Владимир Глушаков - Цветение калины

Демьян внешне безразлично отнесся к тому, что за время его отсутствия вполне освоившаяся в кабине попутчица припрятала за пазуху остатки колбасы и хлеба, хотя изнутри, как талая водица снег, подтачивала жалость. Он украдкой поглядел на нее сбоку: молодка, дав грудь враз умолкшему ребенку, доверчиво, по-домашнему ответила на его взгляд, тихо обронила:

— Спасибо. Ты хороший человек — я по глазам вижу.

— Слушай, хватит об етом, а? — попросил он. — Ты не цыганка, я — не поп…

— Не злись, пожалуйста, за колбасу. Я взяла не для себя…

Не оборачиваясь к ней, усмехнулся.

— Как звать-то тебя?

— Вера.

— Откуда же ты, Вера, возникла на нашей дороге? Разного наслышан от бывалой шоферни про вашу сестру, которая еще шатается по дорогам. Я понимаю: цыгане, нищие там… Но и цыгане теперь оседло живут, торговый гешефт ведут. А нищих у нас нет — повывелись. А тут — молодая, здоровая… Кто тебя с дитенком загнал ночевать в холодное поле?

— Из-под Херсона мы. Засуха у нас… погорельцы.

— Ну ето еще когда я под стол пешком топал, от бабки одной слышал. Так ты, значит, тоже решила на Север подаваться? А у нас, заметь, климат холоднее — совсем пропадешь. Что ж ты мне врешь, девонька? Мне врать нельзя — я хороший. А? Чего молчишь?..

Проехали заглохшую в густой темноте, без единого огонька Плотницу. Попутчица будто ничего не заметила. Демьян включил дворники, потому что лобовое стекло начал осыпать обливистый частый дождь пополам с градом, вздохнул. Она сперва поежилась от этого вздоха, тут же встрепенулась.

— Я понимаю… останови! Моя остановка! Ну, вот такая я, какая есть! — кричала со злыми слезами на глазах. — Вам-то всем какое до этого дело?! Чего в душу лезете?..

— А ты душу-то свою зря не надрывай. Молода еще… — тихо заметил Демьян, внимательно прощупывая взглядом дорогу.

Попутчица затихла в углу. Демьяну показалось, что она задремала, но когда задержал взгляд на ее лице, наделенным той броской красотой, которая свойственна ярким брюнеткам, Вера открыла глаза.

— Простите, если можете, и… не держите на меня зло, — сказала и, раздумчиво кивнув, добавила: — Вот всем врала — почему-то охотно верили. А вы — нет… И на том спасибо. — Смежая длинные девичьи ресницы, одними губами еле слышно, по слогам, прошептала: — Разбуди меня… когда надо. — И уснула с сыном на руках.

В полночь грязно-желтый молоковоз подъехал к безлюдной автостанции. В мертвенном, холодном свете двух фонарей, освещавших захлопнутые окошечки касс, равнодушно-весело колыхалась белая завесь дождя. Заглушив двигатель, подождал минуту.

Стиснув зубы и с трудом отведя взгляд от порозовевшего в тепле личика сладко спавшего малыша, осторожно тронул Веру за плечо. Она облизала пересохшие губы, открыла глубокие черные глаза и несколько секунд вопросительно глядела на него, соображая, где находится.

— Приехали. Вылезай, милая… — хмуро бросил Демьян и уцепился руками за баранку, устремив неподвижный взгляд на выхваченные светом фар глухие темные окошки домов вдалеке.

Она тоже взглянула в мутное от потеков стекло, и тень пробежала по ее лицу. Уйдя на минуту в себя, с осмысленным выражением безысходности покивала неизвестно кому. Затем торопливо закутала все еще спавшего малыша в просохшее у печки одеяло, выскользнула из кабины и, не обернувшись ни разу, направилась к запертой двери автостанции…

Коротко простонав, Демьян дернул ключ зажигания — чертом сорвался с места.

Дома, умывшись над тазиком, выпил за поздним ужином свою бутылку пива и, накуриваясь до тошноты, долго сидел за столом в одном белье.

Надежда, в нижней рубашке, вскудлаченная со сна, вышла на кухню попить воды.

— Чего так поздно? Ни выходных, ни проходных тебе, ей-бо!

Демьян промолчал.

— Тамарка с Игорьком у нас проездом от мамы… Ой, беда у них стряслася! — Она всхлипнула, высморкалась в грязное полотенце.

— Да говори толком!

— Не кричи — Игорька разбудишь. Наш Сергей подмял трактором Прохора Сметника… насмерть.

— От, сопляк! Ему б на кобыле ездить, а не на технике!

— Успокойся. Тамара сказала, что за ним вины нема…

— Разбирается твоя Тамара, аккурат как свинья в апельсинах.

— Милиция наша разбиралась, елупень старый! Следователь на месте допрос учинял, деревенских опрашивал — убейства… не, во! — состава преступления не нашел.

— Это тоже Тамара сказала? — скептически покосился на жену Демьян. — Н-нда, — недоверчиво качнул головой, — может, и пронесет, ежели так… Николая не ко времени выпроводили на пенсию, а то, может, слово закинул бы…

— Да-а! Много твой Николай считается с родней! — подпрыгнула на месте Надежда, босая и простоволосая.

— Какой он мой? Из вашего кагала, — огрызнулся Демьян.

— Когда некая зараза накапала, что ты сметану ведрами волочишь с работы, — того ж дня пришли с обыском. Где поставил сливки? Тамарке надо банку налить, а другую Ване. Отвезет гостинца.

— В машине. Машина у калитки — не захотел будить сторожа.

— Нехай запчасти посымают, — пробурчала, накидывая кожушок прямо на сорочку.

— Да тут такое дело… Может, понадобится.

И Демьян неторопливо, с хрипотцой в голосе поведал жене про встречу на дороге, — хотелось хоть капельку участия с ее стороны к судьбе несчастной Веры, высаженной им у пустой ночной автостанции. Понимания. Жена слушала, настороженная и бледная, а под конец не выдержала — заходила по кухне.

— Ну-ну. Накормил, говоришь, ее и… байстрюка пожалел, да?

Демьян резко выпрямился, заметив в глазах жены зловещие огоньки, и пожалел о сказанном, но было поздно: пожар занялся.

— Так расскажи ж, как она тебя отблагодарила. Ах ты, рожа страшная! Сукач ненажорный!..

— Погоди горло-то драть, дура! Хлопцев поднимешь, а они тоже не с танцев вернулися…

— Конечно! Теперь я знаю, что была при вас всю жизнь дурой. Пока не заездили, Сукачи шаленые…

— Ты уймешься? Надо бы, говорю, бабеху с дитем обогреть.

— Еще чего! Сам чтоб в хату не смел соваться! Пока не помоесся! Справку от врача не принесешь!..

— Я б т-тебе зараз поднес, кабы не ночь! — вскочил Демьян. На женин крик: «Иди! Еще к ней иди!» — бешено хлопнул дверью.

На отрезке дороги в полтора километра от дома до автостанции выжал из молоковоза всю его оставшуюся мощь. Кинул взглядом на осветленное фонарями пространство, просеваемое колючей изморосью, — никого. Внутри прошлась тугая, щемящая волна, готовая комом полезть в горло, зажечься слезой на глазах… Бросив открытой машину, обежал кругом небольшое каменное здание — заметил на мокрой слякотной земле цепочку свежих следов к телефонной будке. Будка, как водится в райцентрах, была вверху не застеклена. Демьян, шумно дыша, заглянул в нее, молча рванул на себя тяжелую задребезжавшую дверь и встретил снизу спокойный, стерегущий взгляд Веры.