Борис Бурлак - Седьмой переход

— Есть у нас на участке одна замечательная работница, бывшая баптистка. Со слезами просит принять ее в бригаду, отказывается от своей веры. А горком против...

— Против чего? Чтобы она отказалась от религии? Геннадий рассмеялся.

— Да, мы против приема Журавлевой в бригаду коммунистического труда! — бойко вступила в разговор все время молчавшая Инесса.— Мы не позволим дискредитировать идею...

— Постойте-ка, ребята, давайте разберемся,— Никонор Ефимович поднял голову, распрямился (тут и слушать нечего — все ясно!).— В самом деле, что получается: вы воюете против сектантов, а сами впадаете в сектантство.

— Речь идет о бригадах ком-му-ни-сти-ческого труда! — горячилась представительница горкома.

Каширин бегло взглянул на Инессу — та сбросила пуховый, дорогой платок на стол, словно приготовившись к схватке, и показалась ему сейчас совсем девочкой с худенькими, острыми плечиками и жидкими косичками. Эдакая забияка!

— Так как же прикажете жить баптистке? — серьезно спросил он ее, как равную.— Вступать в коммунизм со своей сектой или с вашей бригадой? A? B самом деле, куда ей приклонить голову?.. Давно ты в комсомоле?

— С тысяча девятьсот пятьдесят четвертого года,— с достоинством ответила Инесса.

— Давненько. Стаж почтенный. Да ты не сердись, я, в самом деле, не шучу... Мне, к сожалению, не довелось состоять в комсомоле. Родился рановато и переспел к первому съезду Союза молодежи. Но, помню, был у нас в Ярске секретарь укома, примерно твоего же росточка и стажа. Огонь — не секретарь. Не глядя на то, что у меня был высокий титул,— партприкрепленный! — секретарь укома не раз схватывался со мной. Схватились мы с ним и из-за одного тихони-паренька, исключенного из РКСМ. Пришел ко мне этот тихоня жаловаться, открыл всю подноготную: оказывается, он мальчишкой состоял в какой-то секте вместе со своим старшим братом. Когда в наших местах шли бои, то старшой симпатизировал Дутову, а меньшой — Каширину. (Это мой однофамилец, чтоб ты знала. Как видишь, мне тоже повезло, Инесса!..). Так вот, во время белоказачьего налета на Ново-Ярскую станицу произошел любопытнейший случай. Как только дутовцы ворвались в станицу, старший брат тихони осмелел, нацепил наган, фуражку с кокардой набекрень и побежал помогать своим, а младшой содрал красную повязку с рукава, спрятал понадежнее винтовочку и заперся в чуланчике. К обеду беляков вышибли из станицы. Тогда старшой вернулся в хату, сунул наган в сундук, залез на печку, как ни в чем не бывало, а тихоня приободрился, опять достал свою повязку и, зарядив винтовку, присоединился к красногвардейскому отряду. Так они и воевали весь восемнадцатый год, даже часть девятнадцатого прихватили. Точно так, в самом деле... Я пересказал все это секретарю укома, представив, значит, исключенного в наилучшем виде. Огонь-секретарь и тут нашелся: «Убедились, товарищ партприкрепленный, до чего живуча сектантская зараза! Брат не мог поднять руки на брата. Разве можно держать его в комсомоле? Ни в коем случае! Освобождайте меня хоть сегодня от работы, я не согласен...» Скажите на милость, какой был орел! Вскоре мы с ним отправились на губернский съезд. До Южноуральска добирались на лошадях, «железка» бездействовала. Ехали неделю. Я всю дорогу убеждал укомовца, нажимать-то не хотелось... А теперь тот, исключавшийся, в дипломатах ходит, в ООН заседает...

— То совсем другое дело, тогда люди проверялись в бою, — не сдавалась Инесса.

— Зато Рая Журавлева проверена трудом, — горячо возражал ей Геннадий.

Никонор Ефимович проговорил с ними около часа. По его словам выходило: большинство людей уже относится к труду по-коммунистически, однако отношения между людьми еще не достигли идеала. Завязался спор о бытие и сознании. Никонор Ефимович принялся доказывать Инессе, что сознание способно и опережать бытие (иначе как же бы мы совершили революцию?), что вполне можно приучить молодого человека жить по-коммунистически еще до того, как он станет получать от общества все блага по потребности. Защищаясь, Инесса неосторожно намекнула на какое-то противоречие марксизму.

— Вряд ли Карл Маркс похвалил бы Ярский горком комсомола за отказ воспитывать эту баптистку,— шутливо заключил Никонор Ефимович.

И вспомнив, что ему надо до конца дня обязательно побывать на площадке завода синтезспирта, он торопливо простился с молодежью, заметив, между прочим, для себя, что не одни комсомольские дела объединяют его внука, серьезного парня, инженера-строителя, с этой стрекозой, «теоретической» Инессой.

«Вот уже и третье поколение взваливает на свои плечи груз государственной работы»,— подумал Никонор Ефимович, направляясь к проходной. Вдруг он почувствовал себя очень плохо. Перед глазами сверкнула бело-голубая вспышка, будто от короткого замыкания, и все погрузилось в темноту. Он сделал наугад шаг, второй, опустился на ступеньку низкого крылечка, неловко запрокинулся к ногам перепуганного сторожа.

Геннадий вызвал «скорую помощь», повез его домой, хотя врач категорически настаивал везти в больницу.

— Умоляю вас,— говорил Геннадий, — я все, понимаете, все беру на себя. Хотите, дам расписку? Бабушка против всяких больниц. Как только она узнает, с ней тоже может случиться припадок.

То ли Никонору Ефимовичу стало полегче, то ли, собрав остаток сил, он хотел успокоить внука, но он проговорил довольно внятно:

— Я просто опьянел от свежего воздуха...

Через час в доме Кашириных собрались все: Зинаида с Егором Егоровичем, Максим с Эмилией, Геннадий, Илья Леонтьевич Жилинский. Пол-Ярска уже знало, что у старика Каширина микроинфаркт. Он лежал в полузабытье, навзничь, покорно вытянув сухие, узловатые руки, дышал отрывисто. Поправляя подушку, Дарья Антоновна дотронулась до реденьких его волос. Он открыл глаза, обвел взглядом комнату, сказал, едва успевая выговорить одно-два слова между вздохами:

— Чего собрались?.. Никто... из моих предков... раньше... девяноста лет... не умирал...

И опять забылся. Когда сознание прояснилось, ему чудилось, что прямо на него надвигаются расплывчатые тени: Настя, Родион, потом Геннадий, Инесса и, наконец, Максим. Лицо Максима сделалось четким, крупным, как на экране, заслонив весь мир. Он хотел улыбнуться сыну, но только слабо пошевелил запекшимися губами.

Микроинфаркт. Кто дал это игривое название тяжкому недугу, который выбирает среди людей одних бойцов?

13

Что и говорить, нескладно получилось: Василиса Григорьевна Лобова опередила свою собственную телеграмму. Хорошо еще попутчики, добрые ребята, курсанты военного училища, помогли ей вынести вещи из вагона. Поблагодарив бескорыстных помощников, она пристроилась к длинной очереди у подъезда вокзала, где останавливались такси.