Борис Бурлак - Седьмой переход

Надо было ждать, пока машины отвезут первую партию пассажиров и вернутся за остальными. Времени вполне достаточно, чтобы осмотреться, немного привыкнуть к чужому городу. Не думала Василиса, что придется жить в Южноуральске: она имела о нем такое же наивное представление, как и о молодости Леонида. Леонид уже странствовал по стройкам, с комсомольскими мандатами в кармане, а она еще училась в одной из средних школ в Москве. Разница в семь лет, совершенно незаметная теперь, была, когда Василиса выходила замуж, такой огромной, что ей казалось — целая эпоха разделяет ее и Леонида. И вот она в городе, где он вырос.

К центру ведет неширокое, прямое шоссе, разрезающее парки. Кругом белым-бело, точно в Подмосковье. Поигрывают, кружатся над обледенелой мостовой чрезмерно крупные снежинки. Покачивается на ветке, в привокзальном сквере, болтливая сорока, давно привыкшая к гудкам автомобилей. Брызгами разлетаются во все стороны, чуть ли не из-под колес троллейбуса, шумные стайки синиц и воробьев. Мирно дремлет у забора весь заиндевелый ослик, запряженный в маленькие санки-розвальни... Обычные для Южноуральска зимние картинки с интересом, с мягкой грустью наблюдала Василиса, дожидаясь своей очереди.

Она и не обратила внимания, как невдалеке резко притормозила новенькая «Волга». Машину вмиг окружили самые нетерпеливые из пассажиров. Только когда они расступились, недовольные и ворчливые, Василиса увидела мужа. Леонид Матвеевич стоял у автомобиля и отыскивал ее взглядом среди толпы. «Не мог встретить по-человечески»,— подосадовала Василиса. Но обида пропала тут же, и она, позабыв о своих вещах, протиснулась вперед, окликнула его. Он растерянно заулыбался, пошел быстро навстречу ей. У кромки тротуара, в трех шагах от Василисы, он поскользнулся, неловко взмахнув руками, и едва удержался на ногах,— благо кто-то вовремя подхватил его под локоть. Это развеселило всех. В суматохе Леонид Матвеевич даже we обнял и не поцеловал жену, лишь пожал ей руку и принялся, как опытный носильщик, грузить в багажник чемоданы, свертки.

Машина тронулась, и он заговорил сердито:

— Пришлось ехать на вокзал прямо с заседания совнархоза. Вечно телеграф карты спутает!

— Я так и решила, что телеграмма опоздала,— сказала Василиса. Странно, она точно и не расставалась с ним, точно и не было никакой тоски, никаких тревожных писем, никакой спешки перед отъездом из Москвы: казалось, вчера или позавчера собирала его в путь-дорогу, задержавшись у родителей до следующего поезда. Любая новая встреча с Леонидом тут же зачеркивала в жизни Василисы не только месяцы, но и годы былой разлуки. Думалось, что он совершенно не меняется со временем. И, может быть, впервые сейчас Василиса отметила, что Леонид немножко сдал, выглядит рассеянным, даже хмурым.

— Приехали,— объявил он, едва шофер свернул к новому дому с палисадником.

— Как, уже?

— Это и есть наша резиденция!

Она с нескрываемым интересом окинула взглядом четырехэтажный корпус, мало чем отличавшийся от московских,— все добротно, просто, строго, разве лишь пониже столичных, да тротуар наглухо занесен сыпучим снегом.

В пустой квартире, где гулко отдавался каждый шаг, неестественно громко прозвучал голос Леонида:

— Тут, Вася, и будем доживать свой век!

Сбросив цигейковую шубку прямо на чемоданы, она обняла его и, дурачась, повисла, как бедовая девчушка, на сильной отцовской шее. Леонид Матвеевич осторожно высвободился из ее рук, взял ее за плечи, заглянул в глаза. В них столько было доброго света и женского озорства, что он почувствовал себя кругом виноватым перед ней.

Она спросила, запрокинув голову:

— Ты меня точно не узнаешь?

— Не узнаю, действительно! Выходит, разбогатеешь в Южноуральске. Идем смотреть наши хоромы,— и он потянул ее в столовую со стеклянной дверью на балкон.

Во всех трех комнатах, кроме кровати-раскладушки, неуклюжего старинного стола и двух венских стульев, ничего не было. Пустота производила неприятное впечатление на Василису, пугала. Она, право, не могла бы здесь и дня прожить одна. А Леонид жил месяцы. Подолгу останавливаясь в каждой комнате, она по-хозяйски прикидывала, где что поставить.

— Боюсь, не тесновато ли,— лукаво заметил Леонид Матвеевич.— Впрочем, в тесноте да не в обиде.

— Я в таких квартирах еще и не жила.

— То-то!

Он распахнул дверь на балкончик, достал из своего «холодильника» кусочек сливочного масла, ветчину, рубленое мясо и консервы.

— Чем богаты, тем и рады.

— Что ты, Леня, не надо, право! Я привезла вкусные вещи из Москвы.

— То потом. А сейчас я тебе приготовлю обед по-холостяцки!

— Ну-ну, действуй!

— И, пожалуйста, не ходи на кухню, не смущай повара-приготовишку!..

Внизу, у палисадника, играли в снежки ребята. Шустрая девочка лет двенадцати, в белых подшитых валенках, в ушанке и без варежек, одна отбивалась от целой ватаги мальчуганов, они наседали со всех сторон, отрезая ей путь к отступлению. Василиса присела у окна, заинтересовавшись неравной схваткой. Нападающие стали заходить с тыла, оттеснив храбрую девочку на грязноватый лед, где нет снега. Но та продолжала защищаться, удары ее были метки: то в лицо, то в грудь. Отходя к подъезду, она оглядывалась назад, чтобы, в крайнем случае, скрыться от преследователей за дверью. В критический момент, откуда ни возьмись,— верный союзник, отчаянный парнишка без пальто, тоже лет двенадцати-тринадцати, с добрым десятком снежков в руках. Он с ходу забросал ребят, те начали пятиться, а девочка е это время прорвалась, наконец, к сугробу. Вдвоем они обратили в бегство численно превосходящего противника. Союзник с гордым видом пожал ручонку своей подруге, и та, взяв ученический портфель, с достоинством пошла к приземистому домику, что стоял напротив.

«Рыцарь,— улыбнулась Василиса. — Выдержит ли их дружба, начавшаяся с детских лет, малые и большие испытания жизни, или забудется со временем?..» Странно, забавная уличная сценка заставила ее задуматься о Леониде, точно до сих пор недоставало того внешнего толчка, что приводит в движение иные мысля. Как его здесь встретили? По-дружески или с глуховатой завистью? Как сам он встретил своих сверстников и сверстниц? С грустью или облегчением? А может, заново пришлось знакомиться? Что ж, иногда случается. У одних молодость всю жизнь как бы служит фоном, и на этом фоне развертываются события зрелых лет, освещенные издалека, из глубины. У других последующие картины жизни навсегда заслоняют молодость, и о ней вспоминается с трудом, как о сновидениях. Каков же ее Леонид именно здесь, среди людей, с которыми вместе вырос?..

— Чем мы заняты? — спросил он, неслышно войдя в комнату.

— Разгадыванием собственных загадок. Сижу и думаю, как ты здесь чувствуешь себя?