Александр Апасов - Разгуляй

— Благодарю вас! Ваши аплодисменты позвольте отнести ко всем участникам сегодняшнего вечера. До новых встреч! — сказал я и направился к выходу с эстрады. Но в это время нестройный шум поднимающейся с мест публики перекрыл резкий окрик вскочившего на скамейку Баткина:

— Внимание! Ахтунг! Вы слышали жалкое блеяние! А теперь послушайте истинную поэзию!

Зрелище было не совсем ординарное: пиджак на Баткине вывернут наизнанку, на шее на толстой веревке болтается зажигалка в виде пистолетика, которую он поминутно вскидывает над головой, высекая пламя… Уже направившаяся к выходу публика остановилась, пораженная этим видом и криком, а Баткин, закинув назад голову и выпростав вперед руки, надрывно затянул не то песню, не то стих, не то заклинание. Переведя дыхание, Бат на мгновение замолк, а в аудитории раздался дружный взрыв смеха. Появившийся в дверях вахтер, пришедший предупредить меня, что выключает свет, с недоумением посмотрел на юродствующего Бата.

— Что это такое? — обратился он ко мне.

— Больной человек. Поэтому я и просил не выключать свет, пока не выйдут люди.

Вахтер недовольно вздохнул и в нерешительности остановился. Наконец Бат иссяк, и аудитория вздрогнула от нового взрыва хохота. Я воспользовался случаем и прокомментировал:

— Дорогие друзья! Думаю, что вы поняли, почему я не мог предоставить ему трибуну. А теперь мы можем попрощаться.

Люди заторопились к выходу, а Бат снова вскочил на скамейку… Мы сошли с эстрады перед тем, как вахтер, наполовину выключив свет, направился к воюющему Бату. Не знаю, чем все это кончилось, но по выражению лица вахтера можно было догадаться, что настроение у него отнюдь не благодушное.

У выхода из аудитории меня встретила Наташа.

— Спасибо, — сказала она, взяв меня под руку и пристраиваясь к шагу. — Я думала, что ты вообще будешь выступать… А потом, когда ты стал отвечать на записки, я решила, что это уже все.

— Натуленька, не выполнить твою просьбу — выше моих сил. А вообще это было, наверное, ужасно нелепо.

— Все отлично. Ты же видел, как приняли «улетающий звон», — и тут же перевела разговор: — Ну как ты? Где ты? Что нового?

— Я все тот же и все так же… Кручусь, верчусь и сам не знаю, что к чему. А как ты?

— По-разному…

— У тебя кольцо… Ты вышла замуж?

— И это было.

— Почему «было»?

— Уже успели разойтись.

— Бывает… Я ничего не знал. Вернее, нет: слышал.

Мы не спеша шли по мраморной лестнице аудиторного корпуса. Невдалеке следовали наши поэты. Я был рад встрече с Наташей, но все как-то сразу скомкалось ее неожиданным известием о разводе. Нужно было чем-то заполнить наступившую заминку.

— Ну, я отчаливаю. Салют! — махнул я рукой бригантиновцам.

— Как? Ты не едешь с нами? — удивился Алик Луцкий. Сегодняшний вечер мы собирались отметить на квартире у Снегова.

— Нет, сегодня я — пас.

— На этот раз Флинт изменил флибустьерам, — усмехнулся Юра Лобанов.

— Не в пример Стеньке Разину, — поддержал кто-то.

— Флибустьеры, смирно! — скомандовал Луцкий и, по-дирижерски взмахнув руками, затянул куплет нашей походной песни на мотив «Осторожно, друг, ведь никто из нас здесь не был в таинственной стране Мадагаскар». Ребята дружно подхватили:

Куплет этот относился ко мне, и Наташа несколько смутилась от грубоватой прямолинейности нашей «Звериады», а я, воспользовавшись тем, что во время агитпохода по Туркмении горячо отстаивал другой вариант этого куплета, шумно запротестовал:

— Врете, мерзавцы! Клевещете на Флинта! Все знают, что истинной правдой было другое:

— Расскажи кому-нибудь еще! Не выкручивайся!.. А Нора!.. А Тамара!.. — посыпалось на меня со всех сторон.

— Гнусная клевета! — не сдавался я. — Хотите опорочить честь стяга! А кто хранил роджер? Кто жертвовал личным вашего ради блага?.. И чтобы доказать верность Флинта черному стягу «Бригантины» — нашему славному роджеру, я сейчас же пойду на Смоленскую набережную и исполню суровый приговор долга!

Натуля поняла и нашу общую шутку, и одной ей известный намек на набережную. Она незаметно для других сжала мой локоть и с нарочитым вздохом произнесла:

— Что ж, придется разделить участь персидской княжны…

Ребята еще что-то острили в мой адрес, а мы, довольные шутливым исходом наших зубоскальств, быстро сбежали с лестницы в университетский дворик. Но перед зданием нас подстерегала новая неожиданность… Во дворе толпился народ, поджидая задержавшихся в здании знакомых. Когда мы сходили со ступенек, от толпы отделилась девушка и пошла нам навстречу:

— Здравствуйте! Поздравляю с удачным вечером и триумфом «Колокольцев»! Узнаю старый звон…

— Для тебя он не такой уж старый, — огрызнулся я. — Познакомьтесь: Лена — Наташа…

— Может быть, ты представишь меня поподробнее, — задиристо отозвалась Лена.

— К тому, что ты Лена, уже ничего не добавишь, — усмехнулся я.

Встреча была как нельзя более некстати, и неловкость положения усугублялась тем, что Наташа ничего не знала обо всей этой истории. Однако моя небрежность, видимо, задела Лену.

— Ах вот как! Тогда позвольте представиться самой: Елена Ланская, жена вашего спутника.

Наташа, вспыхнув, посмотрела на меня.

— Бывшая, — уточнил я.

— Ланской, ты так не любил это слово, — не унималась Лена.

— Иногда оно бывает очень кстати.

— И ты ничего не хочешь сказать мне?

— Мы уже высказались вполне…

— Даже ни разу не позвонил за все лето.

— Незачем… «И какая польза слышать улетающих колокольцев звон?» — как-то непроизвольно вырвалось у меня.

Мы остановились у выхода на Моховую. Наташа, молча шедшая со мной под руку, вдруг отпустила меня и, не прощаясь, быстро пошла направо, в сторону Волхонки. Я растерялся.

— Лена, зачем ты устраиваешь сцены на улице? Мы обо всем договорились, и ничего с тех пор не изменилось, — пытался я смягчить резкость своих слов. — Что с тобой случилось?

— Со мной ничего не случилось, а вот ты изменился… Даже не заметил, даже не поздоровался… Эх ты, Ланской!

— Леночка, честное слово, я не видел тебя.

— Ладно, хватит дурачиться, Ланской… Раньше замечал везде и всюду, в любой суматохе. А теперь это тебе не с руки.

— Лена, в конце концов, это просто нечестно. Ты раздосадована, что увидела меня с женщиной, и устраиваешь сцены.

— При чем тут сцены? Просто противно! — Лена повернулась, собираясь уйти, но я удержал ее.

— Лена, ты преднамеренно вымышляешь повод для ссоры. Если тебе нужно что-то сказать мне, можно было устроить все по-другому, а не разыгрывать мелодраму на улице… Кстати, это была Наташа Симонова.