Вячеслав Королев - В лесах Карелии

— Я могу только приветствовать, Геннадий Николаевич, но для этого надо просить...

— Подожди, это не все. У тебя сейчас уровень механизации вывозки около двадцати процентов, так?

— Так.

— А по остальным видам работ и того меньше. А в пятидесятом году ты должен все фазы производства механизировать чуть ли не до семидесяти процентов. Это же само не придет, под это надо и механизмов просить уйму и инженерные кадры.

— Да-а, — тяжело вздыхает Малышев, — и все это уже через год...

— Ты не вздыхай, а посади-ка сейчас Ковалева и Досталя, пусть сочиняют проект постановления. Предусмотрите все, что нужно для заготовки в пятидесятом году десяти миллионов кубометров. Рабочих записывайте семейных, и не меньше двадцати тысяч семей. Ссуды на хозяйственное обзаведение тысяч по десять на каждую семью, лошадей просите, сено, механизмы подсчитайте на весь объем работ, записанный в пятилетке, Западно-Карельскую дорогу учтите... В общем поработайте над этим документом хорошенько. Мы с тобой вместе в Москву с ним поедем.

— Понял, Геннадий Николаевич, — бодро отвечает Малышев.

В большом кабинете члена бюро Совета Министров СССР по лесной, бумажной и деревообрабатывающей промышленности Воронова, справа от двери, стоит солидный письменный стол с приставленными к нему маленьким столиком и двумя мягкими креслами. Прямо от двери, вдоль окон, — длинный стол для заседаний, обитый зеленым сукном. По обеим сторонам стола расставлены стулья, обтянутые кожей.

В торце этого стола сидит хозяин кабинета, Иван Емельянович Воронов. Сбоку, слева от него, — первый секретарь ЦК Компартии Карело-Финской республики Куприянов, министр лесной промышленности Малышев и главный инженер этого министерства Досталь.

Воронов — человек лет сорока, с умными глазами, чуть повыше среднего роста, с залысинами и редеющими волосами, начинающий слегка полнеть. Облокотившись о стол и положив голову на ладони, он внимательно читает какую-то бумагу. Закончив читать, поднимает глаза на присутствующих. Смотрит бесстрастно, словно хочет сказать что-то будничное. Сторонний наблюдатель понял бы сразу, что прочитанное не произвело на него впечатления. Вдруг глаза Воронова загораются веселым огоньком, на лице появляется подобие улыбки.

— Интересные вы люди — карелы, — и он расцветает в улыбке. — Со мной в академии целая группа училась из Карелии. Многих помню: Руликова, Кеттунена, Саксмана... Замечательные лыжники были, Ковалев учился... он ведь у вас сейчас работает... — Воронов делает паузу, что-то вспоминая. — Да-a, хорошее было время...

Постепенно лицо Воронова снова становится серьезным, он несколько секунд молчит, затем возвращается к начатому:

— Интересные, говорю, вы люди. Понаписали просьб на четырех страницах, а подо что просите — ни слова. Кто ж такие бумаги по Москве носит?

— Иван Емельянович, мы собираемся наращивать объемы заготовок до десяти миллионов кубометров... — бодро начинает Досталь.

Воронов бросает в сторону Досталя неприязненный взгляд, перехватив который, главный инженер немедленно умолкает.

— Подо что просишь? — снова обращается Воронов к Куприянову, словно и не слышал реплики Досталя.

— Иван Емельянович, — солидно начинает говорить Куприянов, — до войны у нас было две лесозаготовительные организации: леспромхозы Наркомлеса СССР и Белбалткомбинат Наркомата внутренних дел. В целом по республике заготовлялось 9600 тысяч кубометров. Белбалткомбинат эвакуирован на восток, а предприятия Наркомлеса начисто разрушены войной. Сейчас в республике один основной заготовитель...

— Известные истины, — нетерпеливо перебил его Воронов, — кто не знает, что в Карелии была война... слава богу, уж три года как кончилась.

— Про войну в Карелии, может, и известно, а про лесные дела, я уверен, вы не все знаете.

Воронов недоверчиво посмотрел на Куприянова, но промолчал. Куприянов продолжал:

— Наркомлес до войны заготовлял в республике немногим больше четырех миллионов кубометров. Сейчас же мы ставим перед собой задачу: силами этих предприятий (Наркомлеса, я имею в виду) заготовлять ежегодно по десять миллионов кубометров. Вот для этого мы и приехали...

Воронов, поморщившись, пальцами обеих рук потирал залысины и молчал. Наконец он с улыбкой посмотрел на Куприянова и произнес:

— Не то, совсем не то, Геннадий Николаевич. Я считал, ты шире думаешь, размашистее.

— Мало? Ведь для этого по Наркомлесу на территории республики надо больше чем удвоить заготовки против довоенных объемов...

Воронов встал.

— Давай я сяду рядом с тобой, Геннадий Николаевич. Малышев, пересядь на другой стул. — И Воронов уселся рядом с Куприяновым.

— Чуть не вся европейская часть государства, — проникновенно заговорил он, — лежит в развалинах. Разрушены сотни городов, несметное количество сел, десятки тысяч предприятий. Страна принялась за восстановление. Но нужен материал. И в первую очередь — лес!

— Так мы же даем...

— Что даем? Каких-то несчастных три-четыре миллиона кубов, а просите под них двадцать тысяч рабочих, две тысячи лошадей, сено и черт его знает что. Даже четыреста километров железной дороги широкой колеи по своим скалам и болотам просите проложить...

— Но освоить леса западной Карелии можно только...

— Подожди. Никто вам ничего не даст, пойми. Сейчас никого тремя миллионами не убедишь. Восстанавливают энергетику, металлургию, угольную промышленность, машиностроение, оборонные предприятия. Вот чем сейчас заняты и в Госплане, и в других ведомствах. Ваши просьбы рассматривать не будут, некогда.

— Ну, это мы еще посмотрим. Как это рассматривать не будут? — возразил Куприянов. — Сам говоришь, лес всем нужен до зарезу.

— Все правильно, — хлопнул ладонью по столу Воронов, — но заход нужен не такой, нужна вовсе другая метода решения вопроса.

— Какая?

— Нужен небольшой документ за подписью самого...

— Товарища Сталина? — дуэтом спросили Куприянов и Досталь. Карие глаза Малышева впились в Воронова так, словно ставить эту подпись или не ставить — решалось сию минуту.

— Только так, — подтвердил Воронов. — Малышев, — обратился он к министру, — сколько в Карелии можно заготовлять леса?

— По пятилетнему плану предусматривалось в сорок втором году — до семнадцати миллионов кубометров, — бодро доложил Малышев.

— Ну, семнадцать, двадцать... — вяло проговорил Воронов и, помолчав несколько секунд, решительным тоном продолжил: — Вот, сочините коротенький документ, обязывающий Минлеспром СССР, Совет Министров и ЦК КП(б) Карело-Финской ССР довести объем заготовок леса в Карелии до двадцати миллионов кубометров в год. Я вам гарантирую подпись хозяина под таким документом. А тогда перед вами распахнутся двери всех министерств, и Госплана, и самого Совета Министров Союза.