Владимир Глушаков - Цветение калины

— Это у которых две свадьбы сразу гуляли? — заинтересовался Иван.

— Вот-вот. Они, собачники, из драк не вылазили, где какая заваруха — там и они… Островецкая милиция обоих на учете держала. Словом, направление им было одно — колония. Вот Пархом Джан, их батька — а батьки до войны еще власть имели! — терпел-терпел да и оженил оболтусов дуплетом, чтоб хоть до армии благополучно дотянули….

— Зато на свадьбе что вытворяли! — Иван рассмеялся, вспомнив, как примерно в то же время по возвращении из Карелии он «давал копоти». — Перепились, молодых жен, перепутали — поцапались, жены от них сбежали, а наши женихи очнулись под утро на сеновале…

Смеялись все, даже Вера, прикрывая рот ладонью.

— Так я ж главного не сказал, — спохватился Трофим Тимофеевич. — Перебил меня етот баламут… Тоже вытворял, похлеще Джанов, — кивнул на Ивана. — Вернулись, значит, они домой — к молодым женам. Адам переступил порог, а в хате ну так прибрано, вылизано — плюнуть, как говорится, некуда. Он с досады и плюнь на грязный халат, который на жене, как на вешалке, висит. Гришка, тот застал дома полный кавардак, у порога годовалый пацаненок, смуглявенький, не наших кровей, попой светит, присел посреди прихожей и в момент кучу после, себя оставил. «Гришка! — выскочила из спальни в заграничной комбинации средь бела дня жена и на шее у мужа повисла. — Уж так я тебя ждала! Так по тебе стосковалася, милый!» Не успел он оглядеться — жена приоделась, бусы на шею поцепила, брови подвела, а на стол — бутылку белой: давай, значит, за нашу долгожданную встречу. «Только осторожно там, у порога, ступай», — говорит. «Ничего, — отвечает, — переступлю».

— Я чего-то вас не пойму, батя. — Подперев щеку ладонью, Тамара качнула головой и долгим насмешливым взглядом уперлась в отца. — К чему эта ваша история с Джанами?

— А чего тут непонятного? — пришел на выручку отцу Иван. — Мужики именно таких, как Джанова Клавка, любят.

— Ага. Теперь мне понятно, почему я была Мазану плохой женой — ему по вкусу такие, как Клавка. Кстати, я это и без вас знала. А вот братик почему ушел — чем ему не угодила?

— Да при чем тут твой Мазан… — загорячился, взмахивая вилкой, Иван. — Вообще говорится, понятно?

Вера что-то шепнула Сергею, встала, легонько поклонилась всем.

— Рада была познакомиться с вами. Извините, но мне надо идти. Спасибо, Тома, за угощение.

Видя, что Сергей собирается провожать Веру, Иван тоже вышел из-за стола в прихожую покурить.

— А ты, хозяйка, чего тут? Иди глянь — они вместе уходят? — Трофим Тимофеевич взял на руки внука, ласково взъерошил негнущимися, с растресканной кожей пальцами шелковистые волосенки.

— Иван там. Я им теперь постольку поскольку… — отозвалась Тамара, неподвижно уставясь в тарелку с нетронутым холодным.

— А вот это ты зря! Нельзя так. И тебе, даст бог, подвернется хороший человек. Только начинаешь жить…

— Ой, не знаю, что и делать. — Тамара закрыла лицо руками, всхлипнула и шумно высморкалась в платочек. — Сдается, позади вся жизнь. Трудно мне, батя.

— Отбилась ты от дому раньше времени. И с замужеством поторопилась, факт. А теперь что ж?.. Кроме себя, винить некого. Не плачь: даст бог, наладится… Да, скажи-ка Сергею: поговорить с ним хочу.

Тамара, крутнувшись перед зеркалом, вышла на лестничную площадку, где в ожидании лифта стояли Сергей и Вера и чуточку в сторонке курил Иван.

— Батя спрашивает — ты еще вернешься? — обратилась к Сергею и торопливо добавила: — У него билет на вечерний поезд: сегодня уезжает.

— Да вернется твой Сергей — никуда не денется, — за младшего ответил Иван, заговорщицки подмигнул его спутнице. — А вообще, Вера, ты ему на первых порах не очень-то доверяй — ненадежный у тебя спутник, скажу тебе, хоть и брат мой…

Створки лифта захлопнулись, и кабина беззвучно пошла вниз, не приняв мелкий, вынужденный смешок Ивана.

— Заждались блудного сына? — Сергей будто никуда и не отлучался.

— Ничего. Ты на нас меньше обращай внимания, — махнул рукой Трофим Тимофеевич. — И девочку свою ты напрасно выпроводил — нехай бы еще посидела… Сдается, бытто завсегда она при нас была.

— А то почему б я для нее, как для родной сестры, старалась? — с вызовом глянув на Сергея, согласилась с отцом Тамара.

— Тебе вот смешно, Прицепной, да? А мне — нет. Правильно Тома сегодня заметила, любишь ты покорчить из себя черт знает кого… — Иван пристально глядел на брата, в васильковых глазах холодной льдинкой застыл смешок. — А по-моему, просто непорядочно с твоей стороны.

— А можно без профилактики? В чем же ты усмотрел мою непорядочность?

— Можно и конкретно. За что ты мне свинью подложил? Чего попер к Семеняко со своим заявлением? Подвел ты меня и людей. Нашел сообщников: один в свое время заведовал лабораторией, пропил новое оборудование и от суда только чудом ушел — по нынешним бы временам с треском загремел куда надо, другому деятелю не удалась в молодости карьера адвоката, так он теперь подсиживает Василевича… Не знаю я этих субчиков?!

— Под людьми следует понимать, кроме всех прочих, и начальника отдела кадров? И он имеет отношение к прогрессивной обработке шатуна? — усмехнулся Сергей. — Ну не получил одной липовой премии — ничего страшного.

— Рано улыбаешься, — мрачно заметил Иван. — Как бы потом локоток кусать не пришлось.

— Что-то, ребятки, я вас не пойму: шутите вы или всурьез? — осторожно вмешался Трофим Тимофеевич, по очереди задержав внимательный взгляд на каждом из сыновей. — Чего не поделили?

— А-ат! — отмахнулся Иван. — Я думал, имею дело с мужиком, а он еще мальчишка… Зачем такого из колхоза в город отпускали? Людей с толку сбивать? Путаться у них под ногами, как собачонка, и гадить? Не понравилось тебе в отделе, захотел уйти — никто же за руку не держит. На твое место люди с институцкими дипломами толкаются в очереди у отдела кадров. И кому ты хуже сделал?..

— Я могу и сейчас уйти! — Сергей, опрокидывая табуретки, с грохотом полез из-за стола.

— Тебе все, я смотрю, можно! Да если б не батя, я, может, тоже не так бы с тобой разговаривал!.. — вспыхнул, приподнимаясь над столом, Иван.

— Сядь, сын. Кому говорю? — двинул кустистыми бровями в сторону Ивана Трофим Тимофеевич. Глухо проронил, опустив голову и не глядя на Сергея, застывшего в неловкой позе: — Ты, Сергей, сперва из деревни удрал — от людей, хотя они тебе ничего плохого не сделали. Ладно. Зараз вот хочешь уйти от брата с сестрой… А куды прибежишь, подумал об етом? Не торопись, сынок, бегать — крепко подумай над моими словами. То, что не по душе ему служба в етом отделе, — Трофим Тимофеевич перевел глаза на старшего сына, — за ето ты его не осуждай. Сдается мне, не настоящее ето дело — перекладывать бумажки с места на место и отираться на глазах у начальства. Так, баловство одно, распутство… Вот ты, возьми себя, не осел в кабинете, а нашел дело по душе. Должен и брата понять. Нехай и он нащупает в себе рабочий стержень! Чтоб мог крепко стоять на земле, а не качаться, как лодка у берега. Верно я говорю, Сергей? Ну вот, — широко улыбнулся, показывая на него обеими руками и покачивая седогривой головой, Трофим Тимофеевич. — А то надумали — сразу, понимаешь, в изобретатели… Я вам разве не рассказывал про нашего, видиборского, изобретателя? — оживился вдруг Трофим Тимофеевич. — Ежели б колхоз в те времена платил за всякие там рацпредложения и изобретательства, он давно б, может, миллионщиком стал…