Габиден Мустафин - Избранное. Романы

Отряд уже собрался выехать, когда прискакал всадник на взмыленной лошади. Похоже, что он привез либо большую радость, либо тяжелое горе.

Оказалось ни то, ни другое. Отозвав Сарыбалу в сторону, посыльный вручил ему конверт с надписью в углу: «Срочно». Сарыбала вскрыл письмо:

«…В твоей честности не сомневаюсь… Работать в родных местах в данное время очень трудно. Нас засыпали жалобами на тебя. Поэтому решено перевести тебя в Ерейменскую волость. Не обижайся, дорогой, не подумай ничего плохого.

Как ни спешил посыльный, а весть о переводе начальника долетела сюда раньше. О своей участи Сарыбала узнал только сейчас. А Алибек узнал раньше и, сдвинув тюбетейку набекрень, важно вышагивал возле юрты.

Сарыбала пришел в ярость.

— Эй, черный кобель, подойди сюда! — крикнул он. — Полагаешь, что если меня переводят, то мне пришел конец? Мне придет конец, когда придет конец советской власти! Эй, Ахмет, надеть на него железные путы снова. И посадить вместе с ворами! Отдать клячу пастуху и оседлать мне коня Алибека!

Обманутый Айдарбек опять поднял голову. Начальник вскоре успокоился, а он, наоборот, разбушевался, будто здесь его смертельно опозорили. Алибека усадили на одного верблюда вместе с ворами, скрутили всех троих железными путами. Когда двинулись, Айдарбек подлетел к верблюду и закричал на Алибека:

— Горлохват вонючий! Узнаешь, чем крапива пахнет!

— Молчи, крапива! Лучше ответь мне, сколько стоит твое «арестовайт»? Ты не раз лакал рвоту, выкинутую из вонючего желудка через вонючую глотку! Что ж, заставь нас еще раз поблевать, а потом облизывай, — ответил Алибек, спокойно покачиваясь на верблюде.

— Ну и язык, ах и язык, лишился б ты языка! — затараторил Айдарбек, еще больше злясь оттого, что не мог ответить поядовитее.

Милиционеры выехали. Около пятидесяти всадников выступили вместе с ними. Ничего не требуют, ни о чем не говорят и не отстают.

Сарыбала выехал вперед и пустил коня умеренной рысью. Под ним породистый гнедой Алибека. Начальник сидит в седле прочно и прямо, словно вкопанный кол.

По пути из аулов выходили люди навстречу, приглашали в гости то один, то другой, представлялись Сарыбале то «зятем», то «тетушкой», то «племянниками». Он не принял ни одного приглашения, решив не делать остановок.

Зашло солнце, сгустились сумерки. Аулы манили к себе огоньками. Всадники скакали мимо собравшихся возле алтыбаканов девушек и молодух, поющих песни, охраняющих овец на котанах. Сарыбала ехал молча, погрузившись в свои думы, хмурый, как наступившая ночь. Айдарбек поравнялся с ним, негромко проговорил:

— Подъезжаем к аулу Ирсимбета-хаджи. У его сына Шаймердена есть очаровательная дочь! Шаймерден сам приехал с приглашением. Отдохнем немного, дорогой, все утомились от езды… А девушку увидишь — в обморок упадешь.

Казалось, никакой повод, ни одна действительная и мнимая причина не могли бы сегодня остановить Сарыбалу. А вот упоминание о красивой девушке ослабило его решимость. Сарыбала повернул коня в сторону аула Ирсимбета.

Шаймерден принял гостей в своей юрте и прислуживал им стоя. Дочь его оказалась не такой уж необыкновенной красавицей: совсем еще молоденькая, худенькая, она была просто миловидна. По молодости, из робости или по требованию самого хаджи она исчезла сразу, как только прибыли гости. Барана уже зарезали, дастархан расстелили. У Сарыбалы пропало настроение оттого, что не мог придумать подходящего повода, чтобы поскорее выехать. Выпив пиалу кумыса, он сказал: «Вздремну немножко» — и прилег на бок.

Закрыл глаза, но не спалось. Он измотался, устал от долгого недосыпания, длинной беспокойной дороги, от упрямства и разных выходок своих земляков…

Едва он задремал, как кто-то знаками вызвал Айдарбека наружу. Сначала в юрте людей было полно, но постепенно она опустела, и скоро остались лишь дремавший на переднем месте начальник, а у двери спутанные Алибек, Жокен и Шагыр.

…Неподалеку от жилья небольшая толпа окружила Айдарбека. Разговаривали вполголоса. Кто знает, сколько таится обмана, коварства у одних и жадности у других в этих бесчисленных сговорах и шептаниях. Спустя несколько минут Айдарбек с Шаймерденом заторопились к юрте.

— Ей-богу, спит он сейчас как мертвый. Ужасно утомился, — уверял Айдарбек на ходу.

Войдя в юрту, он обрадованно сказал:

— Точно, так я и говорил. — И самодовольно улыбнулся.

Шаймерден сунул ему в руку ключ. Айдарбек присел возле арестованных, живо открыл ключом железные путы и подмигнул — удирайте, мол, поскорее. Воры переглянулись, не зная, что предпринять, и не веря освобождению. Алибек даже не шевельнулся.

Сарыбала вскочил.

— Руки вверх!

Подняв руки, Айдарбек затрясся, как в лихорадке, зуб на зуб не попадает.

— Трус, негодяй! Зачем суешь руку в огонь, если боишься?!

— Прости, милый! Прости, век буду твоим рабом! Путы режут им ноги, пожалел…

— Врешь! Скажи лучше — хапнул?!

— Да-да, хапнул…

— А теперь скажи — выплюну!

— Выплюну, выплюну! Надену на них путы снова.

— Нет, теперь не наденешь. Э-эх, если б ты, подлец Айдарбек, был один, застрелил бы я тебя, как собаку, на месте. Но что поделаешь, вас таких еще много!.. Раз ты их пожалел, отдаю тебе всех троих до утра на поруки. Утром сдашь. Не сдашь — надену тебе путы не на ноги, а на шею.

— Ой-бай, нет, не возьму на поруки, не возьму!

— Не возьмешь — прикую тебя к ним.

Пришлось Айдарбеку дать расписку и взять воров на поруки, причем начальник запретил их связывать и заковывать путами.

Сарыбала спокойно уснул. Алибек, Жокен и Шагыр сидят рядком и посматривают на «освободителя» Айдарбека. Руки и ноги их свободны, делай что хочешь. Но они не могут даже выйти по нужде — Айдарбек не разрешает. В руках у него кинжал. Айдарбек сидит на корточках, подперев спиной дверь, и время от времени угрожающе предупреждает:

— Не смей шевелиться. Кто шевельнется — зарежу!

Вот так он и просидел до утра, пока не поднялось солнце и пока начальник не проснулся.

— Как это понять? — обратился к нему Сарыбала, подняв голову. — Арестованных освобождаешь, а освобожденных караулишь!

— Дорогой, не могу больше, еле стою на ногах. Разреши надеть на них путы, освободи меня! — захныкал Айдарбек.

Грузный, сильный мужчина превратился в мокрую курицу. Он действительно ослаб от долгой дороги и от дежурства всю ночь напролет. Кроме того, как мыльный пузырь лопнули его надежды вернуться домой прославленным и с богатой добычей.

Но Алибек потерял больше Айдарбека.

— Бог смутил меня и попутал, — заговорил Алибек. — Немало я повидал уполномоченных, которые приезжали в аулы. Я сравнивал их всех с гавкающей собакой. Бросишь такой собаке кость — она сразу завиляет хвостом. Многие к нам приезжали со своим «арестовайт!». Что-нибудь сунешь ему в зубы, он отвязывался от тебя и уезжал своей дорогой. Я сначала полагал, что ты один из таких. Полагал, предполагал — и вот путы на ногах. Наслышался оскорбительных слов, получил тумака по ребрам. Много раз в жизни я испытывал душевные мучения, много раз посягали на мою честь и авторитет. Но такого еще не было никогда! Теперь только я начинаю понимать, что советизация аулов и новая политика — это не болтовня, а дело твердое. Это похоже на игру кошки с мышкой, которая обречена. Если ты еще не до конца отомстил мне — не тяни, вот моя шея, — сказал Алибек и склонил голову, касаясь земли черной бородой.