Виктор Стариков - Рябиновая ветка

— Вы правее посмотрите! — встревоженно сказал Алексей Александрович.

Черкашин отнял от глаз бинокль и увидел в проливе лодку. Он опять поднес к глазам бинокль и сквозь туманные стекла узнал гребца — Харченко. Он был в куртке, волосы намокшими космами спускались на лоб. Он греб сильными рывками, но лодка, казалось, и не двигалась.

— Два раза пытались, — виновато и угрюмо сказал, кто-то рядом. — На такой волне не удержишься. Одному и не пробиться.

— Что делает, что делает, отчаянная голова!.. — с досадой сказал Алексей Александрович. — Ведь снесет или о камень разобьет.

— Застынут и пропадут ребята, — вздохнул кто-то рядом. — Уж сколько часов сидят.

Василий Иванович быстро обернулся на этот голос и увидел молодого рыбака.

— Два раза пытались, а в третий?

Не оглядываясь, он быстро пошел к лодкам.

Несколько сильных рук рывком сдвинули с песка лодку и потянули ее к воде. Черкашин вскочил первым и сразу схватился за весло. Под дружными ударами весел лодка оторвалась от берега и заплясала на волнах.

— Навались!.. — звонко крикнул один из рыбаков. — Навались!

Но волны и ветер отбрасывали лодку, она почти не двигалась. Рыбаки с красными от усилий лицами гребли молчаливо и яростно.

— А ну, ребята! Дружно!.. — опять звонко крикнул кто-то.

И этот простой призыв прибавил каждому силы. Берег стал удаляться.

Оглянувшись, Черкашин увидел впереди лодку Харченко. Весла взлетали над водой, как крылья большой птицы. «Молодец! — подумал Черкашин. — Отважное сердце!..»

Метр за метром люди упрямо пробивались к острову, и в сердце Черкашина рождалось то самое чувство, которое охватывало его в холодных снегах Финляндии, среди угрюмых каменных развалин Сталинграда, чувство глубокой любви к людям, радости быть среди них. Он слышал сквозь свист ветра и шум воды тяжелое дыхание людей, скрип уключин и глухие удары весел и знал, верил, что остров приближается.

Черкашин увидел слева остров, все кипело вокруг него.

Две лодки почти одновременно пристали к острову. Черкашин увидел, как выскочил из своей лодки и погрузился по пояс в воду Харченко, как он схватился за борт, не давая волнам отбросить лодку в пролив. У него было измученное, но счастливое лицо.

— Пробился парень! — восхищенно крикнул рыбак.

Следуя примеру Харченко, рыбаки прыгнули в воду и тащили лодку среди нестрашных теперь волн.

Харченко увидел Черкашина, на миг смутился, потом резким движением отвел со лба пряди мокрых волос и с вызовом сказал:

— Опять проштрафился, товарищ начальник!

Черкашин только сжал его плечо и толкнул вперед.

Оступаясь на гладких выточенных камнях, Харченко побежал к геодезистам. Навстречу ему, покачиваясь под ударами ветра, медленно шла Зоя.

1953 г.

С высокой скалы, где стоял стеклянный фонарь маяка, смотритель Никита Алексеевич увидел на светлозеленой воде пустынного моря темную точку — моторную лодку. Она беспомощно болталась на волнах, удаляясь от берега.

Небо над Байкалом было ясное, но все чаще налетали порывы холодного воздуха — гонцы осеннего «горного» ветра. За границами залива, защищенного от ветра лесистыми горами, волны уже бежали в открытое море, вода поседела.

С маяка далеко виднелась узкая извилистая береговая линия. Бездымным, легким и желтым пламенем светились лиственницы, среди темной зелени кедровника яркими пятнами ягод выделялись рябиновые деревья. Вдали, на восточном берегу Байкала, розовели снежные вершины Хамар-Дабанского хребта. Никита Алексеевич, обеспокоенный, еще раз взглянул на лодку и стал поспешно спускаться по деревянной крутой лестнице.

На песке у самой воды рядком сидели четыре собаки, настороженно подняв острые уши. Трое ребятишек возились возле них. Шестилетний Сергунька все пытался поднять рослого Мушкета и сесть на него верхом. На крыльце дома стояла жена, с меньшим сыном на руках. Заслонив ладонью глаза от солнца, она всматривалась в даль озера.

— Что там? — спросила Дуся мужа.

— Лодку ветром несет. Видно, мотор попортился… Надо подплыть.

По узеньким мосткам смотритель прошел к будке гидрометеорологической службы, которая стояла на сваях в левой стороне бухты.

Кедровник спускался здесь к самому берегу, густо заросшему кустарником, расцвеченному осенними красками. Кисти рябиновых ягод отражались в тихой воде.

Десятилетний Бориска догнал отца, когда он уже был у лодки и, опустив глаза, попросил:

— Возьми…

— Зачем? Мать пособить просила, надо дров принести…

Моторка пересекла границу спокойной воды в бухте, холодный ветер ударил Никиту Алексеевича в спину и понес лодку по крутым валам. Брызги полетели в лицо.

Широким полукругом Никита Алексеевич обошел лодку с молчавшим мотором. В ней были двое мужчин, на носу лежал мальчик, укрытый одеялом.

— Что у вас? — крикнул Никита Алексеевич.

Полноватый человек, в кожаном пальто и в серой кепке, нетерпеливо отозвался:

— Выручайте!

Молодой, лет восемнадцати, моторист, отирая раскрасневшееся лицо грязными руками, пожаловался:

— Мотор сдох.

— А весла?

— Не захватили.

— Хороши, — упрекнул смотритель. Волны мешали лодкам сблизиться, и Никита Алексеевич, бросив трос, предупредил: — Пойдемте на берег. Там разберемся.

Погода резко изменилась. Тучи закрыли солнце, волны потускнели. Чайки вились над заливом, похожие на платки, сорванные ветром с веревок. «Ваше счастье, что во-время заметил, — подумал Никита Алексеевич. — Снесло бы вас горным в море, да опрокинуло».

Бориска ловко поймал брошенный трос, закрепил лодку. Никита Алексеевич подхватил подмышки мальчика лет двенадцати, с побледневшим лицом, с синими подглазницами, поставил его на досчатый настил и, ласково шлепнув, отпустил с напутствием:

— Гуляй, моряк!

Дуся повела мальчика в дом.

Пожилой пассажир, разминая пальцами папиросу, нетерпеливо спросил:

— Что у тебя там?

— Видно, разбирать придется, — виновато ответил моторист, еле шевеля замерзшими пальцами.

— Разбирай, если нужно. Не ночевать же нам здесь.

— Потом, — посоветовал Никита Алексеевич. — Сейчас в дом — отогреться вам надо. Ты кого везешь? — тихо спросил он моториста.

— Директора леспромхоза, Ивана Степановича.

Маяк Крестовой хорошо известен морякам, лесосплавщикам, рыбакам и всем, кому приходится плавать по бурному Байкалу. Маяк стоит на высокой и узкой скале, похожей на черный вытянутый палец. В ясную погоду он виден за много километров; ночью он посылает всем плывущим ободряющие сигналы: «Счастливого плавания!»