Константин Лордкипанидзе - Избранное

— Поймали наконец! — сказал Кирилл. — Совсем парень бандюгой стал.

Когда пролетка проезжала мимо, Меки невольно попятился, хотел спрятаться за своей лошадью. Но Хажомия заметил его.

— Эй, Хрикуна! Попомни мое слово — я еще посчитаюсь с тобой! — крикнул он и от злости изо всех сил ударил себя по щеке.

…В тот день, когда Хажомия учинил беспорядок на сходе, Кинцурашвили задержал его и запер на ночь в помещении для арестованных. Хажомия проспался, а наутро взломал дверь, спустил с лестницы дремавшего у входа сотского и бесследно исчез. Кинцурашвили, никому ничего не сказав, сел на лошадь и объехал верхом чуть ли не всю Имерети. В то утро, когда Меки отправлялся в Наэклари, сотский неожиданно наткнулся на Хажомию в духане у Цепного моста. Ухорез пировал с карманниками в задней комнате духана.

— Попробуй пошевелить рукой — уложу на месте! — сказал ему Кинцурашвили.

— Эх, дорогой мой Зебеда! Зря я тебе тогда шею не свернул! — горько усмехнулся Хажомия, достал из кармана кривой нож — бебути — и швырнул его через открытое окно в Риони.

— Чего это он там каркал? — спросил Меки, когда пролетка скрылась.

— А ты что — испугался?

— Да нет, — улыбнулся Меки.

Но и улыбка его, и это «да нет» не очень убедили Кирилла Микадзе.

К концу октября многие из земоцихских крестьян ходили понурив головы. Неполивные земли дали такой скудный урожай, что кукурузы едва хватило бы только на семена. Весной всходы были хорошими, кукуруза росла сильная и высокая. Со дня на день собирались приступить ко второй прополке. Но нагрянула засуха, сожгла, погубила поля. Владельцы неполивных участков привезли домой одни стебли без початков и теперь разбрелись кто куда в поисках работы: одни пошли на Цхенис-Цхали валить лес, других подрядчик Пармен забрал на гелатские каменоломни.

Встревожился и Дахундара. Теперь и ему придется туго: в неурожайный год прожить на даровщинку нелегко. «Есть только один выход: нужно идти к кому-нибудь в зятья», — решил он про себя и стал дарить нежные взгляды дочке Гогисы Цагарейшвили.

Дахундара мог наизусть перечислить все, что давали в приданое за хромой Эленти. Он знал, что засидевшаяся в девках дочка Гогисы не будет разборчивой невестой… Но — все бы вроде хорошо, да вот беда: у Дахундары не было выходного костюма. Чтобы пойти смотреть невесту, нужно сшить если уж не черкеску и архалук, то хоть, по крайней мере, новые штаны и рубаху! Сшить… А на какие шиши? Откуда достать деньги? Разве что с неба свалится вдруг сотня рублей.

Дилижанс привез в Земоцихе из Хони двух незнакомцев — немолодую женщину и полного приземистого мужчину с толстой красной шеей. Мужчина еще не успел остыть после дороги в набитом битком дилижансе и весь обливался потом. Большие влажные пятна темнели на его рубахе. Он жадно пил воду из поданного ему котелка.

— Тебе вредно пить столько воды, Стефан! — сказала ему женщина. Стефан с трудом оторвался от котелка и вынул из кармана очки в золотой оправе. Женщина подобрала подол шуршащего шелкового платья, и оба они направились к исполкому.

Вскоре после этого сотский Кинцурашвили был срочно отряжен на поиски Дахундары.

Заметив хорошо одетых, городского вида людей, Дахундара всполошился. «Держи язык за зубами!» — сказал он себе и, как это было у него в обычае, тотчас же принял невинный вид.

— Помнишь грека, которого ты похоронил в долине? — спросил Дахундару секретарь исполкома.

— Какого грека?

— Которого бандиты убили. Помнишь?

— Как же я сразу вспомню, дорогой товарищ? — обиделся Дахундара.

Он опустил голову и стал тереть крепкий, как пест, подбородок, притворяясь, будто вспоминает давно уже сгладившиеся в памяти события.

В 1920 году недалеко от Земоцихе бандиты убили и ограбили одного грека, торговца, ехавшего на хонскую ярмарку скупать шелковичные коконы. Родственники убитого не обнаружились, и похоронить грека поручили Дахундаре, который из-за лени своей зарыл его в долине Сатуриа. Да, конечно, он хорошо помнит, как все было. Могилу пришлось рыть под проливным дождем. Председатель местной меньшевистской власти оказался скупердяем — пожалел даже стакан водки для Дахундары. Может, хоть теперь его бескорыстный труд будет оценен по заслугам. «Помню, как не помнить! Но то, что легко вспомнишь, дешево продашь!» — подумал Дахундара и обратился к секретарю исполкома:

— А это кто такие?

— Родственники убитого.

— Где ж они были до сих пор?

— Да, оказывается, они все перевернули вверх дном, даже в газетах объявили. Только все впустую. Точно в воду канул человек! А вот совсем недавно они встретили в Кутаиси кого-то из наших краев, и тот человек направил их сюда. Теперь дело за тобой. Покажи им могилу.

— Ох, дорогой товарищ, я, как на грех, никак не могу припомнить… Не отведу же я этих почтенных людей на могилу своего отца! Пусть подождут немного, я подумаю, пороюсь в памяти. Куда нам спешить!

И Дахундара так долго тянул и ломался, что родственники убитого грека наобещали ему щедрое вознаграждение, лишь бы он вспомнил и показал могилу. И он наконец вспомнил.

— Далеко ехать? — спросила женщина, когда они уже катили на линейке Эремо по пыльной проселочной дороге.

— И пешком можно было бы дойти! — весело ответил Дахундара.

Когда подъехали к долине Сатуриа, он вытянул шею, как козел, и стал беспокойно вертеться на своем месте, оглядываясь по сторонам.

Неужели действительно ему изменила память? Поглядел направо — там оставлено поле под выгон, бросил испуганный взгляд налево — там не было ничего, кроме густых зарослей. И сколько Дахундара ни старался, он никак не мог вспомнить, справа или слева от дороги похоронил он тогда этого злополучного грека. Он решительно не знал, где искать его забытую богом и людьми могилу!..

Вдали блеснул церковный купол.

«Ну, заехали!» — всполошился Дахундара, вытирая со лба холодный пот. Забыл! Да, на самом деле забыл Дахундара, где рыл он могилу для неудачливого грека. Неужто обещанная награда так и ускользнет из его рук? Эх, не думал он, что когда-нибудь объявятся родственники убитого, не то обязательно отметил бы его могилу хоть самым грубым крестом или положил бы на нее простой камень. Огорченно смотрел он на дремлющую долину, над которой плыл неумолчный треск цикад.

«Хоть бы камень догадался положить! Эх я растяпа, чтоб мне самому лежать под камнем!» — ругал себя Дахундара и с ужасом глядел на купол церкви, к которой неумолимо приближалась линейка.

Кучер подтолкнул его и тихо сказал:

— Тут уже конец света, милый человек… Куда же мы едем?

— Погоди немного, очень тебя прошу, не спеши, не то я сейчас брошусь под копыта твоих лошадей!..