Вячеслав Королев - В лесах Карелии

— Но ведь это вредительство, Федот Никифорович?!

— Этих названий я не знаю, это не по моей части. Но если финн даже с малейшим изъяном бревна не берет, как же он дырявое брать будет?

— Не только не будут брать, придерутся летом на приемке, скажут, заведомый брак поставить хотите, приемку прекратят...

— Этого я не знаю.

— А чей это штабель, знаешь?

— Вот оба эти штабеля — Корниловых.

— И в обоих..?

— Только в нижних рядах.

***

Выездная сессия Верховного суда республики привлекла Корниловых к строгой уголовной ответственности.

Ковалев старается отогнать воспоминания, настроить себя на что-нибудь, не связанное с лесом, и... еще глубже утопает в них. Его захлестывают мысли — разрозненные, нецеленаправленные, отрывочные, но... все про лес.

«Да-а, лесок карельский... кормил, поил и от северных ветров спасал ты много поколений карельских жителей... Откуда взяли эту поговорку: «Карел кору ел»? Какая же нужда есть кору, если на лесозаготовках можно было заработать и муку, и крупу, и даже чай с сахаром иногда. Я родился в одном из самых каменистых районов Карелии, там по сей день пашут больше сохой, чем плугом, но чтобы кору кто ел... А дичь, а рыба, которую радивые мужики засаливают на зиму полными бочками... Овсяную муку к великому посту в хлеб примешивать некоторые начинали — это верно, ружья для охоты были далеко не у всех...»

«До войны в Карелии рубили около десяти миллионов, — меняет направление мысль Ковалева, — в этом году дадим около миллиона. Белбалткомбинат, который заготовлял больше половины довоенных объемов, уехал на Восток и не вернется. Сколько же лет понадобится нам, чтобы вновь Карелия давала по десять миллионов в год? Много, ох как много... Но немцы разрушили тысячи городов, сотни тысяч сел, при отступлении затапливают шахты, разрушают предприятия и железные дороги. На восстановление понадобится очень много леса... Не обяжут ли нас здесь работать так, как нам еще никогда и не снилось? А? В нашем современном положении ко всему надо быть готовым...»

Своими заботами, своей болью он не может не поделиться с женой.

— А ты думаешь, нынешнее хулиганское отношение к лесу не пресекут? — обращается он к ней. — Пресекут, да еще как. Подожди, война кончится, возьмутся и за лесохозяйственные дела, — с надеждой говорит он о будущем и, чуть помедлив, с болью о настоящем: — Нет, ты посмотри, что получается! Все леса закрепили за так называемыми основными лесозаготовителями, которые являются полноправными хозяевами в закрепленных за ними базах. Хозяевами лесов теперь оказались, кроме Наркомлеса, Главлесосбыт, бумажники, торфяники, рыбаки, промстройматериальцы, и кого только там нет! И все они работают по одному принципу: «Руби! Нужны бревна, нужны дрова!» И мы с Малышевым подписываем директорам бумаги: «Выясните, нет ли в защитных железнодорожных полосах или в других запретных зонах лесных массивов, близко примыкающих к железнодорожным станциям и разъездам». Сердце кровью обливается, а подписываем.

— Так на кого же вы жалуетесь о непорядках в если сами такие вещи делаете?

— На фашистов, будь они трижды прокляты на вечные времена! Гибнут не только леса. Гибнут люди, заводы, города и села. И чем больше мы сейчас дадим дров для паровозов, для госпиталей, чем больше ящиков для снарядов и мин получит фронт, тем меньше погибнет наших бойцов, больше — фрицев.

Неожиданный телефонный звонок прервал Ковалева: вызывали к председателю Совета Министров П. С. Прокконену.

— Слушай, Сергей, в Кемском и Колежемском госпиталях дрова кончаются. КЭЧ жалуется на тебя: не хочешь дать пару тысяч кубометров взаимообразно в счет фондов будущего квартала.

— Пусть Главлесосбыт выпишет наряды в счет будущих фондов — отпущу немедленно.

Прокконен трет больную руку, укоризненно смотрит на Ковалева.

— Неужели ты не знаешь Юринова? За что его сняли с наркомов? Он собственной тени боится. Выпишет он... Надо дать без нарядов.

— Павел Степанович, вы уполномоченный ГОКО по снабжению Кировской железной дороги дровами. Распорядитесь выдать дрова госпиталям взаимообразно за счет кировцев.

Прокконен вскочил с кресла, начал нервно ходить по кабинету.

— Знаешь, что со мной за это сделают? Ах, знаешь... А тебя судить мы не дадим. Выдай без фондов по тысяче кубов. Солдаты же там раненые, понимаешь или нет?

— Понимаю, Павел Степанович, Нужно — значит нужно.

Фашистов погнали с карельской земли. В середине июля 1944 года Ковалев, посланный для восстановления предприятий лесной промышленности на освобожденной территории, вернулся из длительной командировки.

— Рассказывай, рассказывай, где пропадал! — встретил его Малышев, остававшийся в Беломорске для руководства действующими предприятиями.

— Развозил директоров по будущим леспромхозам и лесозаводам, а потом с Дмитрием Петровичем Юриновым и военпредом объезжал освобожденную территорию, выяснял, сколько древесины оставлено противником.

— И сколько же вы насчитали?

— Ерунда. У железной дороги около девяноста тысяч, у грунтовых дорог — пятьдесят, в сплаве — двести, в лесу — двести пятьдесят. Приблизительно, конечно.

— Надо быстрее осваивать.

— Мобилизовали из числа проживающих на занятой территории полторы тысячи человек. Но возить нечем — нет лошадей.

— Пришел приказ наркома Союза. Выделяют тысячу лошадей из Монголии и тридцать автомашин. Как дороги?

— Дороги общего пользования в хорошем состоянии, но очень много мин. Каждый мостик, даже труба дорожная — заминированы. Под Пряжей подорвались две машины с продуктами. Назначенный главным инженером Ведлозерского леспромхоза Леонтьев, мой однокашник, шестнадцать лет вместе проучились, подорвался в трех километрах от леспромхоза...

— Скажи, но коротко — я сам скоро выезжаю туда — о состоянии предприятий.

— Лесозаводы Уницкий, Сунский и Петрозаводский лесокомбинат уничтожены начисто, словно их и не существовало; Соломенский... тоже заново надо строить; в Райконкосском стоит труба и голые кирпичные стены; на Ильинском есть досчатый цех с двумя рамами. В леспромхозах глубинные поселки в основном уцелели, но за все время оккупации нигде не вбито ни гвоздя для их поддержания; центральные усадьбы леспромхозов, кроме Пая, частично уцелели. Пай сожгли полностью. Там у них был лагерь, строили узкоколейку к Свири и разбирали вторые пути от Петрозаводска до Лодейного Поля. Мертвых закапывали на территории лагеря, то есть в самом поселке.

При отступлении поселок сожгли, а могилы сровняли с землей...

— Сволочи...

— Все производственные объекты — гаражи, мехмастерские, кузницы — полностью и повсеместно разграблены. Связь уничтожена. И вообще все, что было сделано из металла — увезено.