцу мне не по­добрать. Я желаю тебе счастья, ты заслужил его.

ІХ

Город оголился и почернел. Холодный снег только кое-где несмело выглядывал из-под ржавых кусков же­сти, содранных войной с крыш домов, из-под бетонных плит, лежавших на остатках кирпичных стен, из-под печей сгоревших домов. У пернатых в разгаре брачный период. В трубы печей ныряли озабоченные галки, вы­бирая себе место для гнезда. Взъерошенные вороны вы­тягивали шеи и громко каркали: "Киры-кирык-крерыр..." Грозно предупреждали соперников и галантно приглашали своих подруг. Только скворцы не прояв­ляли беспокойства и не устраивали поединков. Каждая пара дружно и неутомимо искала жилище для своих будущих птенцов. Иной раз, завидев собрата, потеряв­шего подругу на долгом пути возвращения к родным местам, бесцеремонно выгоняли его из квартиры. За­чем же одиночке такая жилплощадь. Летай, кормись себе на здоровье.

Батальон, состоявший из личного состава учащихся техникума, остановился возле деревни, километрах в семи от города. Тут весна проявляла себя не так, как в городе, снегу негде было спрятаться. Сердце радова­лось необозримым просторам, тем более что весь этот край уже был освобожден от фашистской нечисти и песни жаворонков воспринимались совсем иначе, чем в те черные дни, когда эта земля была под пятой окку­пантов. Теперь они были звонче и веселей. Солнце при­гревало. Легкий ветерок, напоенный запахами трав и цветов, нес их от заливных лугов Сожа. Там, в пойме реки, над зеленой молодой травой порхали большие белые мотыльки, а кое-где между ними мелькали, слов­но купаясь в весеннем воздухе, бледно-желтые моты­лечки-канареечники.

По обе стороны деревни, в огородах, на поле трудились дети, женщины и старики. Далеко на пригорке неспешно полз трактор, чуть пониже видны были запряженные в плуги несколько пар колхозных коней.

К учащимся подошла одетая в ватник рослая жен­щина. Она уже успела так загореть, что у нее и нос облупился, и на щеках блестела тонкая розоватая ко­жица.

Роман подошел к женщине.

— Кто у вас за главного? — спросила она.

— Я — командир батальона.

— О, у вас тут целое войско. А я — бригадир. Где же ваш директор?

— Он идет с преподавателями, они немного от­стали.

— Да, за такими орлами и не угнаться. Видно, прав был директор, когда говорил, что осенью вы за неделю весь урожай соберете.

— Уберем, было бы что.

— Как же нам теперь поступить? Дело в том, что у нас в резерве только один слабенький хромой конек. Я вам отвела пять гектаров, где в прошлом году сеяли картофель. Земля мягкая, но боюсь, что конек тот плуг не потянет. Картошку сейчас подвезем, навоза, правда, нет. Директор ваш сказал, что среди вас есть бывшие воины, и поэтому я выделила самый лучший в нашей бригаде участок. Меня колхозники за это чуть живьем не съели. Что ж поделаешь — надо и вас поддержать. Осенью будете свою картошку есть.