Галимджан Ибрагимов - Дочь степи. Глубокие корни

— Так-то, голубушка. Что имеем — не ценим. Внешне-то я спокойна, а сколько бессонных ночей провела, одна я знаю.

Снова полилась беседа, где радость смешивалась с горем, где слова текли нескончаемой струйкой. Наконец Нагима, в упор смотря на подругу, спросила:

— Не рассердишься? Спросить тебя хочу. Уж давно об этом думаю… Не собираешься ли вторично выйти замуж?

Айша улыбнулась сквозь слезы.

— Нет, голубушка, нет! Вот устрою старшего сына, возьму старуху за младшим присматривать и примусь за работу…

— За какую работу?

Айша рассказала о приезде Шакира Рамазанова, о намерении волостного комитета назначить заведующим совхозом «Хзмет» председателя Байрака, на его же место взять Шенгерея, а работу последнего передать ей.

— Ты согласилась?

— И я и Шенгерей попробовали протестовать, да он и слышать не хочет, говорит: «Это не мое дело, а волостного комитета. Приготовьтесь впрячься в работу».

Многим, очень многим нужно было поделиться подругам. Разговорам не предвиделось конца. Показался подвыпивший Шенгерей.

— Секретничаете? Ну, валяйте, валяйте! — погрозил он пальцем.

Женщины вернулись в комнату. Там прибавился новый гость — сын Шенгерея Сабит, мальчик лет тринадцати. Перед ним стояла полная тарелка пельменей. Он с аппетитом уплетал их, не переставая в то же время тараторить. Речь шла о споре между ним и Шаяхметом.

— Да ведь? Да ведь, Шарафий-абы? — горячился мальчик. — Правду я говорю? Я три года был октябренком. Сейчас пионер. Да ведь? Через четыре года перейду в комсомол.

— Так, так, — кивнул головой Шарафий. Мальчик продолжал:

— Потом… потом… поработаю комсомольцем и вступлю в партию. Да ведь? Если я буду активистом, так меня в двадцать два года переведут в партию. Так ведь? А Шаяхмет-абы говорит, что все равно до двадцати четырех лет меня в партию не возьмут. Ведь это неправда? Ведь, если я буду активистом, меня раньше возьмут? Да ведь?

Шарафий улыбнулся и толково разъяснил пионеру порядок. Мальчик, видя, что его слова не совсем ошибочны, весело расхохотался.

— Чья правда, Шаяхмет-абы? А?

От радости Сабит забыл и про пельмени. Нагима с восхищением смотрела на мальчугана.

— Поешь хорошенько, спорить потом успеешь, — сказала она.

Взглянула на часы. Было около пяти. Нагима торопливо распрощалась, повторила приглашение, а Сабиту сказала особо:

— У меня тоже есть пионер и октябренок. Приходи завтра вместе с отцом. Будете играть.

— Приду, приду!

Нагима ушла. Гости остались допивать чай.

— И нам, наверно, пора, — поднялся Джиганша.

Все оделись и направились в суд.

Ребенку стало гораздо лучше. Он улыбался, вертел головкой. Нагима, поручив его старухе, принялась за уборку.

Дом, в котором жила Нагима, принадлежал прежде какому-то банкиру. После революции он был национализирован, а теперь уже третий год жильцы, занимающие все десять квартир, создали жилищное товарищество. Дом стал называться «Жакт № 8». Организовал товарищество Садык и целый год вел все дела. Теперь председателем был избран портной Мусин.

Минлибаевы занимали квартиру в три комнаты с кухней. Постепенно обзавелись кое-какой обстановкой.

Нагима принялась за дело. Стол с утра стоял неубранным, грудой лежали на нем чашки, тарелки, хлеб, яичная скорлупа. Нагима начала с него. Вынесла сор, вымыла посуду, расставила ее в буфете, переменила скатерть. Потом перешла к постелям. Оправила подушки, одеяла, развесила одежду, вытерла сырой тряпкой пыль, подмела пол. Комната приняла опрятный вид.

Покончив с этим, Нагима перешла в кабинет мужа.

В последнее время Садык дни и ночи отдавал своей работе. Придя домой, он торопливо закусывал, разыскивал какие-то материалы, перерывал все бумаги и, не успев убрать их, снова уходил. Дети дополняли беспорядок. Очевидно, они усердно рассматривали иллюстрированные журналы.

Зайдя в комнату, Нагима ахнула. Над письменным столом, казалось, пронесся ураган — до того там все перемешалось. Часть бумаг валялась на полу, книги лежали раскрытыми.

Дети сняли со стены портреты Вахитова и Ямашева и, очевидно, решили перевесить их на другое место, но не докончили начатого дела и портреты так и остались висеть на одном гвоздике. Около этажерки на полу лежала целая куча книг, которые Садык забыл поставить на место.

Нагима, стараясь не нарушать порядка расположения книг и бумаг, убрала стол, этажерку, потом перешла к большому книжному шкафу. Садык любил собирать книги, их у него было много.

В первые годы революции каждая конференция, каждый съезд, происходивший в Москве или Казани, обогащал его библиотеку, так как книги раздавались в виде подарка. Да и купить их было нетрудно — они стоили очень дешево. И вот Садык, никогда не разлучавшийся с потрепанным томом «Капитала», обзавелся неплохой библиотекой, где имелись сочинения Маркса, Энгельса, Ленина, Плеханова, много книг по истории партии и революционного движения, стенографические отчеты съездов. Ими был наполнен большой дубовый шкаф.

Дети не интересовались шкафом, так как там не было книг с картинками, и потому он содержался в порядке.

Неожиданно раздался звонок. Нагима пошла открывать дверь. Это были Садык и Василий Петрович. Велев кучеру обождать, они вошли в дом.

Садык прямо прошел в кабинет. Царивший там за последнее время беспорядок угнетал его. При виде прибранной комнаты он обрадовался и, улыбнувшись жене, сказал:

— Вот хорошо! Нашла-таки время заняться моим кабинетом!

Он усадил Василия Петровича, достал из ящика стола кипу бумаг.

У Нагимы в кухне кипел самовар.

— Вы так редко бываете у нас, — обратилась она к Василию Петровичу. — Не хотите ли чаю?

Садык махнул рукой.

— Оставь, пожалуйста, мы торопимся!

Но Василий Петрович поддержал Нагиму:

— Зачем кричишь? Среди дела неплохо чайку выпить.

Обрадованная Нагима отодвинула кучу газет, накрыла освободившийся угол стола белой салфеткой, принесла сотовый мед, хлеб, чашки горячего чая и, закрыв за собой дверь, вышла в соседнюю комнату.

Садык, помешивая ложкой чай, выбрал из пачки бумаг какой-то документ и стал читать:

«Мы, нижеподписавшиеся рабочие-татары, просим выбрать на место кочегара Садыка Минлибаева кого-нибудь другого. Садык замарал честное имя пролетария. Он вернулся к своему прежнему хулиганству, бандитизму. Он, желая отомстить за прежние обиды, стал убивать коммунаров-крестьян, подобных Фахри. Мы верим, что такие бандиты будут исключены из партии. Мы заявляем о своем несогласии с избранием Садыка Минлибаева от нашего имени в члены горсовета».

Садык прочел по-татарски и тут же перевел на русский язык. Снизу текста столбиком стояли порядковые номера. Их было сорок.