Галимджан Ибрагимов - Дочь степи. Глубокие корни

Партийный клуб, куда пришла Нагима, кишел, как растревоженный муравейник. Запоздавшие делегаты, гости торопливо раздевались у вешалки и, предъявив пропуска, поднимались по широкой белой лестнице наверх, в колонный зал.

Нагима не раздеваясь направилась к лестнице, но ее не пропустили.

— Мне конференция не нужна. Мне только увидеть одного человека. Я через минуту выйду обратно, — попробовала она протестовать, но безрезультатно.

В это время взгляд Нагимы случайно упал на площадку лестницы. Там стоял Иванов. Она подозвала его, написала на клочке бумаги несколько слов и, передав записку, попросила отдать ее одному из товарищей, фамилии которых тут же перечислила.

Не прошло и нескольких минут, как к Нагиме подошел Шарафий, успевший после доклада в ячейке прийти на партконференцию.

— Ну, что вы сделали? — метнулась к нему Нагима.

Шарафий, оказывается, ничего не разузнал. Из-за конференции он не смог ни с кем переговорить, все заняты. Но Нагима не слушала его доводов.

— Приехали и забыли! — горестно сказала она.

Шарафий всячески успокаивал ее и под конец добавил:

— Попробую сделать что-нибудь сейчас. Вы посидите пока в читальном зале.

С этими словами Шарафий поднялся наверх. У дверей зала стоял второй контроль. Шарафий предъявил пропуск и вошел в зал, переполненный народом.

Открывшаяся перед его взором конференция была частицей партии, авангарда пролетариата; сидящие здесь русские, чуваши, евреи, татары составляли один из отрядов этой великой партии. В ее рядах и под ее руководством они побеждали на фронтах войны, шли от победы к победе на фронте хозяйственном и культурном. Это были коммунары, пришедшие с фабрик и заводов, из деревень и красных казарм, готовые к новой борьбе за великое будущее.

Шарафий окинул взглядом ряд делегатов. Много было здесь знакомых лиц. Он встречался с ними на заводской ячейке, на фронте, в подшефной деревне, но прокурора Гайфуллина здесь не было. В президиуме увидела Василия Петровича. Шарафий, стараясь не шуметь, прошел к первому ряду, где заметил Паларосова и Иванова.

— Тебе Гайфуллина, что ли? Вон он, — шепнул Салахеев, около которого остановился Шарафий.

У открытой двери сзади президиума стоял высокий, полный человек с туго набитым портфелем в руке. Шарафий кинулся к нему:

— На одну минуту!

Но у Гайфуллина не было даже свободной секунды. Его как председателя мандатной комиссии рвали на части. Он так занят, что не может полностью прослушать доклад товарища, приехавшего из центра. Гайфуллин торопливо сказал об этом Шарафию и хотел уйти, но Шарафий не отступал.

— На одну минутку. Одно слово. Ведь Садык арестован! — вцепился он в рукав прокурора.

Делать было нечего, Гайфуллин прошел в маленькую комнату позади президиума.

— Я с этим делом отчасти знаком, — сказал Гайфуллин, — мне Паларосов сделал короткий доклад. Я ему сказал, что он поступил неправильно, что при применении меры пресечения нужно действовать осторожно.

— А он что ответил?

— Он возразил мне, заявив, что для ареста имеет довольно веские основания. Я спросил: «Какие?» — «Во-первых, говорит, преступление, в котором обвиняется Минлибаев, очень крупное. Во-вторых, против него имеются очень серьезные улики, и, в-третьих, он родственник байраковцам, и если его оставить на свободе, он может договориться с ними и уничтожить все следы преступления». Раз следователь держится такой позиции, я один ее изменить не могу. Сто пятьдесят восьмая статья уголовно-процессуального кодекса ясно говорит, что в таких случаях вопрос должен разбираться на распорядительном заседании суда.

Шарафий оторопел.

— А когда он состоится?

— Это быстро можно было бы сделать, но, сам видишь, я по горло занят в мандатной комиссии.

— Как же быть? Ведь Садык был выбран на конференцию.

— Знаю. Он прошел от нашего района. Мы сами его провели. Теперь вам остается одно из двух — или ждать распорядительного заседания, или взять Минлибаева на поруки.

— Это как?

— Очень просто: пусть за него поручатся два авторитетных лица или какая-нибудь рабочая организация…

Не докончив объяснения, Гайфуллин ушел, а Шарафий нацарапал что-то на листке блокнота и вернулся в зал. Записку он передал Василию Петровичу. Тот прочел ее, подозвал Шарафия и шепнул:

— Пусть кончится доклад. Потом я сам выйду к ней. Скажи, чтобы подождала в библиотеке.

Шарафий спустился к Нагиме, передал ей разговор с прокурором, умолчав относительно веских улик, и просьбу Василия Петровича, а затем побежал в зал, чтобы услышать хоть конец доклада.

Нагима этого не ожидала. Ей казалось, что товарищи Садыка отнеслись к делу халатно, никто не стремился тут же освободить его. Погруженная в мрачные думы, сидела Нагима в большом читальном зале. Прошло более часа. Пришел Василий Петрович, но и он, кроме обещания, ничего определенного не сказал. При этом он тоже ссылался на конференцию. Совершенно подавленная вышла Нагима из Коммунистического клуба.

Наступила ночь, но она не принесла облегчения. Сон бежал от Нагимы. До самого рассвета не сомкнула она глаз.

Нагима выросла в Акташе. Первым приглянувшимся ей парнем был Садык.

Как-то в пригожий летний день Нагима накопала в огороде полное ведро картошки и, тихо напевая песню, стала мыть ее у колодца. Вдруг услышала за плетнем осторожные шаги. Не оглядываясь, она догадалась, кто пробирался к ней. И не ошиблась. Это был Садык, приехавший к родственникам на джиен. Давно приметила Нагима его взгляды, его упругую походку, привлекательное, хотя и не особенно красивое лицо.

Парень, подкравшись, что-то шепнул из-за плетня, но девушка не оглянулась и только чуть слышно сказала:

— Осторожнее, парень! Не то наши ребята живо тебе ребра переломают.

В ее голосе прозвучала не угроза, а предостережение. Парень и сам знал, что ребята не простят ему, городскому пришельцу, заигрывания с лучшей девушкой деревни. Но опасность, которой он подвергался, не остановила его, а только заставила быть настороже: по вечерам, идя на гулянки, он затыкал за голенище острый нож, а на руку наматывал цепь кистеня. Так ходил он в своей щеголеватой одежде, в шапке набекрень, и даже гармонь в его руках пела как-то особенно звонко. Нередко Нагима, сидя одна в избе, тихонько подпевала его игре, а когда он заводил плясовую, отбивала такт резвыми ногами.

Парень не упускал случая заглянуть к ней в окно, мигнуть при встрече.

«Видно, любит меня», — решила девушка.

Но неожиданно парень исчез. Девушка загрустила, затосковала.

Прошел целый месяц. Вдруг парень снова появился в деревне. Обрадованная Нагима решила, что он приехал только из-за нее. Скоро представился случай удостовериться в правильности предположения.