Владимир Федосеенко - После смерча

Надя поднялась с кровати и, ничего не говоря, на­чала собираться. Роман понял, что она хочет остаться с ним наедине. Он попрощался со всеми, зашел к отцу Нади, молча пожал его сухую, белую руку.

Долго бродили Роман с Надей по зеленым улицам города. Августовский туман расстилался по садам, окутывал деревья на обочинах улиц. И куда бы ни на­правлялась молодая пара, везде и всюду перед ними стлался туман. Влажные от тумана волосы Нади пах­ли медом. Роман прикасался к ним щекой, ощущая и материнскую нежность, и все дорогое, близкое его сердцу, все, чем только может природа щедро возна­градить человека.

Роман целовал Надю, а она безутешно плакала.

Что же все-таки можно предпринять в сложившей­ся ситуации? Надя просила Романа отказаться от его флотских мечтаний и поступать к ним в институт. Но Роман понимал, что Днепровско-Двинское пароход­ство, в чьем распоряжении он находился, так просто не расстанется с ним. Все это время, пока учился, он был на брони, дающей право оставаться в тылу. В ин­ституте же брони нет. За него, пожалуй, мог бы всту­питься райком партии, его там хорошо знали, но не в характере Романа просить о заступничестве. Ведь не он, а за него решили, как ему жить дальше. Но если изменить ничего невозможно, нельзя ли по крайней мере сделать так, чтобы быть поближе к Наде. А, соб­ственно, что? Все места в городе по специальности уже заняты. Значит, если даже он не поедет по назначе­нию, попадет в лучшем случае вторым помощником капитана на пароходик, таскающий старую баржу. Там также неделями не будешь в городе. А в послед­нее время он без Нади и нескольких дней прожить не может. Так что, куда ни кинь — всюду клин.

Вспом­нил Роман о первых днях разлуки с матерью, когда ушел в партизаны. Группа, к которой он присоединил­ся, была еще небольшой. Ни землянок, ни шалашей. На ногах — дни и ночи напролет, спали урывками, где придется. Нет мамы, нет теплой, постеленной постели, нет приготовленных ею завтраков, обедов, ужинов. Но главное — охватившая Романа тоска. Бывало, иногда на привале уединится от всех, приткнется где-нибудь возле выворотня и плачет. Но вскоре вся эта тоска прошла. Может, так будет и теперь. Решено — он едет. Разлука не победит их любви, сердцем он остается с Надей.

Роман на руках донес Надю до порога ее дома. Простились они молча.

Утром Роман покинул город. Поезд шел медленно. И чем дальше, тем более душно становилось в вагоне, чувствовался юг. Уже не встречались песчаные холмы с молодыми сосонками, выбросившими за лето вверх полуметровые сизые верхушки-свечки. Исчез с гори­зонта нарисованный на фоне неба причудливым орна­ментом далекий ельник, уплыли рощи. Начали пока­зываться, стыдливо пряча свои ободранные стены в ку­курузных зарослях, глиняные хатки, быстро пробегал сутулый подсолнечник. А бросишь взгляд вверх, и нет ему на чем задержаться до самого края чистого, свет­лого неба.

"Знать бы, чем занимается сейчас Надя, о чем думает-мечтает. А может, безнадежно махнула на все ру­кой, будет ли ждать того ясного дня, что и я?"

— Скажите, пожалуйста, что это у вас за фор­ма? — спросил парень, слезая с полки и усаживаясь напротив.

Только теперь заметил Роман, с каким интересом рассматривал парень награды на его расстегнутом ки­теле, мичманку, висевшую на крючке.

— Флотская,— ответил Роман.

— Извините, но я увидел у вас медаль партизана. А я никогда не видел партизан и подумал, что это у них такая форма. Хотя нет, сперва подумал, что вы из торгового флота, потому что без погон, а потом...— парень пожал плечами.

— Ну вот, и увидели наконец партизана.

— А куда вы едете? — снова спросил парень.

— На Черное море, учиться.

Парень улыбнулся, посмотрел Роману в глаза.

— Чему вы смеетесь?

— Я тоже еду учиться, но не на море, а в город.

— И я в город.

— Поступать?

— Куда? — переспросил Роман.

— Я, например, еду поступать в высшее мореход­ное училище.

— А что — есть набор?

— Есть. Это первый набор. Учиться пять с поло­виной лет, полное обеспечение, форму дают. Что еще? Надо сдать вступительные экзамены. Там три факуль­тета: судоводительский, судомеханический и радио.

— Вас вызвали? — спросил Роман.

— Нет, я везу с собой документы и буду сдавать вступительные экзамены.

Роман задумчиво посмотрел в окно, снова мысленно вернулся в свой город. На мгновение откуда-то изда­лека возникли перед ним милые, любимые глаза. Надя печально посмотрела на него, шевельнула губа­ми, но голоса ее Роман не услышал. Видение исчезло.

— А что, если и мне поступить? — хотел подумать Роман, но слова эти сами собой вырвались из уст.

— Вы десять классов окончили? — спросил па­рень.

— Нет, техникум.

— Это все равно. Давайте будем вместе поступать. Училище хорошее, мне про него рассказывали. Там готовят капитанов, инженеров для заграничных плаваний.

Чем ближе подъезжал Роман к Черному морю, тем дальше в мыслях своих отдалялся от него и витал то на параллелях у экватора, то возле Сингапура, Риоде-Жанейро, Нью-Йорка. Роману казалось, что он уже ухватился за цепочку, которая изменит ход его жизни. Не цепочка, конечно, а он возьмет правильный курс, и Надя поймет, убедится, что разлука была необходи­ма, чтобы он, Роман, мог набрать нужную высоту. Он явится по адресу, где его ждут, и скажет, что переду­мал, а сам — в мореходное... А, собственно, зачем до­кладывать? Не приехал, и все.

— Значит, и я еду с вами поступать! — возбуж­денно проговорил Роман и достал из кармана доку­менты.— Вот мой диплом, паспорт, военный билет, остается написать заявление. Вот только медицинской справки нет.— Он вспомнил, что остальные докумен­ты — направление, необходимые характеристики, справки — отосланы отделом кадров по другому адресу.

— Медицинскую комиссию проходят на месте.

— О, это совсем хорошо. Я, правда, был ранен, но здоров вполне,— заметно волнуясь, проговорил Роман.

— Вы поступите,— рассматривая диплом, сказал парень.

Роман уже представлял себя в мореходном. Его примут, вступительные экзамены он сдаст. Других препятствий, которые бы ему помешали, он не видел.

Однако на первых же шагах в училище у него произошла неприятность. Заполняя анкету, он написал, что с августа 1941 года по апрель 1942 года проживал на оккупированной территории, а потом ушел в пар­тизаны. В приемной комиссии Роману сказали, что документов от лиц, которые проживали на оккупиро­ванной территории, пока не принимают. И если до это­го Роман колебался, поступать ему или не поступать в мореходку, то теперь его решение было однознач­ным — поступать. Как же это так? Молодых, еще сов­сем зеленых ребят, живших во время войны в глубо­ком тылу, где-нибудь в Ташкенте, Уфе, Тбилиси, вне всяких сомнений зачисляют в группы для сдачи экза­менов. А его? Неужели в войну он не сдал экзамена на стойкость? Роман возмущался, но его и слушать не хотели. Тогда он пошел к начальнику училища. В при­емной столкнулся с флагманским секретарем учили­ща — старшим лейтенантом. В разговоре выяснилось, что они земляки, оба из Белоруссии, и старший лейте­нант очень обрадовался их встрече. Он интересовался не только биографией Романа, но и подробно расспра­шивал о жизни и борьбе свох земляков-белорусов. Взял документы Романа и вместе с ним пошел в приемную комиссию. Роман слышал, как флагманский секретарь пытался убедить председателя приемной комиссии.