Габиден Мустафин - Избранное. Романы
- Название:Избранное. Романы
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:Советский писатель
- Год:1983
- Город:Москва
- ISBN:нет данных
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
Габиден Мустафин - Избранное. Романы краткое содержание
Избранное. Романы - читать онлайн бесплатно полную версию (весь текст целиком)
Интервал:
Закладка:
Пахрей лежит на печи. Его седая борода и толстые пальцы пожелтели от табачного дыма. Он курит не переставая. Если он не выпьет, то молчит, ни с кем не разговаривает, но сегодня разговорился без водки. Речь у него занятная, он то и дело примешивает к родному татарскому языку слова русские и казахские.
— Эти самые большевики, говорят, не только против царя, против баев, но и против самого аллаха. Я курю табак, пью водку, не молюсь богу, не соблюдаю уразу, но в аллаха верю и против него не пойду. Ведь он не такая сволочь, как Николай, он царь восемнадцати тысяч миров во вселенной!
— Перестань, отец! Твой аллах еще больше сволочь, чем Николай! — отозвался младший сын, Хусаин, маленький, верткий, рыжеватый джигит. Недавно он вернулся из армии. Единственное его занятие — делать конверты и продавать их. Он всем и всеми недоволен. Любит ссориться и не утихомиривается, пока не возьмет верх. Если чувствует, что сейчас потерпит поражение, то непременно подымет скандал.
Отец знает его сварливый характер и не связывается с ним. Но сын не умолкает:
— Я большевиков не боюсь. У меня нет ни богатства, ни счастья, ни здоровья. Пускай дрожат перед ними счастливые и богатые. И ты не бойся, отец. Ведь ты всю жизнь мучился, шестьдесят лет ты рубил топором не дерево, а свою нужду. И не разрубил. Топор уже притупился, сам ты состарился, а нужде нет конца. Посмотрим теперь, что нам даст клич большевиков: «Кто был ничем, тот станет всем!»
Среднему сыну Пахрея, Менликану, уже тридцать лет. Он близорук и вечно возится со своим ящиком. То спрячет его во дворе, то тащит в дом — никак не может успокоиться. Менликан торговал вразнос, бродил с этим ящиком по аулам и сейчас беспокоится: где бы зарыть его, чтобы никто не мог докопаться?
Выслушав Хусаина, он со вздохом сказал:
— Да, большевики кричат — кто был ничем, тот станет всем. Егора прижали, ограбили. Потом придут к Сенткамалову и Трипонову. А потом отберут ящик и у меня.
— Не тронут ни твоего ящика, ни конвертов.
— Ты думаешь, спекулянтов не тронут?
— Я не спекулянт, сам делаю конверты, сам продаю.
— А меня посадят, посадят! — тревожился Менликан.
Он поднял крышку ящика, заглянул внутрь. Там полно всякой мелочи: разных лекарств, иголок, гребешков, ниток. Стоит вся эта ерунда не больше одной коровы, но Менликан многозначительно говорит: «Это товар!» — и даже за едой все что-то подсчитывает на счетах. Сарыбала не знал, что хозяин ящика любить похвалиться, и, заглянув однажды в ящик, разочарованно заметил:
— И это все-е?
— Тут немало богатства, дорогой. Когда у овцы заведутся черви, казахи за одну вот эту бутылочку отдают барана. А когда сами простудятся, то за три вот таких таблетки не пожалеют и годовалого козла. Такого лекарства сейчас нигде нет. В этом маленьком ящике заключена целая отара овец… Куда бы мне его спрятать? — беспокоился Менликан.
В комнату вошел Шайхы, старший сын Пахрея. Он живет в Акмолинске, работает парикмахером и недавно приехал навестить родных. С братьями он ведет себя высокомерно, как-никак прибыл из уездного центра, а все приезжающие оттуда высокомерны. Впрочем, возможно, он от природы такой. Он принес письмо. В нем сообщалась новость, способная потрясти весь Спасск, но Шайхы сказал о ней совершенно спокойно:
— Дети здоровы. Спрашивают, когда приедете. Передают вам привет… Колчак захватил Петропавловск и Кокчетав, должен дойти до Акмолы.
Пахрей с кряхтением слез с печи. Менликан и Хусаин вскочили. Старушка, готовившая обед, застыла с разинутым ртом. Всех перепугало одно только слово — Колчак, но Шайхы оставался спокойным.
— Я никогда не теряюсь, — заявил он. Положил ногу на ногу, пощелкал пальцами правой руки по кулаку левой и продолжал: — Пускай приходит Колчак. Мне все равно, что Николай, что Керенский, что большевики, что Колчак. Для меня бороды и волосы одинаковы при любом правительстве.
— Тебе все равно, а каково моему Хасану! — воскликнула старушка и заплакала. — Он пишет, что вернется, когда уничтожит Колчака. А этот дьявол еще жив!..
Старуха, плача, нашла письмо Хасана, одного из средних сыновей. Он служил в армии и ни разу не приезжал домой с тех пор, как призвали. Он писал: «Мама, вот погляди, какие паразиты сосут мою кровь. Чтобы их истребить, надо сначала покончить с Николаем и Колчаком». В конверт он положил несколько вшей. Пока почта дошла, они высохли.
Старая мать, получив письмо, почувствовала некоторое облегчение — как ни тяжело, как ни скверно сыну, но он жив. Мать надеялась на скорое его возвращение. А теперь сожгла в печи драгоценные для нее строки, чтобы письмо не попало в руки Колчаку.
Обхватив голову, Пахрей ходил по комнате и разговаривал сам с собой:
— Морочат голову, проклятые! То Николай, то Керенский, то красные, то белые! Кому верить?! Вся жизнь прошла в ожидании лучшего… Одному верил, другому верил, третьему — все обманули…
Сарыбала в эти дни тоже ничего не мог понять: кто прав, кто виноват, кто говорит правду, кто — ложь.
Как-то на улице он увидел много конных солдат. Они врывались в дома и кого-то искали. Трое или четверо конвоировали Байсалыкова Нурмака. Нурмак шел перед мордами коней, руки связаны за спиной. Черная сатиновая рубаха с косым воротом лопнула от ударов плети. Голова перевязана, с затылка льется кровь, но он идет гордо, не склоняет головы, не просит пощады и не показывает своих страданий. Время от времени он выкрикивал людям, робко стоявшим вдоль улицы:
— Колчаку скоро конец!
— Молчать! — орет конный, и плетка хлещет спину Байсалыкова.
Колчаковцы вывели на улицу и взяли под стражу тех, кто был связан с совдепом. Даже Орынбека задержали, хотя он тут же отрекся от совдепа. Ему не поверили и вместе с другими отправили в Акмолинск. Однако Орынбек вскоре вышел из тюрьмы. Освободил его все тот же Аубакир. Вернувшись в Спасск, Орынбек служил в полиции Колчака.
— И в огне не горит, и в воде не тонет, — изумлялись люди. — У дрянного хилого Бека родился такой пройдоха сын. О аллах!
Как только пришли белые, Мустафа сразу забрал сына из Спасска. Мальчику не хотелось ехать в аул, но отец твердо стоял на своем.
В безлюдной степи они долго ехали молча.
— Ага! — нарушил тишину сын.
— Что, милый?
— Почему не дали мне окончить школу?
— Науку никто не исчерпает, сынок. Если что-нибудь появилось у тебя в голове за три года, то и с этими знаниями ты не будешь последним человеком. А если ничего не появилось, то никакая школа тебе не поможет.
— Когда открывается тундик, видишь только то, что в юрте. А когда открывается узик [21] Тундик — верхнее отверстие в юрте, дымоход, прикрываемый кошмой. Узик — кошмы, укладываемые ниже тундика на остов юрты.
— становится виден мир вокруг.
Интервал:
Закладка: