Габиден Мустафин - Избранное. Романы

— Не все, что видишь, полезно, милый. Пожалуй, сейчас тебе лучше не видеть всего. Время смутное, нет ни в чем постоянства. Орынбек служит тем, у кого власть. Кто продает совесть и честь ради желудка и тщеславия, тот с легким сердцем продаст и отца, и мать, и свой народ. Мой дорогой, надежда моя, подальше держись от таких. Всякая птица защищает в бурю свое гнездо. Я тоже как та птица. Пока не установится порядок, поживи со мной. Юные увлекаются, не успев разобрать, что хорошо, что плохо. Я хочу предостеречь тебя от плохого, наставить на хорошее.

— Неужели я еще ребенок, ничего не знаю?!

— Твой вопрос говорит о том, что ты на самом деле ребенок. Лишь глупый юноша утверждает, что знает все. Ветка дерева клонится от плодов, умная голова — от познания. Даровитый не скажет, что уже достиг всего, а скажет — хочу достигнуть…

Мустафа терпеливо поучал сына. Сарыбала слушал. От жажды губы его потрескались, а вблизи нет ни аула, ни родника, ни колодца. День выдался жаркий, дул знойный ветер. Май еще не пришел, а травы уже выгорели. Дождей нет. Голая степь, не защищенная ни холмами, ни лесом, высохла. Временами то там, то здесь играют вихри, поднимая столбы пыли. На широкой равнине маленькими разбросанными клочками видны редкие посевы. К этой поре луговые травы обычно доходят до колен, а нынче едва поднялись до щиколотки, не накормишь и саранчу. Что делать земледельцам и скотоводам, как готовиться к зиме? Если не будет дождя, они разорятся еще летом.

Засуха принесла с собой и болезни. Тиф начал косить в аулах целые семьи. Люди умирали от заразной болезни, но как защититься от нее, не знали, и здоровые продолжали общаться с больными. Медиков не было. Мустафа без конца обращался к всемогущему:

— О аллах, окажи милосердие. Мой народ в беде. Предки наши говорили: «Придет хороший гость — овца принесет двойню, придет негодяй — и вода исчезнет». Колчаковская власть накликала все невзгоды на нашу голову. Пусть аллах поправит наши дела!

Вспоминая события последних дней, Сарыбала не без страха рассказывал:

— Эти белые, ага, просто страшные! Нурмак был весь в крови. Клинком ударили, умрет, наверно. У Койбагара отобрали кошму, у Джумаша — белолобого коня. Все орут, ругаются. Если кто-нибудь сопротивляется, выхватывают шашки, бьют прикладами винтовок. Люди напуганы, убегают в степь.

— Если они заставляют народ стонать, то ничего хорошего не добьются. И они под богом ходят, не миновать им кары всевышнего.

— Ага, вы знаете песни Абая?

— Немного. Мудрый Абай много пел. Кое-что я слышал и запомнил…

Неторопливо беседуя, отец и сын продолжали свой путь по бескрайней степи. Трехлетка под мальчиком слегка прихрамывала. Тощий гнедой отца тоже шел неохотно, а если подхлестнешь — лягался и зло прижимал уши. Хоть и называют казахи коня своими крыльями, но подчас лошадь медлительнее воды. К вечеру доехали лишь до Коктал-Жарыка. Здесь бывал хороший сенокос, сочные луга, такие травы, что в них скрывались лошади. Маленькая речка Коктал терялась в травах. Шестьдесят семей рода елибай, перекочевав из Кара-Нуры, шесть лет жили в этом заповедном месте. Сейчас загоны их пусты, аулы выехали на джайляу. Бывает, что в безлюдных загонах прячутся воры и нападают на одинокого путника. Сарыбале при воспоминании об этом становится жутко. Знакомые загоны своих аулов сейчас ему кажутся кладбищем. Он смотрит на них со страхом, ему мерещится, что пять-шесть воров выходят навстречу из своих укрытий. Лица их прикрыты платками или шапками. С поднятыми дубинами, с криком «Закрой глаза!» они набрасываются… Сарыбала даже вздрогнул и вскрикнул:

— Ага!

— Что, дорогой?

— Воры не тронут нас?

— Аллах защитит — не тронут. А не защитит — то и саранча лягнет и убьет. Вор сам от людей прячется, зачем его бояться! У страха глаза велики.

— Есть для вас кто-нибудь страшнее бога?

— Кто всерьез боится только бога, тот не может бояться больше никого и ничего. Кто боится земного, тот не может бояться небесного. Страшись только бога, мой милый.

Благополучно проехали они через загоны аула Курама. Но Сарыбала с беспокойством несколько раз оглянулся назад. Ветерок затих, жара усилилась, комары, оводы ринулись в наступление. Лошади сходят с ума, беспрестанно машут хвостами, головами, вздрагивают всей кожей, лягаются. Когда овод в большой палец величиной впивается в толстую лошадиную кожу, то кровь даже на крупе выступает, не говоря уже о более нежных местах. Мальчик хлещет себя по лицу пучком травы. Веки и лоб у него распухли от комариных укусов. Мустафа не пытается защищаться. Комары будто не трогают его, бессильны навредить. На голове у него тымак из барашка, одет в купи, обут в сапоги, сидит в седле спокойно и даже не глядит по сторонам.

— Ага, во рту пересохло! — пожаловался мальчик.

— Потерпи, остановимся у Мужика, лошадей покормим, намаз совершим. — Отец показал нагайкой вокруг: — В этих местах травы доходили до колен всадника. А сейчас и косой, пожалуй, ничего не возьмешь, разве только машиной. В половодный год река Коктал течет до июня, а сейчас, видишь, до мая вся высохла. О боже, какие плохие всходы! Чем будут питаться люди и скотина в этом году?!

— Разве нельзя купить корма в русских поселках?

— Да, бедный казах запасает ложками, а бескормица забирает у него черпаками. Последнее отдают в русские поселки. Если бы казахи трудились, как Мужик Суйгембай, то не стали бы мы жертвой голода и вымогателей из поселка!

— Почему Суйгембая прозвали Мужиком?

— Суйгембаю лет шестьдесят. За всю жизнь он, самое большее, побывал в трех-четырех семьях из шестидесяти семей елибая. Даже в дни айта [22] Айт — религиозный праздник. посещает не более трех юрт. Сидит дома один. Никого не боится. И не перестает работать, трудиться, как муравей. По характеру, по поведению он отличается от сородичей, вот и прозвали его Мужиком. Люди считают, что в прозвище — унижение его личности, а я, напротив, говорю, что для Суйгембая это похвала. Если бы казахи были трудолюбивы, как Мужик, то не страдали бы, не голодали, как нынче.

Завидев аул Суйгембая, мальчик, измученный жаждой, пустил коня галопом. Но напиться сразу не удалось — колодец Суйгембая оказался во дворе, огороженном высоким кирпичным забором, да к тому же еще и закрыт на замок. Вокруг двора чисто, нет ни соринки. Прошлогоднее сено сложено в кирпичном сарае. Небольшой чистый двор и дом выглядят лучше, чем у русских и даже чем у немцев. Каждый год на лето Мужик оставался на зимовке, но в этом году поставил старую юрту в двух-трех километрах от дома.

Мустафа подъехал и проговорил:

— Ассалаумаликум!

Суйгембай не ответил и даже не обернулся. Тяжело дыша, он продолжал бить по раскаленному железу, только что вынутому из горна. С каждым ударом Суйгембай кривил рот. На пальце правой руки, которой он держал молот, не было двух суставов, а на двух пальцах левой, которой он держал клещи, не хватало по одному суставу. Тем не менее руки у него ловчее и сильнее многих здоровых и способны вязать полосовое железо. Старик среднего роста, с жиденькой бородкой, живой, энергичный. Вид у него грозный, на человека он прямо не глядит, угрюм и неразговорчив. Подняв железо с наковальни, он положил его обратно в огонь и только после этого поздоровался с Мустафой за руку.