Константин Лордкипанидзе - Избранное

На той же неделе Гегелия написал несколько писем в редакцию газеты «Эртоба» [4] Контрреволюционная меньшевистская газета. , но там никому не было дела до агронома и его тревог. Тогда он решил послать главарю меньшевиков Ною Жордания подробную докладную записку о возможностях разведения в Грузии субтропических культур. Он собрал необходимые материалы, написал свою докладную, но послать… послать ее уже не успел — в Грузии установилась Советская власть.

— Теперь и не надейся на лучшее! — нашептывал агроному Димитрий Геловани. — Грузия снова превратится в две российские губернии!..

Измученный безуспешной борьбой и напрасными хлопотами, Ладо поверил ему, бросил докладную записку в огонь и переселился в Хони, где у него были оставшиеся от отца дом и две-три кцевы земли. Тоска и горечь несбывшихся надежд стали теперь спутниками его жизни. Приближалась старость. В прошлом он не видел ничего хорошего, на будущее уже не возлагал никаких надежд. Новое время он ненавидел, как будто только оно было виновато в том, что жизнь его прошла впустую. Враждебно настроенный к Советской власти, он не хотел видеть того, что именно меньшевики оторвали его от любимого дела и заставили горланить возле избирательных урн. Он считал себя лишним человеком и не знал, как и куда уйти от мучительного сознания этого. Старьевщик Исако понемногу уносил из дома Ладо мебель, серебро, ковры — отцовское наследство и приданое жены. Наконец настала очередь книг. Дорогие ботанические атласы пошли на кульки, в которых на хонском базаре продавался сахар…

— Зачем тебе жить, Ладо Гегелия? Твой сегодняшний день — это дым, в который превратились мечты твоей юности. Ты — зола в очаге нового поколения, и тебя, как золу, выбросят на свалку. Молодые вполне обойдутся без тебя, — растравлял свое сердце тоскующий старик в долгие бессонные ночи.

Наступал день — и Гегелия появлялся в хонском городском саду. Заложив руки за спину, он медленно ходил по тропинкам, посыпанным гравием, или подремывал где-нибудь в беседке, вспоминая молодость, растраченную на дорогах Имерети. А когда тоска совсем одолевала его, отправлялся в Земоцихе к шурину и потихоньку здесь напивался.

Однажды — это было за год до описываемых событий — Тарасий встретил Ладо Гегелия на стоянке дилижансов и еле узнал его: этот некогда крепкий, как аробная ось, человек выглядел совсем сломленным и одряхлевшим. У Тарасия болезненно сжалось сердце, когда он увидел жалкого, ссутулившегося агронома, его суконный воротник, обильно осыпанный перхотью. Горьким отчаянием были проникнуты речи старика. Он не ждал от жизни ничего хорошего. У него было только одно желание: как можно спокойнее, без новых тревог и волнений, добраться до могилы.

Страна работала засучив рукава. Недалеко от Тбилиси, в Земо-Авчала, вырос первенец индустриальной Грузии — ЗАГЭС. В Озургети впервые раздался гудок паровоза. В горах Аджарии замкнутая плотинами Аджарис-Цхали не хотела покориться властной руке человека. Неукротимая река дважды вырывалась из главного водохранилища и затопляла окрестности. Но люди, решившие ее победить, каждый раз начинали работу сызнова. Строители новой Грузии трудились не покладая рук, а Ладо Гегелия все еще с сомнением покачивал своей седой головой. И лишь когда из Риони для орошения засушливых полей Хонской волости провели оросительный канал и когда в самом Хони, на Кутаисской улице, выросли корпуса гренажной фабрики, Ладо Гегелия призадумался: «Что это случилось? Уж не переменилось ли опять правительство?»

Однажды Ладо вернулся домой раньше обычного. Жена испугалась, увидев его:

— На тебе лица нет! Сколько раз говорила: не уходи из дому натощак!..

— При чем тут еда? Ты лучше посмотри, что они пишут, — и Ладо сунул ей в руки развернутую газету.

Это был номер «Комунисти». В нем сообщалось, что недалеко от Кутаиси, в селении Наэклари, создана опытная станция по разведению субтропических культур.

Опытная субтропическая станция? Нет, это невозможно. Газеты лгут. И люди — тоже. Все сговорились, чтобы выманить старого агронома из дому…

Но Ладо в тот же день все-таки нанял фаэтон и отправился в Наэклари. Путь был неближний и долгий. Но старик не остановился отдохнуть в Земоцихе, не завернул в Кутаиси. Около полудня он уже миновал дубовый лес Сагориа и с того места, откуда начинается спуск в Риони, увидел вдали, на плато Цхалцители, большую деревню. Между рекой и дубняком простиралась низина. Оттуда доносился рокот моторов — два трактора пахали землю.

Ладо провел на станции несколько дней. С утра и до вечера ходил он по саду, осматривал питомник, любовался аккуратными теплицами, приглядывался к опытным участкам и время от времени тайком смахивал слезу. Тщательно изучив чуть ли не каждый куст, он отыскал старшего агронома и долго беседовал с ним — многое похвалил, кое за что побранил, надавал множество советов и указаний и, наконец, совсем разволновавшись, с трудом заставил себя уехать. У переправы через Ухидо он повстречал своего шурина Димитрия Геловани, который неделю назад приехал из Тбилиси.

— Не стыдно тебе, Ладо? Почему никогда не зайдешь? Загляни хоть сейчас, — с упреком сказал тот и велел кучеру поворачивать лошадей.

В Хони, где обычно обо всем имели точные сведения, поговаривали, что 16 марта 1921 года, когда последняя рота меньшевистской гвардии бежала из Кутаиси, Димитрий Геловани нагнал нагруженный войсковым провиантом обоз и увел три арбы в сторону Земоцихе. В те дни в имеретинских деревнях трудно было достать даже кусок кукурузной лепешки. А у Геловани в доме было полно сахару, рису, белой муки, мыла, мануфактуры.

В дни августовской меньшевистской авантюры 1924 года Димитрий Геловани тайно приехал в Земоцихе и отсюда руководил действиями хонских меньшевиков. Барнаба Саганелидзе был его правой рукой. Они встречались по ночам в Лехемурском лесу, в охотничьем шалаше. После разгрома белогвардейцев Димитрий две недели скрывался в доме Барнабы. Благодаря ловкости и умению Саганелидзе власти так и не узнали об участии Геловани в авантюре: и приезд его и отъезд остались незамеченными. Через год Димитрий Геловани получил работу в Народном комиссариате земледелия.

Ладо Гегелия любил бывать в гостях у шурина. Они проводили ночи напролет в горячих политических спорах. Однако на этот раз старик почему-то не сразу согласился завернуть в Земоцихе.

— Куда ты спешишь? — спросил Димитрий. — С каких это пор тебя надо уговаривать?

Ладо и сам удивился тому, что сегодня его не тянет заехать в гости к родственнику. Ему хотелось остаться одному, чтобы спокойно обдумать и взвесить все, что он видел и слышал на опытной станции. Но старик не решился обидеть шурина.