Василий Кондрашов - Небо выбирает нас

— Просторно, — будто взвешивая слово, нараспев повторил подполковник. — Иной раз в небе такой «простор» охватит — в комок сожмешься. Как-то в сложных условиях ночью разуверился в приборах, кажется мне — в землю лезу. А кому охота! — Кортунов усмехнулся. — Ну, думаю, вот ты и отлетался. И точно, тем бы и кончилось, если бы не командир… Он мне помог от страха избавиться.

— В лейтенантах? — полюбопытствовал Климачов.

— Ну не в лейтенантах… — замялся Кортунов. — Давненько уж было. Так вот, о просторе твоем, Климачов. В кабине истребителя, как ты знаешь, не особенно развернешься, а летчику, однако, в ней хорошо, и в мире для него нет более удобного места. А тебя теснит она что-то. Не ладится — скажи, в стороне не останемся. Стыдиться нечего. Ну а если… У нас один после аварии рапорт написал и в наземники подался.

Климачов прямо-таки подскочил от слов замполита и разгоряченно, с обидой заговорил:

— Так вот вы к чему! Нет у меня страха перед небом! Оно мое! И я вам не футболист. Я своего поединка не проиграю.

— Так чего же ты скуксился, чертов сын! — не выдержал Кортунов и тоже поднялся. Теперь он стал на полголовы выше Климачова. — Фонарей жалко? Сбивай еще! Но только летай! Смело летай! И воздушный бой веди по-истребительски, а не размазывай, как с Белогуровым!

— Поневоле размажешь, — неожиданно упавшим голосом ответил Климачов. — Я его пытался атаковать, как вы говорите, по-истребительски, а он: «Выводи! Выводи!» А чего выводить, когда лишь начало прицельной дистанции? Оттого и с Калинкиным иногда неуверенность. Да и не могу я теперь с Калинкиным! — непроизвольно вырвалось у Климачова, и он запнулся, замолчал.

— Что не можешь? — переспросил Кортунов, пытаясь разобраться в словах Климачова.

Тот понял, чего хочет от него замполит. Но не может же он вот так, здесь, рассказать о Лене Алентьевой, ныне Калинкиной.

— Не могу начистоту говорить о полетах с подполковником Белогуровым. Подумает, жалуюсь на командиров.

— Но ведь мне сказал об этом.

— Как охотник охотнику, — с горькой иронией ответил Климачов.

— Пожалуй, ты прав: мужчинам жаловаться неприлично, так же неприлично, как плохо летать хорошему летчику. По-моему, я вполне ясно тебе сказал?

— И я вполне ясно понял вас, товарищ подполковник. Запланируйте меня с Белогуровым на воздушный бой!

— С Белогуровым? — Кортунов почесал затылок. — Хорошо! Но… только после воздушного боя со мной. Ну как, согласен?

Климачов недоверчиво посмотрел на замполита: неужели он хочет помочь вернуть ему ту уверенность в себе, которую он обрел с годами в училище и так неожиданно потерял в боевом полку?

— Попробую.

— Ну смотри, — неопределенно ответил Кортунов.

— Командир звена мне всегда говорил: когда с тобой начальство в кабине, ничего не выдумывай, лети как можешь.

— Это он так пока говорит, — улыбнулся Кортунов.

— А потом что?

— А потом скажет: лети как можешь и выдумывай. Но-но! Вот уже и загорелся. В пределах инструкции, Климачов! В пределах инструкции! — И Кортунов хитрым взглядом скользнул по лицу лейтенанта и будто случайно положил руку на его плечо. — Ты на машине поедешь? Все наши на равнине собираются, — он посмотрел на часы, — через три часа.

— Да нет, товарищ подполковник. Я пешком.

— Как знаешь. А меня вот командир полка ответственным охотником назначил. Так что мне обязательно на машине.

Климачов попрощался с Кортуновым и стал собирать свой рюкзак. Набросив лямки на плечи, он вдруг ощутил в душе непонятную странную легкость. Непостижимо, но этот человек смог сотворить свое «должностное» чудо…

Первое, о чем подумал Калинкин проснувшись, что он вот так, не двигаясь, может пролежать в постели целый день, если его не поднимет сигнал тревоги или какая-то просьба жены. Чтобы дольше сохранить приятное бездумное состояние, Калинкин с дотошностью криминалиста принялся разглядывать узкие доски потолка под толстым слоем краски. Вероятно, не одна кисть прошлась по ним. Подновлял потолок и он к приезду жены, когда еще стены квартиры были голыми и белыми, как листы ватмана. Особенно много пришлось повозиться с перекошенными полами. На хозяйственников он надеялся мало и старался сделать все своими руками.

К приезду Лены квартира была подготовлена так, что самой придирчивой хозяйке не найти изъяна. Лена, к сожалению, приехала раньше, чем пришел контейнер с домашними вещами, застрявший на какой-то перевалочной станции. Калинкин не очень огорчался, зато она по нескольку раз в день справлялась по телефону у железнодорожного начальства, не пришел ли контейнер, и ей всегда вежливо отвечали: «Не волнуйтесь, гражданочка, ваши вещи придут. У нас ничего не пропадает».

Пришлось на время взять у соседей пустовавшую полутораспальную кровать, купили ватный матрац в военторге и еще кое-что по мелочи. А потом побеленные им стены, перекрашенные полы завесили и застелили коврами, на которые ушли все досвадебные накопления Калинкина. Калинкин безропотно выполнял все капризы жены: передвигал из одного угла в другой тяжелый трехстворчатый шкаф, до изнеможения таскал полированный стол — кого-то угораздило сделать его из дуба. Он делал все, что требовала Лена, хотя и не мог понять, откуда у нее эта неуемная страсть к перестановке мебели и к дорогим вещам.

Примерно через месяц после новоселья то ли от зимней слякотной погоды и бесконечных дождей со снегом и ветром, то ли еще из-за чего, но Лена заскучала и попросилась съездить по туристической путевке, а потом к матери. И вот теперь они снова вместе.

«Пообвыкнется, — подумал Калинкин. — Сколько жен офицерских у нас без дела сидят. Пожалуй, заскучаешь! Место службы выбирать не приходится. Вчера вот на самодеятельность пошла. Первый раз. Ведомый там командует, плясуном оказался. А летать он будет хорошо. Ему бы характер покрепче: неуравновешенный, ершистый и, кажется, излишне самолюбивый. Да и с семьей у него что-то не ладится — жена не приезжает. В полку поговаривают, что Климачов специально ее не вызывает, кто-то здесь у него есть».

Дойдя до этого места, мысли Калинкина как будто бы споткнулись, налетев на невидимую стену. Он осторожно снял с себя край одеяла, внимательно посмотрел на спящую Лену и опустил ноги на пол. Тихо прошел на кухню, взял на столе начатую пачку «Беломора» и закурил. Ему вдруг отчетливо вспомнилась первая встреча Климачова с Леной, их знакомство. И хотя разговор между ними был очень короток, Калинкину показалось странным поведение жены: она говорила с Иваном так, как будто видела не в первый раз.

Он зажег новую папиросу, глубоко затянулся, во рту загорчило от мелкого табака и едкого дыма. «Какая чепуха, — размышлял Калинкин, — ведь выходит, что это с Леной встречается Климачов!» Он стал припоминать все разговоры в полку, прямо или косвенно связанные с именем ведомого, и поразился: оказалось, что при Калинкине о личной жизни Климачова старались не говорить. Он всегда заставал только обрывки фраз, которые при появлении капитана рассказчик или превращал в шутку, или внезапно умолкал… «Скрывают что-то от меня, что ли?..»