Александр Апасов - Разгуляй

До четверти шестого я еще ждал, а потом пошел и позвонил Миле (о Зое старался не думать; кроме того, я в глубине души надеялся, что Таня все-таки придет), она как раз заканчивала работу и пообещала через полчасика подъехать со своей подругой Надей Медведевой к метро «Крещатик». Но меня задержали на выставке журналисты, и в довершение всего вдруг хлынул проливной дождь. Вымокнув до нитки, прибежал я к метро, и тут девушки обрушились на меня за «подмокшую пунктуальность». Я отговорился «насевшими на меня журналистами» и начал взахлеб рассказывать о своем путешествии по Киеву, вскользь обмолвясь о встрече с Таней.

Когда мы пришли на выставку, я не мог не обратить внимания на то, что на меня как-то лукаво-многозначительно поглядывают наши сотрудники. Я заволновался, но, не подавая вида, направился с Милой и Надей к стендам. Боковым зрением я видел, что Раечке Шумовой явно не терпится что-то сообщить мне. Я оглянулся, и она поманила меня.

— С легким паром! — насмешливо приветствовала она, оглядывая мой вымокший пиджак и всклокоченные волосы. — Пока ты бегал купаться, тебя тут спрашивала какая-то таинственная блондинка.

У меня потемнело в глазах.

— Где она? — чуть не выкрикнул я.

— Я сказала ей, что ты уже ушел, — как ни в чем не бывало ответила Раечка.

— Я же предупреждал, что вернусь, — взорвался я, еще не понимая, что меня разыгрывают.

— Не кричи, пожалуйста. Ты ведь на выставке… Мы увидели в окно, что ты идешь с двумя женщинами, и решили, что с тебя на сегодня хватит…

— При чем тут «с двумя женщинами»? Это мои старые знакомые.

— А та, что спрашивала тебя, новая? — будто бы не замечая моей озлобленности, шутя продолжала Раечка.

— Перестань дурачиться. Меня действительно спрашивали?

— Действительно. Только не спрашивали, а спрашивала.

— Послушай, ты сорвала мне деловую встречу. Я же всех предупреждал, — поспешил ретироваться я, поняв, что своим тоном с головой выдаю себя. — Где она? Давно ушла?

— Вот уж где она сейчас, не знаю, — обиженно проговорила Раечка: она состроила безразличную мину и развела руками, но по ее глазам я чувствовал, что она лукавит.

— Ладно, хватит тебе издеваться над человеком, — вмешалась в нашу перепалку Ира Бечина. — Она вышла позвонить и обещала еще прийти.

Будто камень с души свалился. Со вздохом облегчения, просиявший, я вернулся к рассматривавшим книги Миле и Наде.

— Чего ты там шумишь? — обернулась ко мне Мила.

— Она, — только и смог выговорить я.

Девушки с недоумением посмотрели на меня и улыбнулись.

— Кто «она»? Первая или вторая? — с ехидцей спросила Мила.

— Таня… Первая…

— Ого! Звучит! Ее величество Татьяна Первая! — засмеялась Мила и с притворным сочувствием покачала головой: — Вот так погибают мужчины… Я забыла тебя предупредить, Ленечка, чтобы ты был поосторожней с киевскими женщинами.

— Скорая помощь опоздала, — подключился я к заданному тону. — К тому же здесь медицина бессильна: она москвичка.

— Тогда все отлично! Умыкаем ее в «московскую колонию». Мы как раз собрались ехать к Ире. Сегодня из Европ вернулась наша Дунечка.

— Какая Дунечка? — машинально переспросил я.

— Э-э, сразу клюнул! — засмеялась Мила. — Наша достопримечательность! Галочка-Дунечка… Только что вернулась с конференции — из загранки… Забирай свою Татьяну Первую и поехали.

— Да я не знаю, она это или нет, — засомневался я. — Мы договаривались встретиться с ней в четыре, но она что-то не пришла.

— Тогда тем более — поедем, — предложила Мила. — Или у тебя какие-нибудь свои планы?

— Да нет. Только вот кто-то здесь спрашивал меня. Надо чуть подождать.

Мы подошли к стендам, и я попытался что-то говорить о книгах, но мне было явно не до выставки. Показал несколько любопытных изданий по искусству, осмотрели раздел художественной литературы и застекленную витрину подарочных и сувенирных изданий. Направились было уже к стенду с красочными детскими книжками, у которого толпилось особенно много народу, — и тут… Сначала наступило затмение, а потом меня бросило в жар: к этому же стенду, будто не замечая меня, не спеша шла Таня. Она вернулась, но, увидев около меня Милу и Надю, не решалась подойти.

Неимоверным усилием сдержал я себя, чтобы не броситься опрометью ей навстречу, а чинно — даже с некоторой неторопливостью — подошел, поздоровался и повел к Миле и Наде. Тайком оглянувшись, я увидел лукавые сдержанные улыбки сотрудников выставки, наблюдавших нашу встречу. Нужно было как можно скорее преодолеть наступившую заминку — или сразу уходить, или же приличия ради пройтись по выставке.

— Ну что, посмотрим книжечки или как? — с этакой напускной непринужденностью бросил я.

Догадавшись по моей интонации, что я предлагаю уйти отсюда, девушки довольно дипломатично поддержали меня.

— Да, интересная выставка. Я уже успела пробежать по ней, — сказала Таня.

— И мы самое интересное видели, — заметила Мила.

— Только вот детские книжки не посмотрели. Но там сегодня столько народу, не подойдешь, — кивнула Надя в сторону детских стендов.

— Может, отложим до другого раза? — предложил я.

Девушки согласились, и мы поспешили к выходу. Но тут перед нами как из-под земли возник вездесущий Шапиро.

— Прошу прощения, Леонид Александрович, мне нужно переговорить с вами, — многозначительно произнес он, глядя на меня снизу вверх и отсвечивая своей полированной лысиной. — Разговор серьезный.

— Слушаю вас, — насторожился я.

— Видите ли, Василий Иванович уехал сегодня с делегацией, — взяв меня под руку и отводя в сторону, заговорил Шапиро. — Я остался за старшего. И, как назло, именно сегодня ни в одной газете не было ни статей, ни фотографий о выставке. Что подумает об этом Василий Иванович?

— А вы хотите, чтобы газеты ежедневно писали о выставке?

— А как же? А для чего же мы здесь работаем? — искренне удивился Шапиро.

— Думаю, что прежде всего для публики, — усмехнулся я.

— Конечно, конечно! Но все-таки я прошу, вас, как своего человека, напишите в газеты статьи о нашей выставке. И хорошо бы с фотографиями… Вы ведь знаете, в каком я нахожусь положении, — страдальческая гримаса исказила его лицо.

— Будут еще заметки, — попытался успокоить я Аркадия Семеновича. — Вот сейчас ко мне подходили журналисты. Они дадут репортаж о празднике детской книги.

— Это хорошо! — взбодрился Шапиро. — Но я лично вам поручаю ежедневно писать в газеты по две-три статьи о выставке.

— Благодарю за доверие, но это нереально.

— Что? Леонид Александрович, я говорю серьезно… Ой! — Шапиро схватился за живот и вылетел из зала.

Я не стал дожидаться его возвращения, и мы вышли на улицу. Дождь перестал, все вокруг дышало свежестью и обновлением — и люди, и зелень, и тротуары, и автомобили, и здания, и даже транспаранты с приветствиями участникам Декады — и все, все вокруг казалось мне сияющим и праздничным. Да и сам я был переполнен каким-то радостным и веселым возбуждением.