Константин Лордкипанидзе - Избранное

— Что ты потерял в этом проклятом болоте? — спрашивал его Тарасий.

Но Меки только улыбался ему в ответ. Наконец Тарасий не вытерпел. Однажды, когда Меки отправился в Анарию, он оседлал лошадь и поехал вместе с ним.

Полдень принес жару. В воздухе звоном медной струны стоял комариный гул. Разморенный зноем Тарасий ехал, бессильно обмякнув в седле. Жажда томила его. Горячие, потные бока лошади жгли ему икры. Широко растопырив ноги, он трясся в седле, исподлобья поглядывая на серого иноходца Меки, трусившего ладной рысью по тропинке. Время от времени Тарасий привставал на стременах и вглядывался в даль: не видно ли где-нибудь колодезного журавля? Но откуда было взяться колодцу в этой глуши?

Они ехали посреди болота. У Тарасия сперло дыхание от смрада. Ему казалось, что он стоит над раскаленной тонэ.

— Скажи мне, ради бога, куда мы едем и сколько нам осталось ехать? У меня нет больше сил, я вернусь назад.

— Как хочешь, — сказал Меки.

— Экий ты, право, грубиян!

— У тебя тоже не мед стекает с языка.

Так они шутливо перебранивались, пока не доехали до железной дороги. Около брошенного селения они спешились, привязали лошадей в тени ольхи и пошли по узенькой тропинке.

В раскаленном воздухе тучами носились комары. Тарасий яростно обмахивался широкополой соломенной шляпой.

Меки шел впереди, разглядывая обвалившиеся берега старого дренажного канала. Около разрушенного хлева он остановился, зачерпнул горстью землю и стал рассматривать ее. Тут только понял Тарасий, чего искал Меки в этих гнилых болотах.

— Да ты что, с ума сошел? — воскликнул он.

Меки засмеялся:

— А как же мне быть? Тебе в руки глядеть — далеко не уедешь!

— Не одолеть нам, а то бы очень хорошо…

— Поменьше будем греться зимой у огня — и одолеем. Нынешний год поправим канавы. Если к весне удастся осушить хоть пять-шесть десятин, болотная почва сотворит чудеса. Саженцы мои будут расти без удержу.

— Хорошо придумано. Хвалю! — сказал Тарасий.

До конца канала они не сумели добраться. Старые сенокосы были затоплены, тропинка была залита водой, доходившей до колен. У Тарасия пересохло во рту. Меки набрал для него диких груш, а сам оставил приятеля и отправился за лошадьми. Подойдя к ольховнику, он увидел за канавой человека, стоящего по колено в болоте. В камышах, растущих наклонно из-за постоянного ветра, виднелись только его спина и соломенная шляпа. Несмотря на нестерпимую жару, он стоял неподвижно. Меки сразу догадался: человек этот ловит пиявок. Юноша перескочил через канаву и направился к незнакомцу. Ловец пиявок постоял в воде еще несколько мгновений, потом вышел на берег, оторвал от ноги присосавшихся червей и, бросив их в банку, снова вошел в воду.

Тут он услышал звук шагов и оглянулся. Увидев на тропинке Меки, он в испуге выскочил из болота, схватил сапоги и банку и скрылся в камышах.

Меки встревожился. Кто был этот человек, и почему он убежал от него? Вдруг Меки вспомнил о письме Двалишвили.

«Наверное, за Тарасием следят! Сейчас я тебя…» — решил Меки. Он быстро снял с плеча ружье и пустился по следам незнакомца.

Пробежав сотню шагов, он увидел впереди себя ловца пиявок, который, согнувшись, продирался через низкий кустарник.

— Стой! Стрелять буду! — крикнул Меки.

Человек тотчас же остановился. Но это был не разбойник и не его сообщник. Изумленный Меки узнал своего старого приятеля Дахундару Турабелидзе. Дахундара не оправдал доверия, которое ему оказали, принимая в артель. Сначала он всячески добивался, чтобы ему поручили заведовать амбаром. Когда из этого ничего не вышло, он стал отлынивать от работы. Стоило отпустить его в поле без провожатых — и он тотчас же сворачивал к болоту. Здесь он срезал тростник для циновок или ловил пиявок и относил все это в Хони, на базар.

— Как тебе не стыдно, Даху! Почему ты не в поле? — сказал Меки бывшему могильщику, вперяя в него строгий взгляд.

Дахундара попытался разжалобить его:

— Мочи моей нет, Меки, замучил проклятый геморрой! Вот я и решил поймать две-три пиявки — авось поможет!

— Не оправдывайся! — прервал его Меки и взял у него банку с пиявками; голодные черно-красные черви, сплетаясь в клубок, копошились в ней. — Здесь, по-твоему, две-три пиявки?

— Честное слово, по совести тебе говорю…

— Где у тебя совесть, спекулянт? — прикрикнул на него Меки. — Я Тарасию житья не давал, чтобы он согласился принять тебя в артель, а ты… Я думал, ты исправишься, будешь честно работать!

— Прости меня на этот раз, Меки!

— Мало я тебе прощал! Все равно ты неисправим.

— Ну, виноват, признаю. Не казни меня!

— Что скажет Тарасий? Ведь я же за тебя поручился!

— Не выдавай меня, Меки! Если в тебе еще осталась хоть искра прежней дружбы, не говори Тарасию ничего…

— Кто покрывает вора, тот сам вор.

— Так меня же выгонят из артели, ты, безбожный человек! Куда я тогда денусь? Опять прикажешь обивать чужие пороги?

— Так тебе и надо!

— Заклинаю тебя именем Талико, Меки, еще один раз поверь моему честному слову… Ради Талико… — вскричал Дахундара.

— Не поможет тебе это! Не трать слов!.. — Меки запнулся. Он вдруг поймал себя на том, что ему приятно заклинание Дахундары, что одно упоминание Талико наполняет его сердце радостью.

Он вспомнил давние времена, когда Дахундара был поверенным его тайн. Вспомнил он дощатую избушку возле церкви, ночи, проведенные без сна, разговоры о дочери Барнабы.

— Только смотри, Даху, это в последний раз! Сегодня ты разжалобил меня.

— Убей меня своими руками, если я еще хоть раз изменю общему делу! — поклялся Дахундара и мгновенно скрылся в кустарнике. Он боялся, что Меки передумает и возьмет назад свое обещание.

Тарасий, поджидая Меки, лежал на траве и дремал.

Время от времени он поднимал голову и оглядывался, не идет ли Меки. Убедившись, что вокруг пусто, он снова погружался дремоте.

Было уже за полдень, когда Меки наконец привел лошадей и разбудил Тарасия:

— Вставай, разве можно здесь спать? Схватишь лихорадку.

— Где ты пропадал?

— Там в кустах я поднял фазана… Далеко он меня завел, да не дался, — соврал Меки.

Они сели на лошадей и поехали по берегу канала.

Однажды утром Аслан Маргвеладзе остановил свою арбу перед артельным двором и так смело растворил ворота, точно въезжал к себе в усадьбу.

— Где поставить быков? — громко спросил он Тарасия и, не дождавшись ответа, стал распрягать арбу.

Услышав, что Аслан вступил в артель, Марта Гордадзе в тот же вечер, к великой радости Дофины, надела свое лучшее платье и торжественно привела свою белобокую корову к правлению колхоза.