Александр Апасов - Разгуляй

— Сравнительно ничего. Но главное, мне никто не мешает.

— А ты с кем живешь?

— С мамой… И еще у нас пока живет Лена, — вспомнив утренний разговор, добавил я.

Я умышленно упомянул Лену, потому что она была теперь для меня своеобразным бастионом, сдерживающим развитие событий. Кроме того, я почему-то предполагал, что во время своего очередного приезда в Москву Зоя может явиться ко мне с визитом. Да и вообще она чем-то все сильнее и сильнее раздражала меня. В этой ситуации Ленка невольно превращалась в моего союзника.

— Она живет с тобой?

— У меня. Но скоро у нас развод, и она уедет.

— А куда?

— Не знаю. По-моему, она выходит замуж, — сказал я первое, что пришло в голову.

— А квартиру будете разменивать?

— Ни в коем случае! Без Разгуляя я умру от ностальгии.

— А в Киев ты не хотел бы перебраться?

— Что ты? Ни в жизнь! Вот я езжу везде, бродяжничаю, а больше двух недель не могу прожить без Москвы. Зато как приеду… Даже, знаешь, поезд еще подъезжает — и вдруг из репродуктора: «Подъезжаем к столице нашей Родины — Москве!» У меня аж дыханье перехватывает. Никогда, наверное, невозможно привыкнуть к этим словам… И вот, как приезжаю, в тот же день, что бы там ни было, иду бродить по городу, воздухом московским не могу надышаться. Я задыхаюсь без московской духоты…

— А мне тоже без Киева будет тяжело.

Она подошла ко мне и, прижавшись, ласково заглянула в глаза. Я не выдержал и, подхватив Зою на руки, стал целовать в запрокинутую голову, шею, грудь. Ее прямые, спадающие на плечи волосы тяжело колыхнулись вниз, а полураскрытые губы чуть слышно прошептали:

— Успокойся, подожди. Нужно писать рецензию.

Я отпустил ее и, не говоря ни слова, подошел к столику… Статью начали писать как настоящее сочинение. Но уже через полчаса я остановился и сказал, что это будет заготовка для второй рецензии, а основную я напишу самостоятельно.

— Я мешаю тебе? — спросила она.

— Нет, Зоенька, дело в том, что я не могу работать в соавторстве. Сколько раз пробовал — ничего не получается.

— Интересно, почему?

— Понимаешь, в работе я должен видеть перед собой чистый лист бумаги. Это дисциплинирует меня и концентрирует внимание. А в чьем-нибудь присутствии у меня все мысли разбегаются, двух слов связать не могу… Ты посиди, а я мигом настрочу, потом мы вместе выправим, добавим, что нужно, и перепишем набело. Ладно? Ты не обижаешься?

— Конечно, нет. Работай как тебе удобней. Может, мне лучше уйти?

«Конечно, это было бы самое лучшее», — подумал я, но сказал совсем другое… Надеясь, что Зоя поймет меня, я умышленно намекнул, что не могу работать в чьем-нибудь присутствии. Мне очень хотелось, чтобы она ушла. И в то же время я чувствовал, что она не уйдет и я не отпущу ее. Поэтому, начав с робкого, сдержанного возражения — больше из вежливости, я, вопреки голосу разума, уговорил ее остаться:

— Ну что ты, Зоенька?.. Я мигом напишу, а ты посмотри вот эту книгу — тоже пермскую. В Киеве ее, наверное, не было.

— «Идейные противоречия в русском искусстве конца XIX — начала XX века»… А стихов у тебя нет?

— Есть сборник Блока, мой дорожный. Я с ним как с Евангелием путешествую.

— Дай лучше Блока.

Я сел за стол, а Зоя, скинув туфельки, по-домашнему устроилась на кровати. Пока писал, совсем отвлекся от своих навязчивых мыслей и словно забыл о присутствии Зои. А когда закончил, громко и радостно вздохнул. Зоя подняла голову, улыбнулась и снова углубилась в книгу. Я с шумом двинул стул и, распрямившись, взглянул сверху на исписанные листки. В любом, даже самом пустяковом труде есть какая-то особая радость завершения — радость последней точки.

— Все! Кончил!.. Ты не очень скучала, пока я писал?

— Ничуть. Я почти совсем забылась… А теперь прочти: мне очень интересно, что у тебя получилось.

Я прочел, Зоя что-то начала говорить, но я замахал на нее руками:

— Хватит, хватит! У меня гора с плеч свалилась.

Зоя нахмурилась, а меня так и распирало радостно-игривое настроение — мне было прямо-таки невтерпеж. Положив руку на Зоино плечо, я обратился к ней из Блока:

— «Что же ты потупилась в смущеньи? Погляди как прежде на меня…»

— Леня, мне как-то не по себе, — капризно и обиженно проговорила она. — Если рецензию ты пишешь сам, то зачем я здесь? И еще стихи такие читаешь…

— Зоенька, а почему «не по себе»?

— Мне почему-то страшно. Я сама не знаю почему.

Я отошел в глубь комнаты и опустился в кресло.

«…Все к лучшему. Ей не по себе. Может, этим и кончится. Чего я хочу от нее? Выдумал зачем-то влюбленность и теперь разыгрываю новоявленного жениха… Аж Ленку вспомнил. Ей, наверно, икалось, а она и не знала отчего… И этой мозги пудрю. Главное, сам не знаю зачем. Все ведь совершенно ясно, и ждать здесь нечего, и ничего не будет… Еще бы — сам даже испугался, что она приедет в Москву и случайно забредет на огонек. Надо кончать всю эту околесицу. Но как? Сказать, что все это были шутки, что днепровская ночь и все высокие материи — просто случайное стечение обстоятельств?.. Как открыться во всем этом? Ведь совершенно очевидно, что наши отношения зашли настолько далеко, что Зоя поверила в них. Ведь своими обещаниями, своим эфемерным предложением, наконец, своим присутствием я обманываю ее. Но столь же очевидно, что я не хочу этого. Тем более что Зоя по-человечески симпатична мне, и я не хочу ей зла… Но сказать обо всем этом честно и откровенно — значит смертельно обидеть ее, даже больше чем обидеть… Нет, надо очень осторожно свести все на нет. И сделать это именно сегодня, даже не сегодня, а сейчас, немедленно, потому что с каждой минутой растет напряжение и с каждой минутой мы подходим ближе к той черте, за которой начинается пропасть…»

— Ленечка, ты чего задумался? — ворвался в мои тревожные размышления ласковый голос Зои.

— Да так, ничего, — предельно сдержанно ответил я.

— Ленечка, я прошу тебя, не обращай внимания. У меня хандра какая-то.

— Нет, Зоенька, это не хандра. Я как раз об этом думал… Знаешь, что мне пришло сейчас в голову? — Зоя насторожилась. — Если у тебя есть хоть тень сомнения, нужно все хорошо продумать. Нужно быть совершенно уверенной, что поступаешь правильно.

— Ленечка, я очень много передумала за эти дни. Оттого, наверное, все так и получается, оттого мне и лезут в голову всякие ненужные мысли. Мы ведь так мало знаем друг друга.

— Именно это я имею в виду.

— Нет-нет, я не так сказала. Я хотела сказать, что мы недавно знакомы. Но я почему-то очень хорошо чувствую тебя… Я верю тебе.

— Зоенька, понимаешь ли, в жизни всякое случается. Это очень решительный шаг. А мне трудно за себя ручаться — я ведь из породы неприкаянных. И, увлекшись, могу забыть все на свете, — в этих словах я вплотную подошел к той правде, которую должен был высказать Зое, но в последний момент мужество изменило мне, и я снова ушел в околесицу. — Я, разумеется, имею в виду увлеченность чем-то. Ты понимаешь, о чем я говорю?.. Наверное, очень трудно быть с таким человеком и тем более связать с ним жизнь. Зоенька, пойми, ты слишком дорога́ мне, чтобы рисковать, — и я снова свел на нет свои витиеватые увещевания.