Владимир Федосеенко - Дубовая Гряда

— Гляди-ка, Савка, уже косят,— мотнул Шайдоб кудлатой головой в сторону хлопцев.— За ними нигде не угонишься.

Володя остановился:

— Все равно ведь община, а вы старики. Будьте уверены, мы и для вас накосим.

— Пошлите к нам завтра Василя, вместе пойдем,— добавил Микола.— Даже за немецкие марки теперь ни у кого сена не купить.

— Разве что в Германии,—рассмеялся Володя.

— Балаболка, вот и сговорись с таким,— проворчал Шайдоб и дернул Савку за рукав: — Пойдем.

Савка распорядился:

— Если завтра с утра будет хорошая погода, с утра запрягайте коней снопы возить.

Хлопцы согласились.

После обеда Микола опять прибежал к другу. Воло­дя сидел за столом, склонившись над листом бумаги. Он с детства любил рисовать, недаром его в школе все­гда выбирали в редколлегию стенгазеты. Умел и рисунки к заметкам сделать, и едкие шаржи на товарищей, от­стающих в учебе. Но любимой темой школьного худож­ника всегда была природа. Он и теперь остался верен ей. Вон какой забавный рисунок висит на стене: синица попала в сеть, хищная птица-кобчик бросилась на нее, да и сама запуталась. Сидит с петлей на шее на другом конце дощечки и с ужасом смотрит на свою жертву.

Микола наклонился над столом, глянул на лист бу­маги.

— Что это ты рисуешь? — спросил он.

— Военная тайна. Попробуй, отгадай! — усмехнулся Володя.

— Болото... речка... поле...

— Камень, куст, деревце,— подхватил Володя.— Хочу сделать карту земельных участков и сенокосов для каждого двора. Все эти угодья с траншеями и окопами будут навечно закреплены за Шайдобами... Что ты сме­ешься? Тут внизу бургомистр поставит печать с пауком или кинжалом, и карта станет историческим доку­ментом.

Поймав недоверчивый взгляд друга, Володя посерь­езнел.

— Это место ты знаешь? — спросил он, показав кончиком карандаша на значок, похожий на амебу.

— Знаю, мы были там сегодня. Омут, куда винтовки опустили.

— А ты его найдешь, например, весной? Там сотня таких омутов появится. Окопы к тому времени перепа­шут. Попробуй разыщи гранаты, мины, противотанко­вые бутылки, которые мы с тобой припрятали. А на моей карте все тайники как на ладони. И, главное, ни одна собака ничего не поймет.

Микола вдруг отшатнулся от стола:

— Кто-то идет!

Володя мгновенно спрятал карту в стол.

В комнату вошла Лида, поздоровалась и тут же упрекнула хлопцев:

— Вот кому нечего делать, лодыри. Забрались в из­бу и посиживают. А где все ваши?

— В поле. Говоришь, лодыри, а мы сегодня с полгектара успели скосить. Потом подумали, что никто не заплатит, и решили это дело бросить.

— Что же будут ваши коровы есть?

— То, что и другие, нашим больше не нужно. Купим у германских зольдат, верно, Микола?

— Конечно,— согласился друг.

Он машинально рвал на мелкие клочки какую-то бу­мажку, а сам с горечью думал о том, что такой дружбы, как прежде, у них с Лидой никогда больше не будет.

— А немецкие марки для покупки сена, мыла, керо­сина и всего прочего будем одолжать у Лиды,— продол­жал шутить Володя.

— Можешь одолжить и у своей Зины! — вспыхнула девушка.

— Ты же мне своячка, а Зина кто?

— Какая еще своячка?

— Хочешь сказать, что я имею право в тебя влюбить­ся? Так я не Микола, сразу Шайдобчика — чирк, чтобы не путался под ногами.

— Ох, какой смелый! Висел бы в Жлобине на базарной площади. Там две виселицы поставили.

— Слушай, Лида, маме не признаюсь — стыдно. А тебе скажу. Когда сидел у немцев, часто думал о Зине. Там она казалась мне более красивой, честное комсо­мольское.

— Смотри, не ляпни такое при фашистах,— предо­стерег Микола.

— Ничего, его тесть — староста. Защитит,— усмех­нулась Лида.

— Кто-о?

— Зинкин отец. Или не знаешь? Сегодня из волости пришло назначение. Савка сразу отправился туда, говорил, что будет отказываться.

— А ведь это хорошо, что старостой назначили Сав­ку Комяча,— сказал Микола.— Лишь бы не старого Шайдоба.

— Вот я и говорю, что у Володи теперь все шансы заполучить богатого тестя.

— Боюсь, как бы не начал ставить в угол... Но поче­му его назначили? Сын в Красной Армии... Хотя это хо­рошо. Зинина мать приходила к нам и радовалась, что я вернулся.

— Что тебе до ее матери? Зина сама каждый день прибегала ко мне, спрашивала, где ты.

— А я взял да и вернулся,— Володя постучал себя кулаком в грудь.— Ничего, друзья, мы еще повоюем! Что же касается Зины, признаюсь: я ее люблю. Только не говорите ей об этом.

— Вот это здорово! — расхохотался Микола.— Над Лидой шутил, а узнал, что Савку старостой назначили, и сразу к его дочери нежные чувства появились!

— Разве я не говорил тебе об этом раньше? — упрек­нул Володя. И вдруг вскочил: — Где-то малыш кричит. Побудьте, сбегаю посмот­рю, не наш ли.

Микола молча прошелся из угла в угол по комнате. В лыжном костюме, в солдатских ботинках, он казался Лиде стройным и сильным. Девушка с любовью смотре­ла на него.

— Почему ты изменился, стал не таким, как рань­ше? — тихо спросила она.

— Это ты стала другой.

Хлопец давно искал случая встретиться с ней с гла­зу на глаз. О многом хотелось сказать. Но стоило взять Лиду за руку, и будто язык отнялся. Нагнулся, поце­ловал:

— Ни за что никому не отдам тебя!

Володя вернулся, крепко держа за руку громко ре­вущего, упирающегося братишку.

— Только подумайте, насобирали диких груш и да­вай в войну играть. Вот и влепил кто-то прямо в губу.

— Кто-то,— сквозь слезы передразнил малыш.— Это Лататуй Терентьев.

— Ну и кличку придумали!

— Я ему тоже дал!

Все засмеялись.

— Ого, будет боец! Подрастешь, пойдешь на войну? — спросила Лида.

— Пойду.

— Кого же ты бить будешь?

— Фашистов.

— Нельзя так говорить, а то услышат и арестуют, как меня.

Лида принялась умывать мальчика, и в это время вернулись с поля Володина мать с сестренкой и дедушка Андрей.

Старик устало опустился на лавку. Лицо матери по­чернело, глаза ввалились. Только у сестренки покраснел вздернутый нос да отчетливее выступили на нем вес­нушки.

— Мама, много сжали? — поинтересовался Володя.

— Много, сынок, но что пользы? Половина зерна на земле.

— А верно, что Комяча назначили старостой?

— Верно. Пускай себе, он для нас человек не пло­хой. Ходят слухи, что коммунистов и комсомольцев бу­дут регистрировать. А его Зина тоже комсомолка.

— Я их регистрацию уже прошел. Еще раз в руки не дамся. Лучше уйду к Сергееву, буду сидеть вместе с ним.

— И до каких пор?

— Он со Смоленщины, все дороги знает. Как попра­вится, проберемся к своим. С нами Микола, Лида... ма­ло ли ребят найдется!

— Ой, сынок, что это ты говоришь,— испугалась. Мария.

Как любая мать, она все время тревожилась за сына. Хотелось, чтобы и немцы его не трогали, и сам никуда не лез, а тихонько сидел дома. Но парень подрос, как его удержишь...