Борис Бурлак - Седьмой переход

В 1917—1919 годах Южноуральск переходил из рук в руки: сначала его захватили дутовцы, но вскоре красногвардейские отряды вышибли их; потом казацкие сотни опять ворвались в город, и лишь в начале девятнадцатого года была одержана полная победа, хотя весной снова закипели бои на ближних подступах к Южноуральску. Каждый новый год начинался наступлением красных, но к лету соотношение сил складывалось неблагоприятно, фронт вплотную придвигался к городским окраинам. Генерал-лейтенант Александр Дутов метался из стороны в сторону: то на правом крыле восставшего корпуса чехословаков, то на левом крыле колчаковских армий. На своих-то подбитых крыльях он бы не продержался месяца, пусть ему и присваивали очередное воинское звание чуть ли не каждый месяц. В дни затишья, на досуге, этот «Бонапарт эскадронного масштаба», не желая следовать примеру донца Каледина, развлекался на балах в Самарской учредилке, читал лекции о текущем политическом моменте, подписывал смертные приговоры ни в чем не повинным женщинам, продавал свою фуражку в кабаре, на «благотворительном» аукционе, сочинял приказы во славу какой-то проститутки из полевого госпиталя, с надеждой встречал на перроне южноуральского вокзала офицеров союзнических войск и даже, как и полагается «главе государства в государстве», принимал в своей летней резиденции беглого консула Соединенных Штатов. Одним словом, хозяйничал до поры до времени, пока Михаил Васильевич Фрунзе не дал восточной контрреволюции решительного сражения под Бугурусланом, где была наголову разгромлена ударная группировка адмирала Колчака.

Среди множества событий той поры необыкновенно поразили Василису два эпизода: гибель советского правительственного комиссара, попавшего в засаду в одной из мятежных станиц Зауралья, и набег дутовцев на город в апрельскую ночь 1918 года. Она перечитала все, что пусть отдаленно было связано с этими трагедиями, разыгравшимися почти одновременно. Ей попалась на глаза заметка, под которой стояла подпись «Очевидец». Василиса слово в слово переписала заметку в свой блокнот: «Революция побеждает! Варварам не удалось захватить наш родной Южноуральск. Рядом с отцами встали на его защиту дети. Вчеpa, во время ночного набега вандалов, двое пулеметчиков храбро отстаивали Губисполком. Вода закипала в пулеметах. Из соседнего дома выбежал мальчик лет шести-семи и под градом пуль начал носить снег бойцам. То был сынишка рабочего Главных железнодорожных мастерских, зарубленного в юнкерских казармах. Слава маленькому герою-пролетарской революции!»

«Живы ли теперь эти пулеметчики? Как сложилась жизнь у этого бесстрашного малыша?..»— задумалась растроганная Василиса, отложив в сторону очередной комплект «Рабочего утра». К ней подошла добродушная старушка, дежурная по читальному залу, и учтиво осведомилась полушепотом:

— Не желаете ли ознакомиться с «Казачьим вестником»? Вы, помнится, интересовались им в прошлый раз, подшивка была в реставрации.

— Спасибо. «Вестником» займусь завтра.

— Хорошо, хорошо, работайте, работайте, товарищ Лобова,— громче произнесла она, направляясь к стеллажам.

Василиса подняла голову и в упор встретилась взглядом с незнакомой женщиной, неизвестно когда расположившейся за столиком напротив. Ей показалось, что новая посетительница архива слишком внимательно, до неприличия, поглядела на нее. И теперь, всякий раз, отрываясь от своего занятия, Василиса непременно встречалась глазами с этой не в меру любопытной особой. Черноволосая, чернобровая, в пуховом великолепном платке, накинутом на плечи, ее соседка выделялась среди всех какой-то горделивой осанкой и очень уж глубокой задумчивостью прекрасных печальных глаз. «А если она повеселеет, то, право, трудна пройти мимо такой красавицы, не заметив»,— с благоговейной завистью рассудила Василиса.

В крошечной раздевалке Василиса опять увидела ее. Та небрежно застегнула пуговицы пальто, нехотя поправила дымчатый платок, узенький воротник из серого каракуля и даже не взглянула в зеркало, точно зеркала существуют для простых смертных.

«Так вот какая у него жена...»,— думала Анастасия Никоноровна„ стараясь не потерять среди толпы низковатую, коренастую блондинку. Когда цигейковая шубка исчезала за спинами прохожих, Анастасия невольно прибавляла шаг и вдруг приостанавливалась, обнаружив Лобову невдалеке. Позднее она, конечно, ругала себя за глупейшую выходку, простительную лишь зелененькой девчонке, но сейчас, преследуя попятам ничего не подозревавшую Василису, она увлеклась, прошла мимо райкома. К счастью, Лобова ни разу не обернулась. Это понятно: люди со спокойным сердцем не оглядываются.

Ничем не приметная беленькая, круглолицая женщина долго не давала покоя Анастасии. И ведь совсем невидная собой. Может быть, умна? Возможно. Или щедра душой? Да, пожалуй, скорей всего. Леонид другую бы не взял. Ну, что ж, не родись, верно, хорошей-пригожей,, родись счастливой... Не раз вспоминая эту встречу, она упрекала себя за бабий эгоизм. Нет-нет да и вставала перед ней низенькая, пышная Василиса Лобова, очень похожая на какую-нибудь студентку-заочницу,, которой слишком раннее замужество помешало закончить образование.

А Василиса, подивившись красотой незнакомой своей соседки, на другой же день и позабыла об этой встрече. Откуда знать ей, что она когда-то в молодости случайно пересекла дорогу чужой несбывшейся; любви.

14

«Два брата на медведя, а два свояка на кисель!» — посмеиваясь, не раз говорил Егор Егорович Сухареву. Он называл его то «кандидатом демонических наук», то «деятелем неизвестного типа», то еще как-нибудь похлеще. Не оставался в долгу и Родион Федорович, изобретая очередные клички: «выдающийся практик нашего времени», «подрядчик двадцатого столетия» и так далее, в том же духе. Втайне недолюбливая друг друга, они выглядели этакими закадычными друзьями, которым только срочные дела не дают побыть вместе лишний денек-другой.

Но в последнее время их отношения стали более откровенными. Теперь Егор Егорович, приезжая в Южноуральск, непременно останавливался на квартире Сухаревых, позабыв дорогу в бывшую купеческую гостиницу — единственное в городе пристанище для командированного люда. По вечерам, в ожидании Анастасии, пропадавшей на работе, Родион Федорович подсаживался к свояку, начинал въедливо и с подковыркой расспрашивать его о совнархозовских новостях. Обычно Речка уклонялся от разговора. Но порой, когда на стройке что-нибудь не ладилось, Егор Егорович становился словоохотливым.

— Не знаю, как живется директорам заводов при новых-то порядках, но нашему брату, строителю, не сладко. Задергали нашего брата, совсем задергали, — жаловался Егор Егорович.— Годовые планы перетасовываются, как колода карт: всяк играет в свои козыри. О «тылах» строек никто не думает, держимся на волоске. Любую цифру, доложу тебе, везут согласовывать в Москву. Даже Лобов, человек не из робкого десятка, и тот заметно пообтерся. О Рудакове и говорить не приходится: тень Ярской дамбы неотступно преследует его. Мне иногда даже не верится, что это тот самый «железный министр», который важно восседал в Китайгородских аппартаментах. Сейчас он больше похож на прораба-выдвиженца, с трудом привыкающего к совнархозовским палатам после своей участковой конторки. Ни одного вопроса не решает. Посуди сам, Родион, что получается с Рощинским горнообогатительным комбинатом: заставляют строить, а технической документации нет. Наконец, Лобов приглашает из Свердловска проектировщиков, вызывает меня из Ярска. Идут, так сказать, переговоры «на уровне послов». Выясняется, рабочие чертежи кое-каких объектов можно уже в скором времени выдать. «Пожалуйста, Нил Спиридонович, — обращаются к Рудакову,— не хватает вашей визы». Мнется, не подписывает. Почему? Да потому, что не утверждено проектное задание по комбинату, хотя утверждает его сам совнархоз. Каково, Родион? Ведь всем и все ясно: комбинат надо строить по-ударному, принципиальные технические вопросы решены, проектный институт головой отвечает за свое детище. Остаются формальности. Но председатель, доложу тебе, как раз и боится этих формальностей. Да если бы он был министром, то, конечно, давно бы «подмахнул» проектное задание. У него рука не дрогнула бы. А тут дрожит. Обжегся на молоке, дует на воду: то приказал достроить внеплановый объект, то не может приступить к строительству сверхнужного комбината. Из одной крайности в другую. Да я приведу тебе этих примеров сколько угодно!