Вячеслав Королев - В лесах Карелии

— Но он и по другим делам...

— Я думаю, метода у него одна: подкуп и жульничество. Ну и нахальство такое, какого не сыщешь. На днях пришла партия лошадей из Вильнюса. Начальник станции подводит меня к последнему вагону и говорит: «Вот этот вагон лично вам адресован». Открыли. Там в одной половине стоит красавица кобыла в серых яблоках, а в другой — трофейная мебель.

— Что ты говоришь? — изумленно воскликнул Малышев.

— Я вагон переотправил в Пяжиевосельгский леспромхоз. А с этим жуликом, Александр Иванович... Я перестану себя уважать, если не посажу его куда следует.

— И правильно сделаешь, — проговорил Малышев. Заложив руки за спину, он опять стал ходить по кабинету,

— Будет ли толк, Сергей, с этих электропил? — снова обратился он к Ковалеву.

— Обязательно будет, Александр Иванович, обязательно.

— Так чего же ты с ними тянешь? Вот и в сегодняшнем разговоре министр меня попрекал, что пилы у нас несколько месяцев без толку валяются.

— У нас Готчиев и Пякконен дают замечательные результаты на электропилах, но распространяем мы их опыт пока еще очень плохо.

— Где они сейчас работают?

— В Кяпписельге и в Лобском.

— Вот и вези туда немедленно лучкистов из всех леспромхозов, пусть переучиваются на электропильщиков. Учти, что все новое не уговорами, а дубиной часто вколачивать надо. Покруче будь в этих делах. С трелевочными тракторами-то что слышно? Что это за штука?

— Наряды на сорок машин с Кировского завода получили уже два месяца назад, но их пока никто в глаза не видел. Не грузят. Говорят, осваивают производство.

Малышев подошел к столу, поднял трубку одного из телефонов и вызвал к себе заместителя начальника отдела материально-технического снабжения Прохорова.

— Ну как, Василий Тихонович, трелевочные трактора КТ-12 хороши, хвалят их директора? Небось лошадей полтыщи заменят на трелевке? — совершенно серьезно спросил Малышев у вошедшего Прохорова.

— Откуда мне знать, Александр Иванович, я их во сне не видел.

Малышев вплотную подошел к снабженцу и беззлобно, будничным голосом спросил:

— Тебе, Василий Тихонович, приходилось хоть раз в жизни смотреть, как зимой на лошадях лес возят? Не дрова для своих нужд, а бревна на государственных лесозаготовках?

— Нет, Александр Иванович, не приходилось.

— Там до пояса в снегу бьются и люди и лошади, даже в самый сильный мороз с людей пот течет, а с лошадей хлопья пены валятся. Как думаешь, с чего бы это?

— Александр Иванович, — прижал обе руки к груди Прохоров, — Сергей Иванович знает, во все концы телеграммы давали, жаловались на завод... не грузят.

— А что, после телеграмм людям и лошадям стало легче на делянке?

— Александр Иванович...

Малышев положил руку на плечо Прохорова.

— Поезжай быстренько на завод, здесь всего четыреста верст, и привези трактора. Понял? Исправь свою ошибку и никогда больше не повторяй. Ты на очень важной работе, Василий Тихонович, помни это.

Прохоров молча выпятился в дверь.

Ковалев знал, как умеет ругать Малышев! Однажды во время войны 1939/40 года Ковалеву крепко досталось от него за непоставку вовремя двадцати четырех тысяч шпал для строительства дороги Петрозаводск — Суоярви. Бегом бежал тогда Ковалев от треста до вокзала, вскочил на площадку товарного вагона и на лютом морозе проехал восемьдесят километров, чтобы скорее попасть в леспромхоз. Четыре шпалорезки леспромхоза работали круглосуточно, не останавливаясь ни на минуту, и четверо суток Ковалев не покидал их, ни разу не заходил к себе на квартиру. «Пятьсот реальных в смену, пятьсот, без этого домой не отпущу», — хрипел он рабочим. К концу недели все двадцать четыре тысячи шпал были отгружены по назначению. «Но как сумеет Прохоров трактора привезти, не представляю», — думал Ковалев, глядя вслед ушедшему снабженцу.

А Малышев, уже забыв про трактора, сел на диван рядом с Ковалевым и проникновенно, с ноткой тревоги в голосе, заговорил:

— Плохо у нас, Сергей, в Южкареллесе, очень плохо. Не тянет Воронин, не получится из него настоящего управляющего. Время сейчас тяжелое, работать надо энергично, продуманно, а он ходит, словно через месяц рожать собрался. Как ты думаешь, кого бы нам на трест поставить?

Ковалев посмотрел Малышеву в глаза. Была в них озабоченность и налет тоски. И тогда Ковалев решительно сказал:

— Отдайте Южкареллес мне.

Малышев отшатнулся от Ковалева, словно ожегся, и впился в него глазами.

— Ты что, Сергей, ты что?

— На время...

— И первым замом и управляющим?

— Да, пока человека хорошего подыщем.

— Но ведь у Южкареллеса не только больше половины министерского плана, но и восстановление всех леспромхозов...

— Вот пускай и руководит им первый заместитель министра.

Малышев обхватил плечи Ковалева своей сильной рукой и, глядя своими карими глазами в его серые глаза, растягивая слова, спросил:

— Ты серьезно это, Сергей?

— Вполне.

— А выдержишь?

Ковалев рассмеялся:

— В 1936 году на практике в Кондопожском мехлесопункте я у Тидена, а потом у Башмачникова на четырех должностях работал: мастером по погрузке, плановиком, статистиком и личным секретарем начальника мехлесопункта. Матрац, свернутый в трубочку, держал у себя за спиной. Разворачивал его тут же у стола часа на два в сутки. Ничего, выдержал. Хотелось в академию с большими деньгами вернуться, эти молодцы мне все четыре жалованья полностью выплачивали. Справлюсь, Александр Иванович, не бойся, и двух зарплат просить не буду.

— Позвоню Куприянову?

— Звони.

Куприянов полностью одобрил предложение и приказал завтра же перевести трест Южкареллес в нижний этаж министерства, выделив там кабинет Ковалеву как раз под его министерским кабинетом.

Положив трубку, Малышев долго сидел за столом в задумчивости. Потом медленно подошел к продолжавшему сидеть на диване Ковалеву и тихо заговорил:

— Счастливый ты человек, Сергей. Молодой, на десять лет моложе меня. И все дороги перед тобой открыты. Смотри, у Куприянова твое предложение даже йоты сомнения не вызвало, уверен, что ты справишься. Да-а, широкие дороги перед тобой открыты, далеко пойти можешь.

— Нет, Александр Иванович, мои дороги за пределы Карелии ни в какую сторону не пойдут. Из Карелии я никогда никуда не уеду.

В дальнейшем жизнь покажет, что Ковалев останется верен своему слову: звали его и в Архангельск, когда ликвидировали Карельский совнархоз, и в Москву, когда восстанавливали министерства. Не поехал.

— Что ж, и здесь работы хватит, — помолчав, продолжил разговор Малышев. — Сядешь в мое кресло, хозяйство вырастет, работать будет над чем.

— Что-то у тебя настроение испортилось, Александр Иванович, не я ли виноват со своим предложением?