Габиден Мустафин - Избранное. Романы

— Ой, не знаю! Говорят, и ангел сбивается с пути, завидев золото. Я еще не видел ни одного начальника, который бы отказывался от взятки. Какой же он начальник, если от богатства бежит?

Сарыбала, слушавший разговор, фыркнул.

Пост волостного старшины — исключительная удача. Двоюродный брат Сарыбалы стал волостным. Обрадовался не только их аул, но и весь род. А Сарыбала ничем не обнаруживал радости, ходил безразличный к суматохе, спокойный, как прежде.

Появился Аубакир. Рядом с ним Бахай. Мырза живет в одной лощине с аулами рода кадыр, пьет воду из одного с ними колодца, но поздравлять с удачей приехал позже всех, только на второй день торжества.

Когда он подъехал, все во главе с Махамбетше встали, пошли навстречу и поздоровались за руки. Угодники успели расспросить его не только о благополучии в семье и хозяйстве, но даже поинтересовались здоровьем его пестрого кобеля. Чуть обернувшись к Махамбетше, Аубакир холодно сказал: «Поздравляю» — и отвернулся.

До сих пор Махамбетше только выслушивал поздравительные и хвалебные слова, теперь слово взял сам:

— Два рода — сармантай и мурат — раньше входили в одну волость. После, не выдержав притеснений Мустафы, разделились на три волости. Остатки рода мурат преследовал волостной Мухтар. Но вот пришел и наш черед. Теперь, муратовцы, крепче держите власть. Не удержите — пеняйте на себя. Сын мой молод, если по молодости перешагнет границы дозволенного, простите ему, баловство не принимайте за оскорбление. Важно сохранить власть, не сеять раздора. Разбита голова — держи под шапкой, сломал руку — прячь в рукаве. Без спайки и дружбы потеряем и власть, и скот, и счастье.

— Согласны. Простим все выходки Билалжану! Лишь бы он отомстил за нас! — воскликнул Ныгман, зять Билала, и стал на колени.

В молодости Ныгман управлял аулами и научился хорошо говорить. Недавно Мухтар сместил его с должности аульного, и Ныгман притих. Но сегодня, видно, разгорелись в нем былые страсти, и он снова заговорил:

— Не забывай, Билал, как был безжалостен к нам Мухтар. Как он издевался над твоими старшими братьями Яхией и Шайхы, не говоря о других! Меня снял с аульных только из-за того, что я не отдал ему игреневого коня. Разве легко отдать лошадь, которая ценится в одну невесту?! Забудем о его насилиях во времена Николая, но за поборы в советское время мы должны с него потребовать самое меньшее — восемьдесят лошадей, пятьсот овец и цену убитого джигита. Ой-бай-ау, как петушился род кошкар, чувствуя поддержку Мухтара! А теперь настал наш черед. Не робей, не отступай ни перед чем, дорогой, не брезгуй никакими средствами, чтобы отомстить!..

У Билала задрожали губы, глаза заблестели гневом. Он заговорил низким, басовитым голосом, в котором чувствовалось волнение. У сильного джигита и слова оказались под стать.

— Если за мурата не отомщу кошкару, зачем мне жить на свете?! — И, показав на коней, продолжал: — Двух кобылиц и того гнедого со звездочкой я взял у кошкара. Это только начало. Если Мухтар забирал у муратовцев табуны, то и я буду забирать у кошкаровцев табуны. Если Мухтар порол муратовцев чужими плетями, то я буду пороть кошкаровцев своими собственными. Время баев ушло, пришло время бедняков. Кто хочет отомстить — становись под красное знамя!

Сарыбала опять фыркнул. Аубакир потупил глаза. Рябое лицо его побурело, ярость кипит в нем, вот-вот взорвется.

— Эй, Ныгман, — сказал наконец Аубакир и посмотрел вверх. — Кто ищет беды — тот ее встретит, кто жаждет скандала — тот его получит. Чем подогревать нездоровое буйство молодого джигита, лучше бы успокоил его. От мести мы ничего не выиграем. Надо призывать людей не к мщению, а к разумному делу. И тебе тоже самое говорю, милый Билал.

— Будете давать мне советы, когда я попрошу. А пока я живу своим умом.

— Считал тебя умным шутником, а ты, оказывается, глупый шутник!

— Ты сам глупый!

— Тьфу, дурак!

— Ты сам дурак!

В сердцах сплюнув, Аубакир поднялся на коня. Многие пытались его остановить, хватались за поводья, но он уехал.

Воцарилась тишина. Через минуту Нурман начал браниться:

— Ай, голубчик мой, смекалки у тебя мало! Расправился хотя бы с одним Мухтаром — и того хватит! А теперь очутился между двух огней! Ай-ай, как обидно!

— Что он, сильнее советской власти, что ли?! Черный узбек нанес мне обиды не меньше, чем Мухтар! — гневно воскликнул Билал и поднялся.

Сарыбала вмешался только сейчас:

— Билал, подожди, не горячись. Видно, ты не успокоишься, пока не отомстишь своим недругам. Самый большой вред людям приносит воровство, насилие, взятка, безделье и лень. Если ты сможешь уничтожить Мухтара и Аубакира, то старайся вести борьбу и с этими пороками!

Билал ушел, ничего не ответив на пожелание Сарыбалы.

Прошло, самое большее, полтора месяца, и стало известно, что на Билала поступило в Акмолинск шестьдесят жалоб. Если даже считать, что из шестидесяти жалоб пятьдесят организованы Аубакиром и Мухтаром, то десять, без сомнения, подали сами пострадавшие. А это немало. Билал доехал по аулам, в сопровождении джигитов, несдержанных, скорых на опрометчивые поступки. Кроме своих обязанностей Билал вершил дела милиции, суда, конфискации, даже выступал в роли аксакала. Добычу свою тут же отправлял домой. За один лишь месяц у Махамбетше появилось семь жеребят, вместо двух ездовых лошадей стало четыре. Заметно приумножилась и отара овец.

В ту ночь, когда Билал вернулся домой из поездки по аулам, постучался к нему Тусим, сын бедняка Бупея из рода кошкар. Хотя он жил под крылышком Мухтара, плохого о нем никто не говорил. Он скромный, честный джигит.

— Добрый вечер, — сказал Тусим, вынул из кармана конверт и протянул его Билалу. — Сказали вручить немедленно.

Билал начал читать и побледнел, письмо задрожало в его руках.

«…Мы тебе верили, считали тебя грамотным, выходцем из бедняков, человеком, преданным партии. Но ты не оправдал нашего доверия. Даже на волостного Мухтара люди не подавали столько жалоб. Если народ не поддерживает тебя, то и мы тебя поддерживать не можем. Терпеть в рядах руководителей того, кто позорит советскую власть, нельзя. Немедленно передай волостные дела Бупееву. Захар Катченко».

Сам Катченко назначил Билала волостным правителем, сам же и снял его. В то время в степи мало было таких, как Катченко, принципиальных и последовательных большевиков. Время было сложное, многие не могли сразу разобраться в политической обстановке. Советской власти приходилось бороться не только с коварными врагами, но и с неумными друзьями. Как вспомнишь тяжелую неразбериху тех дней, даже сердце сжимается.

Билал прочитал письмо, и у него мысли не зародилось, что он и на самом деле виноват. Оглядел кровати у стен — одна напротив другой. И на той молодая жена, и на другой…