Габиден Мустафин - Избранное. Романы

— Что говорят?

— Вернем, мол, когда доедем до соседнего аула, Черта с два! Переедут через перевал, а там ищи в поле!

— Позови Нургали и Мейрама! — решил Сарыбала и поднялся с постели.

Нургали и Мейрам — ровесники Сарыбалы, джигиты сильные, но тихие, сторонятся всякого скандала. Вскоре Сыздык привел их, Сарыбала сразу начал «обработку».

— Если сегодня отобрали любимого коня у Сыздыка, то завтра отберут жену у любого из вас. При царе Николае и при Колчаке волостной управитель Мухтар делал все, что ему вздумается. Он хочет действовать по-прежнему и при советской власти. Терпеть издевательства могут только жалкие трусы! Мы должны драться. Силы у вас хватит, дай вам бог хотя бы сердце хорька. Следуйте за мной. Если сами ничего не можете сделать, то хоть меня не оставляйте. Будем драться, если в нашем ауле они не побоятся затеять драку.

— Милиция с ними, — буркнул Нургали упавшим голосом.

— И милиции своя жизнь дорога! Пошли.

Четыре рослых джигита направились к волостному. В доме Аубакира и вокруг собирались аулчане. Разбились по группам, там двое, там трое и разговаривают вполголоса. Как бы ни пытались скрыть тайну, хорошее, говорят, молчит, а худое кричит. Сарыбала прикинул обстановку. «…Распределяют налог. Кого-то еще заставят вопить. Где бай, где бедняк — не разбирают, поровну делят между аулами, родами, племенами. Если для казны требуется пять — они собирают семь. Лишнее — себе. Волостной — стервятник, а эти — вороны. Жиреют от падали, толкуют о совести и чести и бьют себя в грудь: мы, дескать, советские работники. Э-эх, зажать бы ваши ребра в тисках закона!» Охваченный гневом Сарыбала решительно прошел через толпу во двор, где стоял конь.

Сыздык мигом вскочил на коня и понесся прочь. И тут же с криком выбежал посыльный Сатмагамбет:

— Я вытащу тебя из-под земли! — вскочил на первого попавшегося мерина, чтобы ринуться в погоню, но Сарыбала ухватился за поводья.

— Стой! Зачем он тебе?

— Отпусти! Отпусти, говорю!

— Это я устроил. Можешь со мной рассчитываться, — сказал Сарыбала.

— Ах, вот как?!

— Да, вот так.

Сатмагамбет соскочил с коня и побежал в дом.

В доме собрались главари родов, аксакалы, активисты из родов бегайдар-амир, балмагамбет, тишмагамбет, кагилм, исабек, серик, махамбетше. Среди них Мухтар, известный потомственный волостной, который то и дело повторяет русское слово «значит». Когда попадает он в зависимость от аулов — всем брат, но когда почувствует силу власти, то лей на него масло, скажет — деготь. Сегодня к нему не подступиться. С ним два милиционера. Свита волостного как бы говорит: «Попробуй пикнуть!» И все это понимают без слов.

Старшие по возрасту ласково называют волостного Мухтаржан, младшие почтительно — Муха. Гнусавый Мухтар больше сопит, чем говорит, но зато каждое слово — закон. Справедливо или несправедливо — будет по его. Раньше он ездил с урядниками, теперь в сопровождении милиционеров. Кто не послушается, тому свернут шею.

Кое-кто попытался было протестовать против большого обложения, но без толку.

— Ну-ка помолчите, довольно! — прикрикнул Мухтар и, когда наступила тишина, объявил: — Елибаю — десять овец, пять коров; салия-бану — шесть коров, двадцать овец; сикымбаю — три коровы, двадцать пять овец. Распределите между своими аулами и живо пригоните скот сюда. Кто будет противиться, немедленно тащите ко мне. Милиция научит уму-разуму.

Минут пять никто не раскрывал рта. Затем аульный опустился на колени и хрипло выговорил:

— Муха! Вам известно, что, кроме семьи Аубакира, где мы находимся, такой налог не под силу никому из шестидесяти семей елибая. Говорили, что бедняки при советской власти не облагаются налогами. Значит, десять овец и пять коров должен отдать сам мырза?

— Довольно! Не спорь. Идите и распределяйте! Кто будет увиливать — отберу печать!

Через минуту аульные старшины, активисты вышли во двор и начали обсуждение. Говорили негромко, почти шепотом.

Аубакир лежал в дальней комнате, делая вид, что не считается ни с грозным волостным, ни с аксакалами, ни с активистами. Он не участвовал в разговоре. Лишь когда подали гостям обед, вышел ненадолго, посидел вместе со всеми и опять удалился. Возле него любимая токал Бибижан.

— Когда уедет эта собака? — спросил Аубакир. — Или мне самому прогнать его?

— Ну что ты — неудобно!

— Подлец! Все еще хочет править волостью. Прогнивший от сифилиса — учит других, как избавиться от чирья. Лучше бы просил у бога покоя и довольствовался тем, что есть! Но нет, рвется к власти, старается отнять у народа последнее, самодур. Посмотрю, долго ли будешь дурить еще!

Мухтар не слышал слов Аубакира, но по хмурому виду хозяина понял его недружелюбие. «Ну погоди, бродячий узбек», — погрозился волостной. Он грозится баю давно, да руки коротки, ничего не сделаешь богачу. Пословица говорит: «Против того, кто с топором, можно выйти, но с богатым — не дерись!»

В комнату с криком влетел посыльный Сатмагамбет:

— Сын Жекебая забрал коня! Его защищает сын Мустафы, этот верзила! Давай милицию, волостной.

— Что это за святой, который не дает подводу и не подчиняется власти? Немедленно арестуйте, проучите как следует и приведите ко мне!

Два милиционера и посыльный бросились к выходу.

Люди во дворе встревожились, сбились в кучу, забеспокоились — будет большой скандал! Некоторые сочувственно советуют Сарыбале: «Убегай, пока не поздно!»

— Убегает трус! А я не боюсь их! — ответил Сарыбала.

Терпение его кончилось, больше он не хотел мириться.

Появившись с милиционерами, Сатмагамбет совсем взбесился. Он подбежал к коню, вскочил на него и, привстав на стременах, во всю глотку заорал на Сарыбалу:

— Мать твою… Отцовское дерьмо! Если умный — езжай в Акмолу!..

Сарыбала пулей кинулся на Сатмагамбета, схватил его за ворот, сорвал с коня, свалил и стал топтать. Один из милиционеров пытался их разнять, другой, татарин, умолял стоявших рядом Нургали и Мейрама:

— Разнимите, пожалейте бедного посыльного.

Нургали и Мейрам побледнели от страха, а милиционеру показалось, что от гнева. Если эти два добрых молодца вступят в драку, то никакая милиция не усмирит. Человека может выручить один вид его. Сарыбале сейчас помогли грозные фигуры джигитов и внушительный вид других одноаульцев. Ни милиционеры, ни посыльный не посмели поднять на него руку.

Сатмагамбет с жалобными причитаниями снова явился к волостному. Ворот его рубахи изорван, из носа течет кровь, былой спеси как не бывало. Хныкая, выговорил:

— Избили меня. Видите, до крови… Если бы не милиция — убили…

В это мгновение вошел Сарыбала со словами:

— Правду говорит ваш посыльный!

Он побледнел, но вид у него решительный, похоже, что не отступит ни перед чем, готов дать сдачу хоть словами, хоть кулаками, если кто тронет.