Владислав Владимиров - Закон Бернулли

А что, если неяркая звезда их дружбы-любви и взаправду замерцает на людском небосклоне? Что, если?.. Это же будет прекрасно! Она будет светить только им двоим и больше никому. Такая любовь не нуждается в лишних свидетелях. Эта любовь не будет похожа на любовь Ромео и Джульетты. Или Данте и Беатриче. Или Петрарки и Лауры. Она не будет похожа на сладенькие подцирюленные амурчики из цветных — закордонных фильмов и праведные производственно-лирические саги отечественной выделки. Она не будет похожа ни на чью любовь. Она будет только их любовью. Ну, а если не будет она значить многого для него, то пусть не значит, лишь бы жил он на этом свете, лишь бы знала она, что он жив, и больше ей ничего не надо.

Тю-тю-тю, милая, — сказала она себе с невесть откуда взявшейся суровой трезвостью, — ты влюбилась как кошка! И влюбилась с первого взгляда, от книжной тоски и голодухи. Стоило тебе встретить под дождем хорошего человека, как ты готова черт тебя знает на что! А разве хороший человек недостоин этого? А кто тебе сказал, что тон хороший? Его лицо? Его глаза? Его работа? Или то, как он снял в машине шляпу и положил ее себе на колени, чтобы казаться еще красивее? Или то смятенье, которое он не мог, да и не захотел тщательно скрывать, когда услышал, что ему придется поехать вместе с ней и не вернуться к себе домой в срок, в обычный срок, выверенный неделями, месяцами, годами педантичной службы? Ведь недаром он кривовато усмехнулся и насмешливо спросил: «Простой, говорите?» — когда она, не очень подумав о последствиях экзальтированного восклицания, сказала, что было у нее на уме: «А хорошо, что вы такой простой человек!» Очень странно, скорее не странно, а с явным ощущением собственного превосходства посмотрел он на нее тогда, унизив этим взглядом ее — куда тебе, мол, понять, какой я человек, — и предложив молча не соваться к нему в душу. Это, конечно, задело ее, и, чтобы показать, что она не только достойна быть с ним рядом, но и чего-то гораздо большего, она стала говорить не о том, о чем ей хотелось и думалось, а о том, что могло и должно было вызвать в Коновалове к ней особое почтение, высокий пиетет за обладание современнейшими познаниями, и через несколько минут поняла, что перестаралась, и устыдилась собственной навязчивости казаться лучше, чем она была на самом деле.

И, как только она снова стала сама собой, она сразу уловила, как переменился к ней Коновалов, и в ответ на ее грустновато-шутливое «Вот доедем, а там, наверное, не скоро увидимся» спросил запросто: «Ну так почему бы вам не позвонить мне?» — «Я хотела бы, — ответила она радостно, — но Бинда, могущественный телефонодержатель, никому аппарат по пустякам не дает». — «Знаю я его немного», — откликнулся Коновалов, но Нея подумала о своем: а может, э т о вовсе не любовь, а так просто, нечто вроде того, о чем вычитала она из мудреной статьи одного хорошенького писателя — «самораскрытие людей в их общении друг с другом, в столкновениях со сложными вопросами современной жизни». Она почему-то запомнила эту стыковку слов — «со сложными». Писатель был хорошим, но выходило это прилипчивое «сосло». А еще, помнится, удивила ее эта статья, читанная вслух Мэм в дворцовой комнате, и огорчила. А Ритка Вязова ехидно поморщилась: до чего же становятся похожими писатели, когда начинают давать оценки коллегам, даже если и говорят при этом, казалось бы, на разные темы. В самом деле, одинаковыми словесами говорят и тот, кто последний роман опубликовал лет пятнадцать назад и с той поры ничего нового не пишет, но охотно выступает в жанре поучений и рекомендаций; и тот, кто пишет безо всякой поденной халтуры.

Но много ли этого самого «самораскрытия» у нее, Неи Зарьяновой, с Коноваловым и у него с ней? Не очень много, чтобы вообще можно было бы ей даже робко надеяться на ч т о - т о большее. Она знает: их разобьют, далеко разведут по сторонам желания, совсем нетипичного для нашего прекрасного бытия, не предрассудки старины, а обязательность приличия. Ведь главное — это сохранить приличие и безупречность своего реноме, а Коновалову иначе и нельзя, он не Сент-Экс. А почему ей позволительно? Не потому ли, что она острее чувствует, чем он, вместе с неповторимостью каждого мгновения зыбкую, но все-таки возможность его повторения в будущем?

Мысли путались.

У железнодорожного переезда — его прежде Нея никогда не замечала — шофер неожиданно и беспричинно ругнулся, потом стал ворчать что-то осудительное о пешеходах, словно сам родился сразу же за рулем. В потоке машин им навстречу двигалась современная свадьба — с праздничным нахальством автокортеж разламывал все движение на своем пути, и ему согласно уступали. Когда люди женятся, они сломя голову спешат оповестить об этом как можно громче своих ближних и дальних, знакомых и незнакомых. Те же, кто разводится, почему-то не торопятся в машины, украшенные цветами и яркими лентами.

Вдруг кортеж сбавил ход и остановился: дорогу ему загородил громадный заляпанный грязью бензовоз. Чубатый парень в поношенной телогрейке выскочил из кабины бензовоза и, зло шевеля губами, полез под заднее колесо. Коноваловскому шоферу надо было как-то разминуться с головным широким вездеходом, где за спиной водителя виднелись жених с невестой.

Выжидательно и медленно потянулись секунды, и можно было повнимательнее приглядеться к сидящим в торжественной машине.

Нея вслух удивилась, что свадьба выкатилась «на люди» поздновато, под самый вечер, да еще и в такой ужасный дождину. Коновалову все это как будто сугубо безразлично, он даже не усмехнулся, когда бросил ей полувопрос-полуответ: «А что? Была бы охота…», но потом, как ей показалось, с едва уловимой жадностью скользнул взглядом сначала по нарядной невесте, а затем по Нее — как-то очень быстро скользнул, сверху вниз и снизу вверх и еще из стороны в сторону, словно торопливо примеривал ей, Нее, место в т о й, свадебной, машине и в э т о й, рядом с собой.

Нея, захолодев, почувствовала свое сердце. Оно заколотилось сильнее, шальными толчками погнало затяжелевшую кровь прямо к вискам, голова враз просветленно отяжелела, как после крепкого вина, стало жутковато и радостно. Она хотела, чтобы это счастливое наваждение продлилось дольше, но оно прошло тотчас же, и Нея облегченно вздохнула. А на мордатого жениха Коновалов даже не смотрел.

Крупное лицо жениха, с мрачным удовольствием восседавшего рядом с невестой, не понравилось. Насупленная самоуверенность отпечаталась на нем. Наверное, нагловатый жених привык всегда быть первым, ну если не быть, то по крайней мере обладать всеми почестями, которые положены первому.

Сейчас жених обладал ими сполна, но скоротечный свой триумф переживал с обреченностью внезапно ущемленного баловня, впервые осознавшего истину: а ведь все могло быть лучше — и не очень представительная машина, на которой они выехали, и погода, выдавшаяся абсолютно несносной, и, между прочим, сама невеста, которая, как дура, радовалась свадьбе, дождю и тому, что все на них глазеют С любопытствующим одобрением.