Константин Лордкипанидзе - Избранное

— Не уговаривай меня, Майя. Он в тюрьме сидит, а я буду в чатару играть.

— Тогда я тоже не пойду. Останусь с тобой и буду плакать.

— А тебе зачем плакать?

— А что, у меня сердца нет? Может, меня там моя судьба ждет… А я должна с тобой тут сидеть.

— А правда, тебя кто-нибудь там ждет?

— Может, и не ждет; может, его и не будет там… Но я хочу его видеть.

— А я его знаю? — улыбнулась Шуко.

— Не спрашивай, Шуко. Будь моей сестрой, пойдем.

— Хорошо, пойдем.

Подруги вышли из дому и, взявшись за руки, побежали по тропинке.

…Чатара была в самом разгаре, когда на поляне появился Варден Бакурадзе. Он только что вернулся из Тифлиса и, даже не переодевшись, а только сменив коня, поспешил на это поле, чтобы не пропустить игру, о которой так много слышал. Ему говорили, что в летних конных состязаниях участвуют молодые горцы со всей округи, и Бакурадзе хотел потолкаться среди этих людей, посидеть с ними за чашей пива… Совет Варамашвили не выходил у него из головы.

На людях Бакурадзе был по-прежнему весел, добродушен, все так же почтительно здоровался за руку со всеми — взрослыми и детьми, но кое-кто из орбельцев уже не встречал его с тем радушием и приветливостью, как раньше. Да и сам Бакурадзе, если присмотреться к нему внимательно, был насторожен и собран. А когда он проехал мимо резчиков, которых хозяин мастерской Джапаридзе угощал на лужайке хинкали и пивом, в глазах инженера вспыхнул злой огонек. Он выехал на опушку леса, и здесь его вдруг остановил девичий голос:

— Здравствуйте, господин инженер.

— А, здравствуйте, попрыгунья, — повеселел Бакурадзе. — Хочу посмотреть чатару.

— А зачем смотреть? — хихикнула Майя. — Конь у вас хороший, и вы еще не старик. Вот и покажите, какой вы джигит.

— Тогда берегись, попрыгунья. Меня с коня не стащишь, я крепко сижу в седле.

— Посмотрим! — вызывающе сказала Майя.

У подножья небольшого холма, подзадориваемые криками разгоряченных зрителей, молодые горянки стойко отбивали прутьями очередную атаку всадников.

Особенно выделялась в этой жаркой схватке статная красавица Майя Джапаридзе. И Шуко рядом с ней с длинным прутом в руке, но она почти не принимала участия в игре.

Готовилась к атаке вторая лава. Среди молодых всадников выделялся на рослом скакуне Варден Бакурадзе.

— Это он? — спросила Шуко подругу. — Твоя судьба?

Майя не ответила. Она в кольцо сомкнула гибкий прут и сразу отпустила один конец…

Девушки отбили вторую лаву. Многих стащили с коней и бросили в овраг. Зрители освистали неудачливых наездников. В числе немногих удержался в седле и Варден Бакурадзе. Игра захватила его, но он немного устал. Надо передохнуть. Варден сошел с коня и прилег на траву. И тут его внимание привлек какой-то молодой человек, давно не стриженный, небритый, в мятой, совсем не подходящей для праздника одежде. Человек этот стоял за деревом, и по всему было видно, что сейчас он сторонится людей, не хочет быть замеченным. Но, проследив за его взглядом, Бакурадзе понял, что человек этот пришел сюда не на гулянку: жадно, не отрывая глаз, он смотрел на подругу Майи. Кажется, ее зовут Шуко.

А между тем игра продолжалась. Многие всадники пытались выхватить Шуко из девичьих рядов, но гибкий прут служил ей надежной защитой. Когда какой-нибудь смельчак слишком приближался к Шуко, парень, стоящий за деревом, мгновенно преображался: подавшись вперед, он судорожно сжимал кулаки, и казалось, еще миг, и он бросится на всадника.

Такому человеку, как Бакурадзе, не трудно было догадаться, какие срасти сжигали сердце этого молодого горца. Кто он? Откуда? Вардену ни разу не приходилось его здесь видеть.

— Как тебя зовут? — спросил Бакурадзе, подойдя к парню.

— Никак… Надоели мне следователи!

— Я не следователь, милый мой, я инженер Бакурадзе. Почему ты не играешь?

— Пешему там нечего делать, — мрачно ответил горец.

— А хочешь, я одолжу тебе своего коня?

— А вы? — удивленно спросил он.

— Я уже наигрался. Садись — и с богом.

Цоги не сразу поверил своему счастью.

— Бери, парень, — подбодрил его Бакурадзе. — Смелей!

И вот уже Цоги Цискарашвили налетел на заслон, пробился к Шуко, не успела она опомниться, как парень подхватил ее на седло и умчался.

— Цоги! Боже мой! — крикнула Майя и, бросив прут, кинулась за ними.

— Подожди, попрыгунья, — остановил ее Бакурадзе. — Кто этот парень?

— Господи, какое счастье! Это же наш Цоги… Цискарашвили… Его выпустили из тюрьмы. Побегу к тетушке Сабедо, обрадую. — Она бросилась бежать, но снова остановилась. — Хороший вы человек, господин инженер, — тихо сказала она, смело глядя ему прямо в глаза. — Помогли бедному парню!

Далеко за деревней Цоги остановил разгоряченного коня, спешился и снял девушку с седла. Она покорно замерла в его руках.

Только в поздние сумерки Цоги вернул коня инженеру Бакурадзе. На усадьбе старшины, у дверей конюшни, инженер и молодой горец разговорились.

— Ну как, не подвел тебя мой конь? — спросил Бакурадзе.

— За такого коня жизнь отдать мало, — сказал Цоги.

— Слишком большую цену ты предлагаешь, парень… Я тебе дешевле отдам.

— А у меня ничего нет, ни гроша, — растерянно сказал Цоги. — Не то что такого коня купить… на одну подкову не соберу.

— Мне говорили, у тебя конь погиб. Что ж, судьба.

— Свернуть бы шею этой судьбе.

— Значит, нравится тебе мой жеребец?

— Чего вы меня дразните, господин?.. Нехорошо так шутить.

— Я не шучу. Он будет твоим, если захочешь.

— Моим? — Цоги удивленно посмотрел на инженера.

— Да, твоим, — сразу подтвердил Бакурадзе. — Я подарю его тебе, но с одним условием… мне нужен смелый и верный человек. Этот паршивый трус, мой объездчик, сбежал, и леса остались без присмотра. Ты понимаешь?

Да, конечно, Цоги понял, чего хотел от него инженер Бакурадзе.

Я назначу тебе хорошее жалованье. И даже за полгода выдам вперед. Кроме того, объездчику положены казенные сапоги и бурка. Не прогадаешь, парень.

— Значит, против своих пойти? Ловить порубщиков?

— Да, ловить порубщиков. Чтобы знали, что чужое нельзя трогать.

— Нет, ищите себе другого, — сказал Цоги. Он хлопнул жеребца по крупу и прикрыл за ним дверь конюшни. — А за то, что на чатару коня одолжили — большое спасибо. Я ваш должник.

— Постой, парень, не торопись. Ты еще подумай над моими словами. С матушкой своей посоветуйся.

— Я уже советовался, с кем нужно.

— Я понимаю… ты говоришь о своей совести. А воровать чужое добро разве не бессовестно?

— Прощайте.

— Что ж, не смею удерживать. Но знай, если надумаешь… жеребец в этой конюшне будет стоять. В любое время приходи и забирай.

— А вы не боитесь, что я убью вас, господин инженер?