Василий Кондрашов - Небо выбирает нас

«Неужели внеполигонное? Так и есть! Врезал по земле-матушке!»

— Восемь шестнадцатый, приготовиться… Сброс!

Климачов нажал на кнопку сброса, зная, что это уже бесполезно.

— Я — восемь пятнадцатый! Работу парой закончил, разрешите отход, — запросил Калинкин КП полигона.

На развороте Климачов увидел над целью лишь два взрыва, два черных веера от бомб капитана Калинкина и тут же услышал взволнованный голос руководителя полетов:

— Восемь пятнадцатый! У восемь шестнадцатого внеполигонное бомбометание!

— Я — восемь пятнадцатый, вас понял, — услышал Климачов необычно замедленный, на одной ноте ответ капитана Калинкина, от которого съежился как от удара. Голос командира звена не предвещал на земле ничего хорошего.

После посадки Климачов зарулил в дальний конец стоянки на заправочной линии с намерением оттянуть встречу с Калинкиным. Для них обоих полеты окончены, и командир звена, возможно, не дождется его и уйдет на КП разбираться по внеполигонному бомбометанию. Там состоится короткий разговор, а потом… А потом будь что будет!

Иван выглянул из-за хвоста истребителя — Калинкин все еще сидел в кабине, видно, тоже не спешил навстречу неприятностям. Климачов мысленно приготовился к любому «разносу», его теперь не избежать… Главное, как на его внеполигонное посмотрят командир полка и его заместители. Могут списать на землю. Первым за это выскажется, конечно же, подполковник Белогуров, а Калинкин поможет ему.

Калинкин обжег коротким взглядом подошедшего Климачова и стал медленно освобождаться от привязных ремней. Затем молча оперся руками о борта, подтянулся и перекинул ноги на стремянку. Не снимая гермошлема, он вплотную надвинулся на Климачова, постучал кулаком по защитному стеклу: что, мол, долетался! — и заходил челноком от крыла самолета к носу, пока не споткнулся о стремянку и зло выругался.

— Ну рассказывай, — приказал Калинкин ведомому.

— Чего ж рассказывать…

— Как в полигон не попал, — съязвил Калинкин.

— Так и не попал…

Капитан выпрямился и недобро посмотрел на ведомого. Вот же хлюст достался! По бабам без промаха бьет, а по цели мажет. Врезать бы ему между глаз — все бы понятней стало!

— Давай продумаем твой полет, — стараясь говорить сдержанно, начал Калинкин. — До полигона на борту все было нормально?

— Как будто… Если не считать ваших команд: «Не дергайтесь!», «Место!» Команды из инструкций по собаководству, — с нескрываемой издевкой ответил Климачов. И Калинкин заметил это.

— Команды выполнены?

— А как же! Я летчик дисциплинированный. Да вот толку от ваших команд…

— Не паясничай! Ты когда палец на кнопку сброса положил?

— Как и положено по инструкции — на боевом курсе. А куда вы меня метите списать: на вертолеты или на ЗИЛ-130?

— А что дальше было? — не обращая внимания на издевательский тон Климачова, спросил Калинкин.

— А что дальше? — с наигранной бравадой повторил Климачов. — Дальше, извините, как вы крикнули «место!», меня словно током прошило. Кулаки от обиды сжались. Плохой хозяин на свою собаку и то так не кричит. А я вам не Жучка!

— И пока не летчик! У него, видите ли, кулаки сжались. Подумай, не тут ли твой указательный сработал? Конечно, тут, можешь не отнекиваться, — уверенно заявил Калинкин. — Бомбы не цветочки, их где попало рассыпать опасно!

К самолету подбежал запыхавшийся помощник дежурного по полетам.

— Товарищ капитан! Подполковник Белогуров лейтенанта Климачова на КП вызывает!

— Не держу, пусть идет.

— Крепись, друг, — посочувствовал помощник. Он-то знал, что ожидает Климачова. — Перекрестись для храбрости и молчи. Кайся чаще, голову не задирай — может, и обойдется.

— Обойдется! Без авиации, — горько усмехнулся Климачов и в одиночестве побрел на КП.

Калинкин в сердцах саданул кулаком по дюралевой обшивке крыла: впереди ожидались неприятности не только для него и Климачова, но и для всего звена, которому теперь уже никакими судьбами не завоевать звание отличного. О внеполигонном бомбометании узнают в штабе округа, и выговоры посыплются как из рога изобилия. Естественно, работа такая: каждый отвечает за всех и все за каждого. Могут снять и с должности командира звена. Но не это страшно. Страшно заработать репутацию командира, которому нельзя доверить воспитание молодого офицера и летчика.

Калинкин снял высотный костюм и направился в душевую, в небольшое строение из дюралевых трубок и брезента на окраине аэродрома.

Теплая вода смыла с тела солоноватый пот, но облегчения не принесла. На душе было скверно, как после ссоры с хорошим другом. Может быть, оттого, что допустил ошибку в полете с Климачовым. Надо же было сорваться с этими командами!

В конце летного дня командир полка сказал перед строем летчикам:

— Сегодня в полку чрезвычайное происшествие. Лейтенант Климачов произвел внеполигонное бомбометание. Причину будем выяснять. Взрыв бомб вне полигона не делает чести не только Климачову, но и всем нам. Техника подвела? Маловероятно. Если даже техническая экспертиза и подтвердит это, все равно вина Климачова не будет вызывать сомнений. Потому что он обязан был проверить еще до полета свой истребитель.

Уходя после построения, Климачов слышал за спиной неприятные разговоры и возгласы:

— Как это у него?

— Да, наверно, нервишки подвели.

— От неопытности.

— Всю жизнь учимся. С кем он летал?

— С Калинкиным…

— Надо же!

Идти в офицерскую гостиницу было тяжко, и он до темноты бродил по городку, стараясь не попадаться никому на глаза.

На другой день вечером состоялось партийное бюро полка.

Климачов старался выглядеть спокойным, хотя бы внешне, но это ему плохо удавалось. Даже перед полетом с Кортуновым на воздушный бой он не испытывал такого волнения, как в тот момент, когда увидел перед собой сдвинутые столы под зеленым сукном. Лица сидевших были строгие и вопрошающие, грустные и непроницаемые.

— Садись, Климачов. — Кортунов указал на свободный стул. — Расскажи нам, как у тебя получилось с внеполигонным бомбометанием.

Климачов ощутил вдруг удивительное спокойствие, какое обычно приходит лишь после изнурительной работы. И все-таки, даже несколько успокоившись, он прекрасно понимал, что чувство это обманчивое и сейчас его судьба во многом зависит от того, как он будет себя вести. Но отделаться от равнодушного состояния Климачов уже не мог. После чрезвычайного происшествия, от которого его отделяло менее суток, в нем успело все переболеть и перегореть. И вот сейчас от него ждут чего-то. Объяснений, наверно. А что он им может объяснить? Повторить догадки Калинкина? Конечно, предположения командира звена и ему теперь кажутся наиболее верными. Но какая теперь разница: объясняй не объясняй — все одно: сейчас партийное взыскание, а после на землю спишут. В лучшем случае на какую-нибудь каракатицу. Перевалить часть вины на Калинкина? Да-а… Некого винить, кроме самого себя. Нервы должны быть крепкими, Климачов! Нервы!