Габиден Мустафин - Избранное. Романы

Не участвуя в борьбе сторон, Сарыбала наблюдал за Сакеном. Член правительства стал бриться, приводя себя в порядок после дороги. Сарыбала стоял поодаль, прислонившись к арбе, и внимательно следил за происходящим. Опять вспоминались ему слова из песни Абая:

Противники готовы разорвать друг друга в клочья, напоминают стаю каркающих ворон, голодных и безжалостных. Сарыбала посмотрел на Сакена. Он продолжал бриться.

Со стороны завода показались шестеро джигитов. Сарыбала узнал всех. Это были настоящие рабочие, которых он много раз видел в Спасске: сын Арапа Дуйсен, братья Садвокас и Шаймерден, братья Касым и Каратышкан, сын Байбокыша Максут. Они поздоровались не с ходу, как это делают степные казахи, а остановились возле гостя, и каждый молча пожал ему руку.

Сакен пригласил их сесть и спросил, откуда они.

— Мы — рабочие завода, — ответил Дуйсен, коренастый и рыжеусый.

— Отлично! Ну, говорите, какие у вас дела ко мне?

— Просто пришли повидаться. Сочинили бы вы нам какую-нибудь песню.

Сакен усмехнулся, с улыбкой посмотрел на самых молодых джигитов — Максута, широколицего и рыжего, и на смуглого Каратышкана. Оба не могли усидеть спокойно, переговаривались между собой вполголоса, подталкивали друг друга в бок.

— Агай, — обратился Максут, — просим на слова вашей песни сразу напеть мелодию.

Сакен опять улыбнулся и, сходив в юрту, протянул Максуту два листка бумаги, исписанные арабским шрифтом.

— Песню на ходу сочинить трудно, — сказал Сакен. — Возьмите ту, что я сочинил раньше. Пожалуйста, разучивайте. Но вот насчет мелодии затрудняюсь. Я плохой певец.

Джигит посмотрел листки и сказал:

— Эту песню мы уже поем здесь, агай.

— И мотив знаете?

— Знаем.

— Ну-ка спойте, послушаем.

Максут без запинки пропел:

Сдержанность Сакена растаяла, после того как он прослушал свою песню. Он тепло, по-братски, разговорился с Максутом.

— Ты, по-моему, даровитый парень. Учиться хочешь? Если хочешь — заберу с собой.

— Хочу учиться.

— Сначала отпросись у матери, милый, — буркнул Дуйсен.

Сакен тут же осадил его:

— Никакая мать не согласится жить в разлуке с сыном. Но это не значит, что они всю жизнь должны оставаться вместе. Ласковая мать проводит со слезами, а потом будет благодарить судьбу, когда сын выучится. Ленин говорит — учиться надо, учиться и учиться. Хозяин нашего государства — рабочий. А рабочих у нас пока мало, очень мало грамотных. Чтобы управлять страной, надо иметь не только силу, но и знания. Знания необходимы также и для того, чтобы отличать друга от врага. Даже для того, чтобы орудовать кайлом, надо кое-что знать. Пролетариат должен готовить не только рабочих, но и своих ученых, своих государственных деятелей, своих акынов-писателей. С неба они не свалятся, и со стороны их никто не пришлет.

Рабочие подошли только поздороваться, но задержались у Сакена довольно долго.

— Новые песни обязательно пришлю, — пообещал Сакен, когда они уходили. — А ты, Максут, если не передумаешь насчет ученья, собирайся. Мы долго здесь не задержимся.

Сарыбала проводил рабочих до самого завода. По дороге он разговорился с Садвокасом, пожилым приземистым человеком со следами оспы на лице и двумя тяжелыми морщинами на лбу. Говорил Садвокас обычно мало, но если скажет, то скажет прямо, как отрежет. По характеру он замкнутый, суровый, сдержанный, как и Сарыбала. Но когда они встречаются вот так, наедине, то выкладывают все, что накипело на душе.

— В шептаниях тех, кто встречал Сакена, бог свидетель, таится недоброе, — сказал Садвокас, прощаясь. — Ты приехал сюда, но хорошо делаешь, что не участвуешь в сговоре. И не советую участвовать, запачкают.

— Нет, буду в стороне. Потому что, если свяжусь, не вытерплю, разругаюсь. Думаю, что они не оставят в покое, постараются оклеветать.

— Орынбек может сказать, что отец твой — хаджи, тесть — бай, и смешает тебя с грязью. Но пусть попробует. Мы за тебя заступимся. Люди не забыли, кто дал отпор распоясавшемуся Мухтару.

Слова Садвокаса произвели на Сарыбалу сильное впечатление.

К месту, где принимал высокий гость, он возвращался воодушевленный, с надеждой на поддержку честных людей.

Возле Сакена был все тот же, небольшого роста чернобородый мужчина. В толпе вполголоса переговаривались:

— Кто он такой?

— Сын Есенбека, Аубакир.

— Друг Сакена.

Есенбеков жестом пригласил желающих и вслед за Сакеном вошел в юрту.

В небольшой юрте всем не уместиться. Кому не хватило места, остались стоять у входа. Сарыбала успел протиснуться внутрь, присел у двери, внимательно вглядываясь в лица сидящих на почетном месте. Справа от Сакена сел Есенбеков, слева — Орынбек. Никто не шевелился, не заговаривал, стояла полная тишина. Первым ее неожиданно нарушил здоровенный Абыл, тесть Мухаммедия:

— Свет наш Сакен, услышав о твоем приезде, мы, старые и молодые, собрались здесь, чтобы повидаться с тобой и пожаловаться на свою судьбу. Мы с тобой дети племени алтай-карпык. Известен всем и твой отец, и ты сам. На казахской земле сейчас корова ревет, медведь ревет, а кто кого дерет — сам черт не разберет. Всякая ссора, сам понимаешь, красна миром. Установи у нас мир. Нам не дают даже спать спокойно со своей старухой. У нас отобрали хорошего коня и вкусную пищу. Примчится кто-нибудь с винтовкой, чуть что не понравится, сразу кричит на тебя: «Буржуй!» Слово скажешь в ответ, он орет: «Аристабайт». Наши дети и жены живут в постоянном страхе. Мы сами, как зайцы, стали бояться своей тени. Только перед тобой говорю откровенно, а перед другими, несчастный, не осмеливаюсь раскрыть рот.

— Кто вас обижает? — спросил Сакен, в упор глядя на Абыла.

— Всех не перечислишь… Найдутся такие даже в этой юрте и даже среди тех, с которыми ты сидишь колено в колено. Все бесчинства делаются от имени правительства. — Абыл усмехнулся и смолк.

Раздраженно заговорил Орынбек:

— Ты почему усмехаешься, толстопузый и прожорливый защитник старины? Тебе так и хочется сказать: долой советскую власть! Только это сейчас у тебя в башке. Сказать открыто боишься, а зубами скрипишь от ненависти. Говори, подлец, выскажи все, прежде чем умереть! Дни твои сочтены!

Тотчас вмешался Мухаммедий:

— Потише на поворотах, Орынбек, потише! Кто из нас подлец — не тебе судить, а народу. Если народ определит, то определит точно. Сакен, народ пришел к тебе. Запрети лаять этой собаке!

— Никто не накинет платок на мой рот! — вскипел Орынбек. — Не копайся в моей душе, голодный шакал. Я не по твоим зубам!