Константин Лордкипанидзе - Избранное

Военно-революционный штаб, казалось бы, все предусмотрел и все взвесил… Но все же крепость пала изнутри: нашелся иуда, и тут как тут оказались бойцы особого отряда Спиридона Кедия. Они одним махом обезглавили восстание, арестовав всех членов военного штаба. Теперь главная забота краевого комитета партии заключалась в том, чтобы срочно разослать гонцов по всем городам и весям со следующим наказом — восстание отложено, выступление отставить…

В Кахети был послан опытный и отважный революционер Георгий Мирианашвили. Один человек чуть ли не на десять частей разорвался, а все же успел оповестить всех о событиях той роковой ночи.

Как рассказывает сам Георгий Мирианашвили в своих неопубликованных воспоминаниях, он сумел предупредить участников восстания: на станции Сагареджо — Сико Гогиашвили, в Качрети — Нико Мазанашвили, в Гурджаани — Георгия Гулвердашвили, Кола Ростиашвили и Левана Джавахишвили, в Велисцихе — Иосифа Чекуришвили. Что же касается Телави, то он направил туда Сандро Гагашвили с письмом на имя начальника отряда.

Не успели оповестить лишь Лагодехи, хотя той же ночью этот бесстрашный человек и отправил лагодехцам зашифрованную депешу: свадьба Тамар отложена, не приезжайте.

Депеша! Иного пути не было, ничто другое не смогло бы остановить уже вздыбившуюся волну. Однако телеграфист, которому очень уж не приглянулся поздний отправитель телеграммы, долго вертел в руках бумажку с пятью безобидными словами, но передать их по назначению не осмелился, не спросясь начальства.

Радостный, полный надежд шагал Георгий к городскому парку, как вдруг в глаза ему бросилось зарево от огромного костра, полыхнувшее по ту сторону Алазани у самого подножия Кавкасиони. Сердце Георгия тревожно екнуло. Зарево это означало, что депеша запоздала, лагодехцы взялись за оружие и, как было условлено, дали сигнал главному лагерю, что восстание началось. Но в Сигнахи в ту ночь ответный костер так и не загорелся.

Связист восставших Микадзе бросился к телефону и вызвал Сигнахи.

Сигнахи тут же отозвался.

— Что вам угодно?

— Как у вас идут дела? Ни в чем не нуждаетесь?

— В чем это мы должны нуждаться? Кто на проводе?

— Так почему же вы не разожгли костер на верхушке крепости?

— Ха, костер ему понадобился! Не до шуток мне, братец, говори толком, чего тебе надобно?

— Что значит, чего надобно? Началось уже?

— Что началось, парень? Какого черта тебе надобно?

Микадзе, похолодев, опустил трубку на рычажок. Не трудно было догадаться, что в Сигнахи все оставалось по-старому.

А в Лагодехи стоило только прозвучать первому выстрелу, как два батальона перешли на сторону шестого полка восставших и после короткого боя захватили в свои руки арсенал и все государственные учреждения.

Не зря еще в 1918 году причитала меньшевистская газета:

«К несчастью, грузинская армия не только не оправдала возлагавшихся на нее надежд, но, вопреки всем ожиданиям, внесла ужасающий хаос и беспорядок в и без того взбаламученную жизнь»

Войска с самого начала выступили против правительства Ноя Жордания, но гвардейцы Джугели с остервенением защищали «независимую Грузию». Так случилось и в Лагодехи: гвардейцы жестоко расправились с оставшимися в одиночестве восставшими крестьянами и перешедшими на сторону народа солдатами.

Срочно затребованные из Тбилиси карательные отряды взяли в кольцо весь Лагодехи, но гвардейцы в спешке не сумели надежно закрыть все ходы-выходы и многие участники восстания успели отступить. Они укрылись в окрестных лесах и, согласно приказу, принялись выжидать в тайниках.

Именно в эти дни и сблизился с хоронившимися в лесу солдатами Михаил Иашвили по прозвищу Михозела. И как раз в эти дни зачастил он на охоту. Диву давалось селение, с чего бы это ему приспичило охотиться, когда добрая половина поля Иашвили оставалась все еще не паханной.

Но ни одна живая душа не могла догадаться, что́ вдруг на него нашло.

Одна небольшая группа разгромленных участников восстания — унтер-офицер Нико Нацвлишвили и три солдата — пряталась в заброшенной кошаре пшавских пастухов на берегу Алазани. Гвардейцы особо разыскивали именно группу Нацвлишвили. Только началось Лагодехское восстание, они первыми ворвались в оружейный склад и застрелили ротного третьей роты капитана Ираклия Гамкрелидзе.

Из своего убежища беглецы выходили редко, если б не черемский охотник, то несдобровать им. Дважды в неделю навещал Михаил Иашвили брошенных на произвол судьбы солдат. Принес охотничьих трофеев — зайцев, кабаньего мяса. Приносил он и целый ворох новостей, да и сам не оставался в накладе — здесь он учился азам революции. Как отмечает в своей статье «Пал за Родину» телавский учитель Михаил Цакашвили, на тайных собраниях, проходивших в Велисцихе в мириановских виноградниках, Иашвили начал страстно обличать меньшевиков. Он призывал кахетинских крестьян не падать духом и готовиться к новому восстанию.

И когда в 1920 году Михозелу призвали в армию, он уже был твердым, убежденным большевиком.

Тот же Михаил Цакашвили рассказывает:

«Иашвили прекрасно понимал правоту большевиков и, беззаветно поддерживая партию, стал выступать среди солдат».

…В ту ночь Иашвили и один лагодехский паренек, Залико Гелашвили, вместе несли караул. Залико не раз слышал выступления Михаила Иашвили на тайных солдатских собраниях. С первого же дня знакомства Залико неодолимо потянуло к Михаилу, но поделиться с ним своими сокровенными думами все не удавалось. Офицеры с подозрением смотрели на Иашвили, и шептаться с ним при всех было делом довольно опасным. Но в ту ночь, оставшись наедине со своим старшим товарищем, Залико наконец-то решился ему открыться:

— Ты знаешь Титико Хачиашвили? Ну, которого еще Сосунком прозвали? — спросил Гелашвили.

— Это который в лагодехской милиции служит?

— Да, о нем и речь. Душа из меня вон, должен я его прикончить. Благо и ружье мне это ко времени дали!

— Что же такого сделал он тебе, парень?

— А ты послушай и рассуди сам.

Лагодехского кузнеца Залико Гелашвили призвали в армию этой весной. Но до того, как его забрали в солдаты, случилось одно происшествие, которое разбередило душу молодого кузнеца и заставило навсегда возненавидеть сильных мира сего.

Был у кузнеца белый жеребец, и звался он Потола. Больше жизни любил его кузнец. Трижды был на алавердобе Залико Гелашвили, и три первых приза всех скачек — бурка, кинжал с поясом и белый шерстяной башлык — и по сей день украшают ковер, висящий на стене его дома.

Ни за какие блага на свете не впряг бы кузнец своего непобедимого скакуна в повозку. А ведь ему требовалось и уголь для горна запасти, и зерно на мельницу свозить, и хворосту из лесу вывезти для тонэ. Все на своих плечах относил и приносил кузнец, все на себе таскал, лишь бы коня не натрудить. Именно это обстоятельство пришлось не по душе заместителю начальника лагодехской милиции Титико Хачиашвили, по прозвищу Сосунок.