Лев Кукуев - Море в ладонях

— Кто же ухаживает за садом? — допытывалась Марина.

— Катюша и я. Тон задает она… командует…

Ершов не стал рассказывать, что бывают дни, когда, хоть убей, не пишется. Бывает, работается «запоем», без сна и без отдыха. Тогда он курит и курит сигарету за сигаретой. Зато пить запоем не научился. Предпочитает спиртному сад и рыбалку, сбор ягод, грибов. Не любит охоту…

Еще за столом, извинившись перед гостями, Катюша удрала к подружкам по каким-то весьма неотложным делам. Возвратившись из сада, несмотря на протесты Ершова, Таня с Мариной собрали посуду, снесли на кухню и заявили, что сами все перемоют. Дверь из кухни на веранду была раскрыта. Ершов и Дробов сидели в плетеных креслах. Вбежала Катюша и сразу к отцу:

— Все будет так, как я говорила! Девочки очень довольны. Сказали, придут обязательно…

— Только ли девочки?! — удивился чему-то Ершов.

— Ну… па-па… — Катюша с укором смотрела отцу в глаза: — Я же тебе говорила… Еще будут два мальчика и Колька Фокин.

Ершов незаметно подмигнул Дробову, вздохнул с лукавой усмешкой:

— Ох уж мне этот Фокин!

— Ну… па-па…

Это «ну, па-па» Катюша умела произносить нараспев, стыдливо и в то же время с упреком в адрес отца.

— Хорошо, хорошо. Я молчу.

Марина и Таня слышали весь разговор отца с дочерью. О чем-то подумав, Ершов заговорил:

— Катюша, присядь… Это первые гости, которых ты принимаешь одна. Думаю, к ним отнестись надо больше чем хорошо. Нужен торт, конфеты и чай. Придется сходить самой в магазин…

«Три мальчика, три девочки», — подсчитала Таня, однако подумав, не удивилась. Почти в Катюшином возрасте и Тане мальчишки писали записки, в любви объяснялись. Больше того, однажды она позволила себя поцеловать. А следом случилось такое, что страшно и вспомнить. Ее кавалер рассказал обо всем дружкам. Таня так возмутилась, что на первой же перемене схватила «поклонника» за ухо, и тот вынужден был сказать при всех, что он хам и враль. С того дня Таня ни разу не позволила себя целовать.

— Надеюсь, стол ты сумеешь накрыть, — говорил Ершов дочери. — В твоем доме для тебя все равны. Старайся никого не выделять…

Таня глянула сквозь приоткрытую дверь. Катюша смотрела на Ершова, как на учителя, объясняющего условия экзаменационной задачи. Иногда в знак того, что ей все понятно, кивала головой. Косички ее смешно топорщились. Зато лицо все время оставалось серьезным. Стало быть, разговор был, действительно, важным.

— Торт нарежь ровными порциями. Конфеты пусть каждый берет по вкусу. У гостей все время в стаканах должен быть чай…

Таня склонилась к Марине, тихо сказала:

— Вот он самый опасный и самый любознательный девчоночий возраст.

— Боже мой! Конечно! — согласилась Марина. — В том и беда, что от двенадцати до семнадцати мы слишком много понимаем и в то же время бездумно глупы. Натворить чудес — дважды два.

Снова обе прислушались к голосам на веранде.

— И еще, Катюша. Гости приходят все сразу или по одному. Здесь ты уж ни при чем. Но хорошую хозяйку покидают все вместе и с хорошим настроением. Чтобы так было, хозяйка не может с кем-то шушукаться из подружек, уделять чрезмерное внимание мальчикам, забывая о девочках. Тогда и мальчики ведут себя достойно…

Катюша вспыхнула:

— Попробуй Фока или Толька кривляться…

Ершов осуждающе усмехнулся:

— Сразу расправишься?

— Хорошо, папа, я слушаю.

— Табак, сигареты прятать не буду.

— Не надо! Мальчики наши не курят!

— Да я не к тому. Однажды ребята постарше предложили сигарету. Не мог же я объявить себя трусом. А вскоре узнала вся улица. Мальчишкам ко мне запретили ходить их родители. Сказали, что в нашем доме нет порядка.

— Папа! — Катюша даже приподнялась. — Все будет хорошо!

— Тогда извини. Считай, что договорились!..

И Таня договорилась с Андреем еще в порту, что Андрей отвезет ее прямо в Еловск на машине. Но когда наступил час прощания с Бирюсинском — Тане стало невесело вдруг. Катюша ушла в магазин, Ершов решил проводить Марину. Прощались возле калитки.

— Слыхали мы, Виктор Николаевич, — сказала Таня, — как вы воспитываете дочь.

— Кажется, лишнего наговорил своей козуле.

— Да нет. И об этом говорить надо. Значит, решили не присутствовать на собрании ее гостей, не опекать?

— Пора. Еще в прошлом году на коленях любила сидеть. А теперь все чаще и чаще слышу: отвернись, папа. Растет человек.

Андрей с места повел машину на большой скорости. Таня долго молчала, вглядывалась в узоры, в расцветку тайги. Кедры и ели на южных склонах так потемнели за лето, что стали почти черными. Зато осинки, березки на северных склонах принаряжались уже в сарафаны от желтого до багряного цвета. Ветер не ворошил листву, не трогал вершины сосен. Все отдыхало в истоме и тихом благополучии.

— А Виктор Николаевич славный, — сказала Таня. — И Катюша очень понравилась. Трудно ему без жены воспитывать дочь. Я почему-то подумала, что в Индии иногда выдают девочек замуж в десять, одиннадцать лет, и мне стало страшно.

И Дробову стало не по себе. Почему-то вспомнилась история с девятнадцатилетней студенткой, которая вышла замуж за старого профессора лишь бы тот мог «творить во имя науки». Дробов далек был от ревности, когда шла речь о Юрке Блинове, о Мише Уварове, а сейчас шевельнулось под сердцем, и боль не стихала. В подобных делах не поможет и валидол. И все же он согласился с Таней:

— Разумеется, трудно.

— Жена у Виктора Николаевича умерла?

— Удрала! Красавца себе нашла.

Эти слова прозвучали желчно, недружелюбно даже по отношению к Тане. Можно было подумать: она виновата во всем, виновата и в неудавшейся личной жизни самого Андрея.

— А ты-то что злишься?

— Извини, — невесело ответил он. — Груз на душе какой-то. Не хотел печатать тайком статью о Байнуре. Приезжал специально ее показать, не получилось.

— Ну вот, началось, — поджала верхнюю губку Таня.

— Нет, хоть теперь послушай!

— Нудный же ты, Андрей. Я об одном, ты о другом. Может, сегодня будет иначе?

Спидометр отсчитывал километры. За кабиной мелькали сосны, березы, кедры. Багрянец осин и грозди рябины уже не привлекали Таниного взгляда. Она вспомнила о Катюше и хитром прищуре во время танца. Об очень синих, как вода Байнура, глазах Марины, о Ершове, предлагавшем к услугам Марины библиотеку… Не выдержал первым Андрей:

— По мне лучше сказать правду, чем что-то таить.

— Ты это о чем?

— Как о чем?

Таня слишком спокойно, совсем непонятно зачем, сказала:

— Андрей, останови машину.

Он подчинился.

Распахнулась дверца, и Таня выскочила на гравийное полотно, сняла туфли, чулки, захлопнула за собой дверь:

— Езжай, пожалуйста.

— Как это езжай? — спросил он, сжимая до боли «баранку».