Вячеслав Королев - В лесах Карелии

Рядом с женой Степан увидел маленькое сморщенное существо с мокрыми волосиками. Схватившись за голову обеими руками, он круто повернулся и пулей вылетел на улицу. Жена поняла состояние мужа. Она тихо улыбнулась и закрыла глаза.

С этого дня в жизни Степана Ремнева появилась определенность. Теперь он жил, чтобы вырастить и сделать счастливой свою дочь. На воспоминания о прошлом был поставлен крест. В лесу работал Степан так же хорошо, как и раньше. Дома он делал все, что было надо для блага дочери и жены. В нем исчезла скованность, он освободился от необходимости не забывать о прошлом. Теперь он был «как все».

Прошло полтора года спокойной, счастливой жизни Степана Ремнева. Однажды вечером его вызвали в контору. Начальник лесопункта Кондратьев весело сообщил:

— Пришла бумага, Степан, предлагают срочно командировать в Петрозаводск человека на краткосрочные курсы механиков по ремонту трелевочных тракторов. На два месяца. В леспромхозе говорят, что через годик-полтора всех лошадей из лесу долой, полностью переведем трелевку на тракторы. Мы решили тебя, Степан, послать. Ты человек самостоятельный и обычные трактора, говоришь, ремонтировать тебе приходилось. Как смотришь?

— Надо с Верой посоветоваться, дочурка же...

Вера Ивановна сразу же ухватилась за предложение.

— Поезжай, обязательно поезжай. Иди давай согласие, пока Иван Федорович другому не предложил. Будешь, по крайней мере, работать в поселке, в мастерской. Леночка к тебе на работу будет приходить.

Этот аргумент решил все. На секунду Степан представил себя в мастерской, в дверь которой входит маленькая девочка в синем платьице и с таким же бантиком в золотистых волосах, — и побежал в контору. Через несколько дней он был уже в Петрозаводске.

До конца учебы оставалось две недели, когда Ремнев получил телеграмму: «Леночка тяжело заболела выезжай Вера».

Почему-то с первого дня рождения Леночки Степан так уверился в полном благополучии своей дальнейшей жизни, что, получив телеграмму жены, не сразу придал ей особое значение. Но часа через два, посреди урока, он вдруг представил дочь, лежащей в сделанной Степаном кроватке. Она была красная-красная, дышала тяжело и прерывисто. Ее золотистые волосы прилипли к мокрому лбу. «А вдруг умрет, — мелькнула в голове мысль, — а я здесь, далеко от нее...» Степан почувствовал, как волосы зашевелились на голове. «Если бы я был там...» Не задумываясь больше, он поднял руку.

— Что у вас, Ремнев?

— Разрешите мне выйти, со мной плохо.

Преподаватель пожал плечами. — До конца урока осталось... — он посмотрел на часы, — восемь минут. Если уж вам очень... что ж, идите.

Степан сорвался с места и побежал прямо к директору курсов.

Прочитав телеграмму, директор уставился в лицо Ремнева.

— Ну?

— Дочь маленькая при смерти.

— Тут сказано «тяжело заболела».

— Да.

— Ну и что? Чего ты ко мне прибежал?

— Отпустите домой на несколько дней.

— Сейчас? Ты считал, сколько до конца учебы осталось? Две недели.

— Я быстро вернусь.

— Ты неделю проездишь, учебу сорвешь. Не отпущу. И что ты вздумал? Дочь заболела! — передразнил он Ремнева. — У кого же дети не болеют? Ты слышал от кого-нибудь, чтобы дети росли и не болели? Так не бывает.

— Тяжело больна.

— У меня двое детей и оба были по десять раз тяжело больны. Не валяйте дурака, товарищ Ремнев, идите и учитесь.

— Товарищ директор....

— Что «товарищ директор», что? У меня для всей Карелии учится только двадцать человек, каждое место на вес золота. Двести обучали бы — и то бы не хватило. А я буду выпускать девятнадцать вместо двадцати только потому, что у него дочка заболела. Все! Не отпущу ни при каких обстоятельствах. Идите!

«Куда же еще идти, к кому обратиться?» — думал Ремнев, выйдя из кабинета директора. Он совсем не разбирался в инстанциях вышестоящих органов и чувствовал себя сейчас совершенно беспомощным. Вдруг его осенило: «Министерство лесной промышленности в Петрозаводске! Курсы, конечно, им тоже подчинены».

В отделе кадров министерства ему сказали то же самое, что сказал директор курсов, только немного повежливее. Но вышедшая вслед за ним женщина шепнула:

— Зайдите к нашему замминистра, поплачьте в жилетку, может отпустит.

Ремнев не бывал у начальства выше начальника отдела кадров леспромхоза и директора курсов. И он ни за что бы не решился пойти к заместителю министра, если бы не навязчивая мысль о том, что без него с Леночкой может случиться самое плохое. Необходимость немедленно быть возле дочери могла сейчас загнать его хоть в преисподнюю.

Ковры на полу кабинета, портреты Ленина и Сталина на стенах, мебель, о какой Ремнев никогда даже не слышал, произвели на него ошеломляющее впечатление. Он столбом встал у двери и принялся молча вертеть в руках телеграмму.

— Ну, что у вас? — спросил Ковалев. — Проходите поближе.

Степан продолжал стоять на месте.

— Что у вас в руках? Ну-ка покажите мне, — проговорил Ковалев, видя растерянность посетителя.

Степан подошел к столу и молча протянул телеграмму. Заместитель министра прочел, устало посмотрел в лицо Ремнева и с ноткой раздражения спросил:

— Чем же я должен помочь?

— Скажите директору курсов, чтобы отпустил меня на несколько дней домой.

Ковалев снова посмотрел на посетителя и стал медленно покачивать головой.

— В леспромхозах, дружок, вас несколько десятков тысяч человек. Если я буду решать такие вопросы помимо управляющих и директоров, то что же в нашем хозяйстве получится? Ну-ка сообрази. Не могу я за них решать, права не имею. Ты у директора курсов был?

— Был, он не пускает.

— Значит, нельзя, надо учиться.

— А если у меня дочка...

— Будем надеяться, что все обойдется благополучно, — прервал Степана Ковалев, — слава богу, лечить за последнее время стали значительно лучше. Конечно, бывает всякое. У меня тоже недавно трехлетняя дочь умерла.

Он не подумал, что последней репликой не помог посетителю, а сделал ему еще больнее. Но ошибка заключалась не только в этом — Ковалев не захотел внимательно поговорить с посетителем, не узнал, кто перед ним стоит. На Ремнева он посмотрел как на одного из десятков тысяч, работающих в лесных предприятиях.

Степан ушел совершенно обескураженный. «И этот не хочет меня понять, не желает разобраться в деле, — думал он, — ну что стоило ему поднять одну из телефонных трубок и дать указание директору отпустить меня. Нет, видно, на чужое горе всем наплевать».

Вечером в общежитии Степан решил посоветоваться с другими курсантами. Он обстоятельно рассказал все, умолчав только о своем прошлом. Ребята внимательно слушали, а когда он кончил, сосед по кровати спросил: