Константин Лордкипанидзе - Избранное

— Теперь напиши сам, — предложил Бачуа.

Меки взял у него доску, но пропади она пропадом, почему она все время так и норовит соскользнуть с колен. А тут еще крохотный кусочек мела душу выматывает — как только приложишь его к доске, он такие кренделя начинает выписывать, не то что на винный кувшин, а вообще ни на что не похоже. Какие-то ветки сухие, а не третья буква родного алфавита. Даже на корчевке Меки столько пота не проливал, как над этой старой грифельной доской.

— Нет, Бачуа, тут я сдаюсь. Это дело не на неделю, а на годы, — сказал Меки и, бережно положив мелок на доску, потер занемевшие пальцы. Вот уж не думал он, что так трудно будет ему нарисовать этот чертов винный кувшин. «Может, отложить до лучших времен?» — заколебался Меки, но постыдное отступление не состоялось — на помощь Бачуа пришла Дофина. Теперь по вечерам из шалаша слышалось то что-то похожее на сердитое жужжание осы, то на резкий крик ночной птицы, то на шуршание сухой листвы, то на цокот конских копыт по каменистой тропе и еще много разных звуков, рожденных чудесным таинством заговорившего алфавита. И когда наконец эти отдельные звуки сложились в первое слово, а оно было самым простым и обыденным: «Амханаги» [3] Амханаги — товарищ. , — сказал Меки, и глаза его засияли светом, которого прежде не видели в них ни Бачуа, ни Дофина.

На следующее утро из шалаша вышел другой человек — уже приобщенный к великому сообществу грамотных людей. А еще через неделю Меки впервые прочитал своим учителям целый рассказ из букваря под названием «Алексий и верблюд».

— «Маленький Алексий никогда еще не видел верблюда. Но однажды, бегая по лугу, увидел его. Верблюд лежал на траве. Алексий — смелый мальчик, не долго думая, он взобрался на верблюда и уселся между его горбами. Верблюд стал медленно подниматься, и вместе с ним все выше и выше поднимался Алексий. Мальчик подумал: «Этот верблюд меня на небо поднимет!» — и закричал: «Прощайте, любимые мама и папа!»

Меки оторвал глаза от книги и, счастливо улыбаясь, посмотрел на друзей. Дофина и Бачуа вовсю захлопали в ладоши, словно перед ними только что выступил знаменитый артист-декламатор Ландия, давший недавно концерт в сельском клубе.

Меки спал теперь не более четырех часов в сутки. Только благодаря своему могучему здоровью смог он выдержать такое напряжение. Вечером, забыв обо всем на свете, он бодро, не чувствуя усталости, садился за книгу и никто не сказал бы, что весь долгий день провел он в тяжелом, изнурительном труде.

Тарасий несколько раз присылал человека узнать, не нужно ли им чего-нибудь.

— Керосину! Еще одну бутылку керосину! — просил Меки.

«Пьют они его, что ли?» — удивлялся Тарасий, посылая керосин.

Начались дожди, стало холодно, а Меки и Бачуа упрямо продолжали сражаться с кустарником. Однажды вечером к ним прискакал верхом Тарасий.

— Живы еще, ребята? Ну — вы молодцы! Хорошо поработали! Да и я к вам с хорошими вестями.

— Что такое, Тарасий? В чем дело? — бросились к нему парни.

— Первое: женщины постановили помочь вам расчищать поле. Второе: меня вызывают в Кутаиси по делу Дашниани. Видимо, его уберут от нас. И третье… — у Тарасия заблестели глаза, он вынул из кармана сложенную вчетверо бумагу и протянул ее Бачуа: — Читай!

Это было письмо из Тбилиси. Председатель ЦИК Грузии товарищ Филипп Махарадзе извещал председателя артели «Заря Колхиды» товарища Тарасия Хазарадзе о том, что правительство республики выделило первому колхозу Хонской волости долгосрочную денежную ссуду на покупку трактора.

— Вы знаете, ребята, что такое трактор? Всю эту работу, на которую вы убили целый месяц, трактор может сделать меньше чем в один день! Это поле было бы сейчас не только расчищено, но и вспахано. Вот что такое трактор!

Ни Меки, ни Бачуа никогда не видели трактора. Поэтому радость Тарасия показалась им преувеличенной. Однако из вежливости они удивились и даже захлопали в ладоши.

Туча Дашниани вернулся из Кутаиси не в духе. Он собственноручно расседлал лошадь и дал ей сена. Потом позвал Бачуа Вардосанидзе и хмуро сказал:

— Принимай дела.

— Какие дела? — удивился Бачуа.

— Уже два года, как я упрашиваю уездный комитет освободить меня от работы старая рана дает о себе знать, нужно подлечиться… Вчера наконец мою просьбу решили удовлетворить, и я освобожден. Завтра уезжаю в Цхалтубо. Секретарь уездного комитета сказал мне, что до следующих выборов ты будешь исполнять должность председателя исполкома. Так что — поздравляю!

Он крепко пожал Бачуа руку и через силу улыбнулся.

Что произошло? Почему не хватает полученных в кредит денег на покупку трактора? Почти неделю гонял Хазарадзе по Кутаиси, чтобы понять, в чем тут дело.

Американский трактор был отправлен из Москвы завтра-послезавтра вагон придет в Кутаиси, а денег не хватает. В земотделе без банковской квитанции и разговаривать не хотят. Уплати сполна — и получишь машину, заявил Тарасию заведующий земотделом. Но, чтобы получить ее, желанную, надо отсчитать у банковского окошка еще сорок червонцев.

— Что же выходит? — разводил руками Тарасий перед этим самым окошком. — Правительство же знает, сколько стоит трактор. Столько нам и дали кредита. А вы говорите — не хватает.

Тарасий отправил в Тбилиси одну за другой три телеграммы: одну председателю ЦИКа Филиппу Махарадзе, другую наркому финансов, третью — своему родственнику, школьному учителю. Ему он дал особое поручение: проверить, получили ли высокие адресаты его телеграммы. Из Наркомфина тут же ответили — выделенная вам сумма перечислена полностью. А у того заколдованного окошечка все тот же ответ: денег не хватает. Снова запрос в Тбилиси и снова хождение по банковским коридорам, пока в конце концов не выяснилась тайна исчезновения денег: оказалось, что одно из отделений кутаисского банка списало эти четыреста рублей на погашение какого-то старого долга земоцихского исполкома.

— А наша артель тут при чем? С какой стати мы должны платить чужие долги? — возмутился Тарасий.

— А это вы своему Дашниани скажите. Он распорядился — мы выполнили. Человек властью облечен — вот его подпись и печать, — сказал управляющий банком.

— Это безобразие и самоуправство. Я буду жаловаться и на вас и на Дашниани.

— Дело ваше, жалуйтесь, — сказал управляющий. — Только эти четыреста рублей уже не вернете. А чтобы такое не повторилось, заведите на свою артель отдельный счет.

Сердце старого чиновника мало трогали заботы и волнения первого в Имерети колхоза «Заря Колхиды», хотя он и понимал, что артельщиков и в самом деле крепко обидели. Да что поделаешь — у долгов обратного хода нет.