Владимир Глушаков - Цветение калины

Баранку третьего электрокара крутит Алексей Сыса. Он ездит с пожилой женщиной-помощником и возит в основном мелочь — различных калибров и наименований трубки. И дело тут, как вскоре прояснилось для Сергея после подробных комментариев брата, не в женщине — в самом водителе, мальчикоподобном Алеше с водянисто-румяным лицом и словно забытой на нем старческой улыбкой. Алеша с рождения страдал хроническим пороком сердца, отчего ему еще в отрочестве была пожизненно определена третья группа инвалидности. Электрокарщики сочувственно подтрунивали над Алешей Сысой, завидев рядом с ним новую грузчицу: женщины почему-то не задерживались на этом электрокаре…

Четвертый электрокар — дежурный. Колесит на нем водитель без помощника. Фотография водителя — на корпусной Доске почета. Но грузчики недолюбливают его отнюдь не потому, что напрочь лишены честолюбия, как наивно полагают многие. «Ночью два-три ящика подбросит из термички на участок, остальное время на массу давит у гальваников в тепле. Зато утром, когда все начальство на ногах, как заведенный носится по пролету — вот и выходит, что самый расторопный и деловой», — заметил как-то к слову Иван. Сергею в ту минуту показалось, что брат ревниво относится к чужой славе, но когда встретился с ним взглядом, понял: нет, тут другое. Вообще он словно заново узнавал Ивана. К примеру, открыл для себя, что глаза у него не только голубые и холодные, но и по-домашнему лукавые, добрые, что выбивающуюся прядь волос, словно источенную шашелем, он прячет под заношенную кожаную кепку каким-то неуловимо знакомым — щемящая теплинка разлилась в груди — движением. Нечто т а к о е, видимо, заметил однажды во взгляде младшего и Иван; крякнув, забрал у молоденького стропальщика тельфер, зацепил крюками на кузовке полутонный ящик с заготовками болта и, едва касаясь пальцами сразу нескольких кнопок на продолговатой пластмассовой ручке — словно клавиатуру музыкального инструмента перебирая, — на приличной скорости опустил ящик точно в свободный квадратик пространства между станками. Размявшись таким манером, Иван убежал по своим делам, а 36 электрокар выскользнул из ворот корпуса на кольцевую асфальтированную дорожку — на кольцевой Сергей обкатывал в свободную минуту новую машину. На этом же маршруте значительную часть смены ползали Корень с Косым, многократно совершая на своей черепахе «круг почета» и надолго выпадая из поля зрения всех: начальства, товарищей… Эти, в отличие от Сергея, откровенно докатывали свою «ломачину».

Сергея же после одного, в общем-то незначительного разговора с братом исподволь донимало другое: он видел строительство, развернувшееся на пустоши, и уже подумывал о том, как будет работать в одном из строящихся корпусов, где полным ходом шла наладка десяти автоматических линий. А лет этак через пять тут, поговаривают, будет этих линий аж шестьдесят! Чем не сибирский размах! Зачем же, спрашивается, срываться куда-то к черту на кулички, когда тут все твое — твоя ба́тьковщина?!.

На завод пришла, наконец, зима. Над головой в хрустальной россыпи искр стынут убранные инеем тополя; на западе — цепочка слоистых облачков с розоватым подбоем, как закровяненная рыбья чешуя, небрежно рассыпанная на зеленовато-голубой с белым поверхности воды, в которой стоит отраженное небо.

Сергей любил завод в эти предвечерние часы, когда только-только началась вторая смена. Гулкая тишина гуляет по внутризаводским улицам и улочкам; спешит к проходной с мокрым веником под мышкой задержавшийся в душевой — там имеется и полок с парком — заводчанин; серебряный рог месяца проклюнулся сквозь разлитую над головой холодноватую голубень и завис над огнедышащим литейным корпусом. Но на территории и без того светло как днем: фонари расстилают снопы света на пути электрокара, Сергей на ходу трет новой, незамасленной рукавицей прихваченные жгучим ветерком щеки, скупо улыбается в разжиженные заводские сумерки.

Представил на секунду занесенный пушистым снегом перелесок в урочище Луки, с сожалением подумал: «В самый бы раз поколдовать с ружьишком над заячьими петлями. До утра натрусит снежку — славная пороша ляжет по урочищам».

Тяжелые створки ворот ЦАЛа — цеха алюминиевого литья — плавно расходятся, жаркая пасть цеха проглатывает оранжевый электрокар. Здесь шумно, людно и весело; ритмично ухают прессы, чародеи в защитных комбинезонах и касках деловито разливают небольшими ковшами с деревянными ручками, похожими на большие столовые черпаки, жидкий алюминий в большие и малые формочки, мимо — впритирочку — на хорошей рабочей скорости проносятся погрузчики с контейнерами, электрокары, доверху нагруженные алюминиевыми отливками…

И в этом цехе Сергей не новичок: который месяц доставляет сюда трубку малого диаметра — «соломку». И который месяц возмущается, пока безгласно, технологической нерадивостью, которая в данном случае заключается в том, что сперва грузчики доставляют «соломку» — немудрящую детальку — из литейки на участок доделки ради небольшенькой насечки на конце трубки, а через час загружаются и везут ее обратно, тогда как чего, кажется, проще установить в литейке такой же станочек и проделывать операцию на месте.

Сергей проплывает мимо длинного ряда симметрично расположенных плавильных печей, заляпанных оплесками металла и раскаленных добела, затем — по сизому от дыма пролету почти в самый конец корпуса.

— Не возим, а возимся, — с досадой бросает Сергей вместо приветствия знакомому наладчику, который, прислонившись плечом к сетке заграждения и покуривая, давненько поджидает насеченную «соломку» из прессового. Не успел, однако, наладчик принять деталь и расписаться за нее, как его в срочном порядке отозвали к литейному агрегату.

— Погоди, друже, я мигом.

— Меня в прессовом ждут! — крикнул, привставая с сиденья, Сергей. Но наладчик уже нырнул в синюю толщу дыма и пропал совсем с глаз. Правда, через минуту Сергей увидел его уже стоящим в полный рост на стальной боковине агрегата: тельфером наладчик осторожно вел в воздухе увесистую, раскаленную до свекольного оттенка чугунную плиту. Вот он ловко ухватился свободной рукой за натянутый трос и сумел точно направить плиту в гнездо. Затем он снова будто провалился в жаркое брюхо плавильной печи. А появился все так же неожиданно метрах в пяти от электрокара. Сергей увидел разгоряченное коричневое лицо, густо засеянное крупными и помельче горошинами пота.

— С этой заграничной дамой, — наладчик кивнул в сторону плавильной печи, отирая ветошью взопревший лоб и будто слегка оправдываясь перед Сергеем, — шутить ни-ни! С норовом. Чуть не по ней, обошел вниманием… Ат! — коротко отмахнулся он, договаривая остальное сдобренной лукавинкой улыбкой и доверительно глядя на Сергея ясными глазами. Склонился на секунду над журналом… — Да. А насчет «соломки», слушай, надо же что-то решать… Раз у начальства голова не болит — сами должны. Ты говорил с Чуприсом?