Александр Апасов - Разгуляй

…Меню обсуждали основательно и со знанием дела, — обсуждали вчетвером, вместе с только что приехавшим в Киев художником Мишей Соболевым и представлявшей на Декаде МОСХ Олесей Васильевой.

— Зоенька, я рекомендую тебе действовать по моей программе. Не из шовинистических соображений, а в связи с Декадой и возможностью отведать русской кухни, — балаганил я.

— Я согласна.

— Нет, обязательно возьми мазурики, — настаивала Олеся.

— Не могу, неприличное название, — упирался я.

— А твои расстегаи — приличное? Пользуйся случаем познакомиться с национальными блюдами.

— В этом ресторане не могу. Из чувства солидарности. Зря, что ли, из Москвы приехала русская кухня?

— Гнилой плотоядный патриот! Бери борщ и мазурики!

— Не возьму! Между прочим, пить вы тоже будете горилку?

— Нет, пить будем «Столичную». Пусть это будет компромиссом, — вывернулась Олеся.

— Никаких компромиссов! — упорствовал я.

Наш спор, хотя и в шутку, мог продолжаться до бесконечности, но тут взмолился Миша:

— Слушайте, я умираю с голоду… Примите заказ, они до завтра не договорятся, — обратился он к официантке, которая, улыбаясь, слушала нашу перепалку.

Олеся заказала украинские блюда, Миша уступил ей в мазуриках, а я остался непреклонным и взял севрюгу по-московски, уху, расстегаи и мясо в горшочке. Зоя полностью разделила мое меню. Заказали компромиссную «Столичную», и я шепнул официантке, чтобы она принесла петровского кваску. Дело в том, что квас этот в первые дни Декады подавали на стол в качестве сервировки, но очень скоро он приобрел такую популярность, что его приносили чуть ли не из-под полы только «своим», постоянным клиентам. Я был в числе оных и теперь решил щегольнуть. Официантка знающе подмигнула и уже направилась было от нас, как вслед ей раздался звонкий голос Олеси:

— И еще две порции мазуриков…

Пока суд да дело, стали обмениваться впечатлениями сегодняшнего дня, который на Декаде был посвящен изобразительному искусству. Олеся, как представитель секции графики, председательствовала на встрече русских и украинских художников — оформителей книги, которая проходила в Октябрьском дворце. Зоя и я только что вернулись с открытия художественной выставки. Разговор шел главным образом о курьезных случаях на обеих выставках.

— А что это за ваятель насиловал тебя? — со смехом обратился к Олесе Миша.

— Это редкий случай: еще пять минут его рассказов, и я не увидела бы закрытия Декады… Благо, Соболев вызволил меня, — пояснила нам Олеся.

— Так кто это был? — снова спросил Миша.

— А я откуда знаю? Какой-то любитель поговорить — «дар природы»… Окончилась встреча, я уже собираюсь идти и гостиницу, и вдруг подходит ко мне какой-то субъект и спрашивает: «А почему у вас на Декаде нет «даров природы»?» Я, не придав никакого значения, отвечаю: «Нельзя объять необъятное». А он мне:

«Я, знаете, вот уже второй год режу из черенков разные скульптуры. У меня их около шестидесяти — пятьдесят шесть. Нет, пятьдесят пять с половиной — последнюю еще не доделал… И знаете, такие замечательные, оригинальные скульптуры! У нас областная выставка была, так у меня три штуки взяли. Другие — у них работ меньше и по качеству хуже — так и по четыре и даже по пять штук выставили. Знаете, просто обидно, я ведь очень стараюсь, и способности есть. А времени сколько убил?..

Каждое воскресенье я, жена — она у меня врачом работает, — и дочка, знаете, такая замечательная девонька, на меня лицом похожа, такая же черноглазенькая, ей пять лет — нет, пять и четыре месяца. Так вот каждое воскресенье мы всей семьей ходим в лес, даже зимой выезжаем, на лыжах. Я жене тоже лыжи купил — хорошие, финские, за семнадцать с полтиной, такие же, как у меня. Мои, правда, за девятнадцать рублей — они чуть побольше. И у Оксаны — дочку мою так зовут — тоже лыжи, но не финские. Она, знаете, растет, скоро нужно будет новые покупать — может, годика два и походит еще на старых… Так вот, знаете, идем мы по лесу: красота вокруг, тишина. Но я внимание сосредоточу, чтобы корешки не пропустить — они ведь снегом припорошены, можно и не заметить. Но меня не проведешь. Я гляжу: с виду палочка, сучок. Любой другой пройдет мимо, а я говорю: «Стой, Галина! Я тут кое-что заприметил…» Остановлюсь и хожу вокруг, присматриваюсь, стоит брать или нет. Потом вижу, что сто́ит, нагибаюсь, достаю ножичек и режу…

Я вот этим ножичком, — лезет в задний карман брюк и, покопавшись там, достает перочинный нож, — два года работал: замечательный ножичек, удобный. И знаете, мне его ребята на заводе специально заточили… И что интересно, нашел я его на новой квартире, на чердаке. Позапрошлый год дали нам новую квартиру: две комнаты в коммуналке, правда. Еще две семьи живут с нами. В Киеве все-таки пока еще тяжело с жильем, наверное, как и в Москве. Так вот дали нам две комнаты — за выездом. Но комнаты светлые: одна шестнадцатиметровая, другая — четырнадцать с половиной. Высокие потолки, газ, конечно, ванна, телефон, и от работы моей недалеко — вторым троллейбусом три остановки. Но я пешком хожу. Знаете, пройдешься по воздуху, развеешься, вроде и отдохнул. Я сам специалист по холодильным установкам. Техникум кончил, думал в институт поступить, да вот увлекся этими корешками. У нас их называют «дары природы»…

И вот, как получили квартиру — мы на четвертом этаже живем, а над нами чердак, я и решил осмотреть его: может, думаю, кладовку оборудую там. И хотел уже оборудовать, да соседи не разрешили — из зависти, что я такой деловой человек. Они всю жизнь там прожили и не додумались, а я сразу увидел, что к чему. Я потом и сам не захотел — мало ли что, вдруг кто залезет. Я мог бы, конечно, в домовой комитет жалобу подать и добиться своего, но не захотел ссориться. Ведь жить-то пока придется с ними в одной квартире. Когда еще отдельную дадут… Так вот на этом чердаке я и нашел ножичек. И так он мне понравился, что я занялся резанием скульптур. Правда, мне его специально заточили — я рубль дал за это. Зато работать теперь удобно, особенно доделывать в скульптуре мелкие детали. А потом эти же ребята другой ножичек мне сделали. Знаете, из пилы его выточили, он дома у меня сейчас, — жаль, что не могу показать. Он побольше этого и изогнут немного. Очень удобная и оригинальная вещица, и ни у кого больше нет такой…

Мы летом в отпуск выезжаем в деревню. Знаете, под Полтавой у меня что-то вроде дачки. Да в общем-то это дача и есть. Там мои родители жили и я — до техникума. А потом женился здесь, в Киеве, и домой уже только летом наведываюсь, к матери теперь уже — батько у меня четыре года назад умер. Правда, прошлый год мы ездили на курорт в Гагры. Замечательное, я вам скажу, местечко, зеленое такое и море рядом. Но обычно мы выезжаем в деревню, вернее, на дачу. И уж как там у меня выпрашивали тот большой ножичек. Но я не отдал, он мне самому для скульптуры нужен. А деревенские, знаете, мы их «аборигенами» зовем, увидели, что я корешки собираю и режу из них скульптуры, так стали мне таскать их отовсюду. И главное, яблоневые и вишневые сучочки, а они такие причудливые…