Пётр Лебеденко - Черные листья

— Оно так, — сказал пожилой шахтер Семен Викулов. — Оно так, Кирилл Александрович. К своей семье когда привыкнешь — без нее хана. Особенно если та семья из дружных…

И опять Каширов в словах шахтера уловил необычную мягкость и почувствовал, что сказаны они были со всей искренностью и уважением. Это растрогало его, и он, подойдя к Викулову, сказал:

— Спасибо тебе, Семен Петрович. Спасибо.

Он поискал глазами Павла Селянина, но того почему-то не оказалось. А ему очень хотелось увидеть его именно сейчас, вот в эту минуту. В тот день, когда Селянин впервые пришел к нему в больницу, Кирилл чувствовал себя особенно плохо. Голова раскалывалась от нестерпимой боли, в глазах становилось совсем темно, и Кириллу казалось, будто он слышит, как в голове лопаются, взрываются какие-то сосуды — один за другим, один за другим. Он часто, хотя и не надолго, терял сознание, потом снова приходил в себя и мутными глазами глядел вокруг, с трудом понимая, где он и что с ним происходит.

Вот в одну из таких минут он и увидел Павла Селянина. Тот сидел на табуретке у его койки в белом халате, и Кирилл вначале подумал, что это врач. А когда узнал Павла, улыбнулся, стараясь скрыть от него свои страдания. Однако улыбка его была настолько вымученной, настолько неестественной, что Павел сразу все понял.

— Тебе очень плохо, Кирилл? — Спросил он, наклоняясь ближе к его лицу. — Ты очень страдаешь?

И Кирилл признался:

— Очень. Не выживу, кажется…

Он увидел в глазах Павла неподдельное сочувствие. Неподдельное, он не мог ошибиться. Потом Павел наклонился еще ниже и, взяв его руку в свою, осторожно, но крепко ее сжал:

— Ты это брось, тореадор! Брось, слышишь! Мы с тобой не из тех, что сразу сдаются. Мы с тобой еще поработаем.

…Он спросил:

— А где же Селянин? Руденко сказал:

— У него экзамены. Сидит, говорят, день и ночь за столом. Последний ведь год в институте. Через минуту — инженер…

— Да, через минуту, — Кирилл улыбнулся и повторил: — Через минуту — инженер…

Потом он спустился в шахту. Бригадир хотел идти вместе с ним, но Кирилл попросил:

— Ты иди с бригадой, а я один. Посмотрю, как и что…

Он и сам удивлялся, откуда у него эта потребность: остаться с шахтой наедине. Он даже улыбнулся своим мыслям: «Будто свидание с женщиной. Интимное и волнующее».

Нет, никакого страха Кирилл не испытывал. Пройдя минут десять по коренному штреку, он свернул к тому самому уклону, где все тогда произошло. Только на мгновение задумавшись, пошел вниз. Вот здесь он в тот день услышал грохот грузовых вагонеток… Ему и сейчас показалось, будто он слышит то же самое: колеса стучат на стыках рельсов, где-то далеко отсюда громыхнул взрыв, где-то осела кровля. «Шахта живет, — подумал Кирилл. — Всегда».

Он спустился еще ниже и нашел то самое место, где в тот день произошло несчастье. Кирилл его хорошо запомнил. В то короткое мгновение, когда он собрался прыгать из вагонетки, в глаза ему бросилась одна деталь, которую в другое время можно было и не заметить: по ту и другую сторону на всем протяжении уклона нижние части стены были укреплены проволочной сеткой, а здесь их укрепили бетонными плитами. Всего несколько метров. И сразу же за бетонными плитами Кирилл увидел тогда нишу, в которой блестела вода. Вот эта самая ниша… Правда, воды теперь здесь не было, и Кирилл, войдя в нишу, опустился на какой-то ящик из-под инструментов.

Сейчас его окружала тишина. Нигде ни одного звука, словно на какое-то время жизнь шахты застыла. Может быть, застыла для того, чтобы дать Кириллу услышать, как такая же тишина входит в его сознание. Это была особенная тишина, она обволакивала и мысли, и чувства Кирилла, обычно пребывающие в смятении. Ему казалось, будто сейчас в нем происходит какой-то процесс обновления: он будто ощущает, как в нем крепнет уверенность в своих силах, которые он в последнее время заметно подрастерял. А терять-то их было нельзя, они очень Кириллу нужны. Теперь вот сама судьба вовремя подставила ему плечо, чтобы он мог на него опереться. Крепкое плечо, черт подери, с таким спутником, как добрая своя судьба, не пропадешь! И шагать-то с таким спутником куда легче!

Внизу, очень, видимо, далеко от Кирилла, негромко громыхнул взрыв. Потом еще один, еще и еще. Если бы не слабое, едва заметное колебание воздуха, которое Кирилл через несколько мгновений ощутил, можно было бы подумать, что это над толщей земли погромыхивает гроза. Но он, конечно, понимал, откуда доносятся эти взрывы: в шахте нарезаются новые лавы, и сейчас проходчики бригады Опалина прокладывают дополнительные штреки. Кирилл даже представил себе такую картину: уже готовы шпуры, в них уже заложен аммонит и все, кто находится вблизи, устремляются в укрытия. А потом раздаются взрывы. И еще не осела пыль, в воздухе еще плавают газы, а проходчики уже спешат к породопогрузочной машине. Опалин кричит: «Куда? Назад!..»

Опалина Кирилл про себя называл стратегом. Это он, Опалин, пытался как-то «просветить» Кирилла:

— Технический прогресс — это, Кирилл Александрович, штука весьма и весьма сложная. Это, простите, Кирилл Александрович, за высокие слова, как битва. Но не такая битва, когда все решается в одном, хотя и тяжелом, но коротком бою. Тут дело другое: драться надо долго, каждый день, за каждую, даже маленькую высотку. Взяли ее — пошли дальше, к другой, взяли другую — пошли к третьей. Я понятно говорю, Кирилл Александрович?

— Доходит, — усмехнулся Кирилл.

— Это хорошо, что доходит. Вот у вас чего-то не хватило, чтобы довести до конца работу с батеевской установкой, значит, вы не взяли одну из высоток. Почему? Струсили? А как же вы пойдете дальше? И как поведете за собой свое войско? И куда поведете? Впереди ведь еще много высоток, ой как много, а кто может сказать, что вы опять не струсите? Выходит, Кирилл Александрович, это не частный случай…

— А что же это, по-твоему, стратегия?

— Точно! Точно, Кирилл Александрович, стратегия. Большая стратегия! На войне оно как бывало? Даже самое большое наступление часто начиналось с захвата маленького плацдарма. Взяли его, закрепились, подтянули силы — и рванули дальше.

— Ты что ж, на войне фронтом командовал? — спросил Кирилл. — Откуда у тебя такие обширные познания?

— Рядовым я на войне был, — спокойно ответил Опалин. — Так ведь в таком деле и рядовые разбирались. Элементарно…

Конечно, если как следует поразмыслить, Опалин прав. Драться надо долго, каждый день, за каждую, даже самую маленькую высотку. Иначе ничего не выйдет. И ему, инженеру Каширову, в стороне от этой драки быть нельзя. В противном случае он вообще может оказаться в стороне от жизни…

Где-то далеко громыхнул взрыв, потом еще и еще. Будто эхо утихающей грозы, будто ее отзвуки, проникшие через толщу живой земли. Кирилл поднялся, выбрался из ниши и легко, словно оставил здесь ненужный груз, пошел к бригаде в лаву.