Константин Лордкипанидзе - Избранное

Подъехав к мосту, он убавил скорость. Весной у самого моста половодьем размыло берег, и дорога здесь стала такой узкой, что на ней нельзя было разминуться двум арбам. Левый край дороги круто обрывался над рекой. Меки повернул трактор направо и раздвинул ветки, украшавшие машину, чтобы лучше разглядеть аробную колею.

Внезапно дрожь пробежала по его телу. Неподалеку на берегу стояла полуразвалившаяся мельница. Последним разливом ее почти снесло, осталась лишь одна, сложенная из булыжника стена. И Меки ясно увидел, как блеснуло над этой стеной дуло ружья…

В то же мгновение он как-то нелепо взмахнул руками и свалился с машины, потянув за собой гирлянды цветов. Он не слышал выстрела и в первую минуту не ощутил боли. Несколько секунд он лежал на земле с закрытыми глазами, не понимая, что с ним случилось. Все это — и ружье, и его вскрик, и падение с трактора — казалось ему мучительным сном, который обязательно исчезнет, как только он откроет глаза.

Понемногу мысли его прояснились. Из левой руки, выше локтя, сочилась кровь. Меки оперся на другую руку и приподнялся, чтобы затянуть рану башлыком. От сильной боли у него потемнело в глазах, перехватило дыхание. Он снова беспомощно уткнулся головой в землю. Вся левая сторона его тела горела как в огне. Он понял, что ранен не только в руку, и вспомнил: ружье, которое блеснуло над мельничной стеной, было двуствольным.

«Убил меня, проклятый! Все-таки убил!» — думал он, обливаясь холодным по́том. Как ему не хотелось сейчас умирать!

Боль стала чуть слабее. Может, и кровь перестанет течь, если он будет лежать вот так, неподвижно, пока какой-нибудь случайный прохожий не найдет его тут и не окажет ему помощь?

Вдруг до его слуха донеслось мерное тарахтенье трактора. Звук этот сразу вывел Меки из полузабытья. Он взглянул в сторону моста. Трактор катился вниз по склону. Еще немного — и машина свалится с обрыва!

«Беда! Беда! Что скажут обо мне в селе?» — набатным звоном отдалось в мозгу у Меки.

Он уперся рукой в землю и встал на колени. Но на большее не хватило сил. Их отнимала незатихающая боль…

Впоследствии Меки никак не мог вспомнить, как он преодолел те несколько шагов, что отделяли его от трактора.

Солнце стояло уже высоко, когда земоцихские крестьяне, вышедшие встречать свой первый трактор и своего первого тракториста, подошли к мосту.

Раньше всех трактор увидела Дофина. Машина стояла у самого края обрыва. Навалившись грудью на рычаг тормоза, лежал без сознания Меки…

Быстро сделали носилки, положили на них раненого и отнесли в село. А Кирилла Микадзе немедленно послали в Кутаиси за механиком.

Вечереет.

На широкой тахте в доме Тарасия Хазарадзе, весь в бинтах, лежит Меки. Пулю, засевшую под левой лопаткой, пришлось вытаскивать, не усыпляя раненого, и сейчас измученное лицо Меки бледно и безжизненно. В изголовье сидит врач. Он поминутно щупает пульс раненого.

Тарасий стоит у окна. Опустив голову на грудь, сразу как-то постаревший, он по-мужски — беззвучно, без слез — рыдает. Время от времени Тарасий наклоняется над тахтой и шепчет:

— Взгляни на меня, Меки! Скажи хоть одно слово!..

— Не тревожься, Тарасий! — успокаивает его врач. — Ни одна из его ран не смертельна. Он только потерял много крови.

Дофина и Бачуа Вардосанидзе жмутся за дверью на лестнице и умоляют Аслана Маргвеладзе впустить их в комнату.

— Нельзя, дорогие мои, нельзя! Врач не разрешает!

— Только на минутку, дядя Аслан! Хоть одного Бачуа пустите! Он взглянет на Меки и сразу уйдет.

Эти слова Дофина произносит чуть слышно. Если она заговорит громко, то, пожалуй, не сумеет сдержать готовые брызнуть слезы.

Раненый с трудом пошевелил губами, еле слышно проговорил:

— Воды…

Ему дали воды, смешанной с вином.

— Скажи что-нибудь, Меки! Хоть одно слово! — снова склонился над ним Тарасий.

Меки открыл глаза, устремил на него неподвижный взгляд, потом опять опустил веки. Лицо его выразило беспокойство.

— Что такое, Меки? Тебе что-нибудь нужно? — спросил Тарасий.

Меки открыл глаза и долго неотрывно смотрел на притихшего у окна Тарасия. Вдруг его охватило беспокойство, и он опять закрыл глаза, и оттого, что он закрыл глаза, лицо его сразу помрачнело и начало бледнеть.

— Что тебе, Меки? Больно? — бросился к нему Тарасий.

— Ничего, терпимо. Ты мне скажи, что с машиной — она цела?

— Жива, славу богу. И ты, слава богу, уцелел, — не сдержал улыбки Тарасий и настежь открыл окно. — Эй, дружище! — окликнул он кутаисского тракториста. — Ну-ка, подай голос!

Тракторист сразу понял, что от него требуется, обошел трактор и сильно крутанул заводную ручку.

Не сразу завелся мотор, и Тарасий молча прикусил губу. Неужели не заведется?

— Ах ты, заморская штучка, — рассердился кутаисец и снова взялся за ручку. Несколько громких выхлопов, от которых даже стекла зазвенели в окнах, а потом пошло и пошло. И Тарасию показалось даже, что мотор работал старательнее, чем прежде.

— Слышишь, Меки, ну и голосище у твоего дружка, — сказал Тарасий.

А трактор во дворе уже разошелся вовсю, и его радостное тарахтение — казалось сейчас повеселевшему Тарасию — изгнало из этой комнаты все печали и сомнения и самый призрак смерти, который уже стоял у изголовья Меки.

— Хороший ты человек. Тарасий, — тихо сказал Меки.

Хазарадзе склонился над раненым и спросил:

— Ты видел, кто стрелял?

Меки покачал головой.

— Видел только ружье — два ствола.

— Этого мало, — вздохнул Хазарадзе. — Может, голос чей-нибудь слышал?

— Не слышал.

— Ну, как сейчас, болит?

— Не беспокойся, дядя Тарасий. Мне уже лучше.

— А знаешь, что мне доктор сказал? Вот, говорит, мой диплом, бросьте его в огонь, если этого парня за две недели на ноги не поставлю. С одним условием, конечно, — пусть он мне поможет немного. А чем он может помочь? — спросил я. А доктор рассмеялся и говорит: пусть больше улыбается и меньше стонет.

А на самом деле доктор такого странного лекарства не прописал и такого обещания тоже не давал. Он только удивился, что парень, потерявший столько крови, еще живет и борется со смертью. Как-никак, а всадили в него жакан. Медведей такими пулями бьют, а тут человек устоял. Не верится даже. «Предупреждаю: лечение будет долгое и нелегкое», — сказал доктор.

А там, на берегу Губис-Цхали, в густых зарослях камыша, милиционер Кинцурашвили и Гигуца Уклеба все еще искали следы преступника. У старой мельницы, под полуобрушенной стеной, кто-то совсем недавно ходил и даже стоял, опираясь на ружье, — на приречном влажном песке отчетливо были видны не только отпечатки сапог, но и ружейного приклада.

— У самой воды следы потерялись, ни на этом, ни на том берегу не было даже и малой вмятины, словно тот человек взял да и взлетел в небо. Взлетел и исчез.